И вот надо же было такому случиться. Именно в тот день, когда я напоследок навестил своего подсоветного Амануллу, от одного из агентов поступила информация о том, что ближайшей ночью «духи» с близкого расстояния расстреляют из тяжелого вооружения штаб операции, располагавшийся на ту пору в трех километрах севернее Кандагара.
Информация была действительно серьезной, и требовала соответствующего реагирования. Проведя контрольную встречу с агентом, и выяснив у него численность бандгруппы, ее вооружение и место временной дислокации, я нанес координаты на свою рабочую карту.
Из всего сказанного агентом следовало, что банда численностью около тридцати человек прошлой ночью скрытно приехала на трех машинах из уезда Шахваликот. С собой они привезли несколько безоткатных орудий и кучу боеприпасов к ним. Машины той же ночью ушли обратно, а бандиты обосновались в развалинах кишлака, «зачищенного» буквально накануне десантниками 1-го ДШБ Бригады. В этом заброшенном кишлаке давно уже никто не жил, и бандиты частенько захаживали туда, устраиваясь на дневку или выжидая удобный момент для нападения на автоколонны, передвигавшиеся по трассе на Калат.
От кишлака до штаба операции напрямую было не более семи километров. «Духи», навьюченные «безоткатками» и боеприпасами, могли преодолеть это расстояние за каких-нибудь два-три часа. Но до наступления темноты они однозначно будут отсиживаться в развалинах, и это был момент не в их пользу.
Зная о местонахождении полевого штаба операции, я попросил у исполняющего в ту пору обязанности командующего Царандоя — Гульдуста, дать мне какой-нибудь транспорт. Пытаясь отделаться от меня как от назойливой мухи, Гульдуст порекомендовал воспользоваться «Тойотой» спецотдела.
Шутник, однако. Но не на того он напал. Я отлично знал — дорога к штабу была разбита танками и БТРами до такой степени, что представляла собой непроходимое пыльное месиво, по которому и на грузовике-то было трудно проехать.
После недолгих препирательств и совместных переругиваний Гульдуст проявил «снисхождение», и дал команду предоставить мне БРДМку дежурной части. Кроме экипажа БРДМки, со мной поехал советник «джинаи» (уголовного розыска) — Гена Стрепков.
Выехав за город, мы проследовали по дороге, ведущей в уездный центр Кукимати Аргандаб. После того, как миновали сосновую рощу на северной окраине Кандагара, свернули с дороги вправо, и дальше заколесили по разбитой грунтовке. Минут через пятнадцать-двадцать подъехали к штабу операции, расположившемуся лагерем у подножья горы, одиноко возвышавшейся над безжизненной полупустыней.
При въезде на территорию штаба поперек пыльной дороги стоял импровизированный шлагбаум, состоящий из вкопанных в землю двух рогатин и лежащей на них здоровенной оглобли, к которой с одной стороны был привязан танковой каток, а с другой — длинная веревка. Я едва не рассмеялся по поводу увиденного — посреди степи стоят ворота, а забора нет вообще. Вместо него, с интервалом в полметра, по всему периметру лагеря очень аккуратно были разложены камни, побеленные известью. Такими же камнями были обозначены дорожки на территории самого лагеря.
Часовой, а им оказался солдат первогодка, скорее всего узбек, от длительного стояния под солнцем в каске и бронежилете, видимо перегрелся до такой степени, что очень долго не мог сообразить, как ему поступить с незнакомыми людьми, рвущимися на территорию штаба. Только после того, как Гена выдал очень сложную тираду, с упоминанием мамы часового, до того наконец-то дошло, что перед ним стоят советские офицеры, и он вызвал начальника караула.
Подошедший прапорщик оказался намного сообразительней своего подчиненного, и без особых проблем запустил нас на территорию штаба. «Территориальную» границу пересекали под оглоблей, которую солдат поднял перед нами с чувством исполненного долга. Царандоевскую БРДМку за шлагбаум не пустили, указав ее водителю место стоянки на специально обозначенной площадке перед шлагбаумом.
Генеральский «кунг» стоял в тени маскировочной сети, натянутой над основательно осыпавшимся капониром. Самого генерала в «кунге» не было. Непродолжительные поиски привели нас в офицерскую столовую, размещавшуюся в большой палатке, где Пищев обедал в кругу старших офицеров. По реакции со стороны господ полковников мы поняли, что особой радости от появления непрошеных гостей они не испытали. В этой ситуации самым демократичным оказался сам генерал. Он предложил нам присесть и отведать армейского борща из концентратов. Но мы ограничились чаем, заваренным на верблюжьей колючке.
Пока чаевничали, я в общих чертах обрисовал Пищеву цель нашего визита. Поняв, о чем идет речь, генерал в ускоренном темпе завершил трапезу и предложил нам пройтись до штабного «кунга». С собой он прихватил еще несколько офицеров. Спустя несколько минут доставленные нами сведения нашли свое отражение на штабной карте. Сверив еще раз мои черновые записи с отметками на карте, Пищев связался с кем-то по телефону, и отдал распоряжение нанести по кишлаку БШУ, с последующей контрольной проверкой силами десантников.
Генерал лично проводил нас до БРДМки. И уже когда мы влезали на борт бронемашины, как бы невзначай спросил.
— А по какой дороге вы сюда приехали?
— По этой, — я рукой показал в сторону дороги, по которой час тому назад БРДМка привезла нас в штаб.
По тому, как генерал начал меняться в лице, я понял, что сказал что-то не то, или не так.
— А что? Чего-нибудь случилось? — почти машинально спросил я.
— Ну, предположим, что пока что еще ничего не случилось, — задумчиво произнес генерал. — Вы, когда ехали сюда, видели два сгоревших БТРа?
— Конечно, видели. Нам из-за них пришлось выбираться из наезженного пыльного корыта дороги на целину, и БРДМка едва не застряла в песке.
— Ну, вы даете мужики! Так вы ж все в рубашках родились! Эти броники подорвались буквально два дня тому назад. Погибли шесть десантников из 2-го ДШБ и еще почти столько же сейчас лежат в госпитале. На той дороге, по которой вы ехали, «итальянок» больше чем блох на шелудивой собаке, и их никто даже не пытается извлекать оттуда. Саперы пытались их снять, да сами едва не погибли. Так что по этой дороге уже третий день никто не ездит.
Пришло время нам удивляться.
Гена Стрепков сразу вспомнил о двух больших кочках, на которые наскакивала БРДМка, пока мы ехали по пыльной грунтовке в штаб. Удары о них почувствовала его нежная задница, но он тогда не придал этому особого значения, посчитав, что под слоем пыли лежали такие же камни, каковых в избытке было в этой полупустынной местности.
Назад пришлось возвращаться по другой дороге, ведущей в противоположную от штаба сторону. Для меня и Гены это было даже лучше, поскольку новый маршрут проходил мимо «Компайна». А для экипажа бронемашины это был лишний крюк, километров этак с десять. Но они особо не переживали. Мы им так «доходчиво» расписали то, о чем нам рассказал Пищев, что они готовы были ехать хоть за сто верст, лишь бы не возвращаться назад по «дороге смерти».
В этот день сделал для себя весьма оригинальный вывод: вырывая из корявых рук старухи смерти чью-то жизнь, не забывай, что вместо спасенного тобой человека сам можешь стать ее очередной жертвой. А вообще то, получилась очень интересная ситуация. Спасая Пищева с его штабом, я не думал, что и он в этот день фактически спасет нас. А как же иначе. Не пойди он нас провожать, еще не известно, как бы развились дальнейшие события. Как в той притче из сказки: «Делай добро, и оно тебе добром вернется»…
Импровизированное совещание на КП было в самом разгаре, когда к скале подошла колонна царандоевских автомашин с солдатами на борту. Впереди колонны ехал бронетранспортер, на котором восседал Мир Акай с командиром опербата — Алимом. На этот раз «Эверест» пришлось покорять именно им, в чем афганцам можно было только посочувствовать.
Пока Пищев на карте ставил задачу для царандоевских подразделений, я между делом наблюдал за тем, что происходит в «зеленке». Хорошо были видны пуски ракет, которыми «духи» обстреливали две
