стоявшие до этого в главном корпусе завода.
По всей видимости, это было задумано специально, так сказать — для большего эффекта.
Министру это очень понравилось. Он с важным видом ходил по цеху в сопровождении свиты чиновников, и оценивающим взглядом разглядывая каждый станок, интересовался у стоящих за ними рабочих о достоинстве и недостатках советской техники. «Работяги» только кивали головами, и знай себе талдычили: — «Бисиор хуб, бисиор хуб». Стало быть, очень они хорошие, эти советские станки.
Я немного отстал от этой «делегации» и решил просто побродить по цеху и понаблюдать за происходящими там делами. Подошел к токарному станку, у которого стоял совсем молодой афганец. Зажав в патрон станка металлическую болванку, он слой за слоем снимал с нее резцом серебристый металл. Делал он это с таким сосредоточенным видом, словно выполнял какую-то очень ответственную работу. Минут через пять от той болванки практически ничего не осталось, но зато металлических стружек под станком, появилась огромная куча. Увидев, что Рафи ушел в другой конец цеха, афганец выключил станок и начал не спеша собирать эту стружку каким-то небольшим металлическим крючком. Рядом с тем токарным станком на отдельном постаменте стояло электрическое точило, возле которого примостился бородатый «бобо» в папахе. «Бобо» с усердием затачивал длинный металлический прут, высекая из него снопы искр.
Мне стало смешно от всего увиденного. Если «токарь» перевел в стружку целую металлическую болванку, то этот «бобо», по всей видимости, задался целью перевести в искры толстый металлический прут. Я осмотрелся кругом и увидел, что за остальными станками происходит то же самое. И для чего это надо было делать? Только ради того, чтобы показать министру, что станки работоспособные? Дуристика какая-то.
Прохаживаясь по цеху, я забрел в какое-то боковое помещение, посреди которого на массивном бетонном фундаменте был установлен пневматический молот. Что-то уж больно знакомое показалось мне в его очертаниях. Подойдя ближе, я стал искать заводской ярлык.
Мамочка ты моя родная!
У меня даже в горле перехватило.
На черной жестянке, прикрепленной четырьмя шурупами к станине станка, было четко выгравировано: «Астраханский завод кузнечно-прессового оборудования».
Родненький ты мой, «землячок», да как же тебя угораздило загреметь в такую даль? Это ж сколько времени ты путешествовал по всему миру, пока ни попал сюда, на эту чужбину? И что ты собираешься здесь ковать, железная твоя душа?
Я стоял у молота и, поглаживая рукой холодный металл, мысленно представлял, сколько всего пришлось испытать ему. Не известно еще, на кого ему придется работать уже в ближайшее будущее. Да и придется ли вообще ему на кого-то работать. Придут вот «духи», да и взорвут все к чертям собачьим. Так и не успеет он показать никому неуемную силу своего удара.
Видать не нашлось в Кандагаре хорошего специалиста-кузнеца, который смог бы сегодня попробовать молот в деле, показать, на что он способен. Вот и стоит он теперь в гордом одиночестве, в стороне от других станков, которые в отличие от него сейчас крутятся, вертятся, показывая всем какие, мол, они хорошие.
Ну, извини, землячок, мне пора идти. Ты уж не скучай здесь один. Придет время, и ты еще покажешь, какая сила имеется у русского молота. Прощай, дорогой!
После «общения» с молотом больше уже не хотелось никуда идти, ничего смотреть. Вон, и «свита» возвращается обратно. Видимо, все уже успели посмотреть.
После относительно прохладного воздуха в цеху, уличная жара неприятно ударила в лицо. Да и начавшийся «афганец» своей колючей пылью сразу испортил все настроение.
Когда Рафи вышел на улицу, к нему подскочил какой-то афганский полковник со скрещенными саблями на погонах. Судя по изумленному выражению лица министра, я понял, что полковник докладывает о каких-то невероятно интересных вещах.
От того, что я увидел в следующий момент, у меня непроизвольно отвисла челюсть.
Полковник рукой показывал в сторону бронетехники и орудий, что были привезены на завод для ремонта.
Орудия были уже прицеплены к форкопам двух «шишиг» и готовы к перевозке их к месту назначения. Колеса на БТРе стояли на своих местах, словно никто их оттуда и не снимал. На танке, у которого до этого отсутствовала гусеница, эта самая гусеница была там, где ей и положено было быть. Но больше всего, меня поразило то, что у танка «с розочкой» из башни торчал вполне нормальный ствол пушки.
Да когда же это они успели все это сделать?
Ну ладно, я все понимаю насчет колес и гусеницы. Наши солдаты наверняка смогли бы за то же самое время все поставить на свои места. Но ствол! Как они умудрились за столь короткое время поменять испорченный ствол танкового орудия? У меня это никак не укладывалось в голове.
А полковник «с саблями» тем временем с воодушевлением рассказывал министру о том, какие классные специалисты работают на новом военном заводе. Все им нипочем. Для вящей убедительности полковник подал сигнал рукой, и вся эта еще недавно не пригодная к эксплуатации военная техника своим ходом пошла за пределы завода.
По всему было видно, что министр очень доволен расторопностью своих подчиненных. Похвалив всех присутствующих за хорошую службу, он сел в черную «Волгу», и вся вереница машин тронулась в обратный путь на аэродром.
А спустя час самолет министра уже выруливал на взлетно-посадочную полосу.
В тот день министр обороны Афганистана находился в провинции в общей сложности чуть больше трех часов, так и не побывав в самом Кандагаре…
А вечером, военные строители закатили в своей общаге пир на весь мир.
К этому торжественному дню они видимо готовились очень долго. Самогонки нагнали — пить, не перепить. Вкусной жрачки понаготовили — есть, не переесть.
Одним словом — презентация по-русски.
Веселье было в самом разгаре, когда я поинтересовался у хозяев о том, как же все-таки удалось афганцам так быстро отремонтировать раскуроченную технику. Мужики долго смеялись над моим вопросом, но потом все-таки не выдержали и «раскололись».
Когда строительство завода подходило к завершению, выяснилось, что в Кандагаре нет ни одного специалиста, который смог бы работать на тех станках, что были там установлены. Возможно, такие специалисты в городе и были, но какой здравомыслящий человек пойдет работать на завод, находящийся под патронажем военных. Как только «духи» об этом прознают, — прощай, голова.
А делать что-то было надо.
Думали, думали и придумали. Местные чиновники договорилось с кабульскими «коллегами», и те вызвались оказать временную «гуманитарную» помощь квалифицированными специалистами.
Где уж они их там понаходили — не известно, но в означенный день торжественного пуска завода ровно за час до прилета в Кандагар министра обороны на «Майдане» приземлился афганский военно- транспортный самолет. На его борту находились около трех десятков специалистов различного профиля. Были здесь и токари, и фрезеровщики, и сварщики, и даже жестянщики. В аэропорту всех их посадили в большой автобус и сразу же повезли на завод.
До приезда на завод Рафи «специалисты» встали за станки, на которых хоть как-то умели работать, и в течение получаса тренировались в управлении ими. Потом их снова вывели на двор, и они смешались с толпой подсобных рабочих, работавших на стройке под руководством советских военных строителей.
Как только Рафи покинул завод, следом за ним уехали и кабульские «профи».
— Так кто же теперь будет работать на этом заводе? — удивился я.
— А никто, — ответил мне подвыпивший строитель, которого все мы звали только по отчеству — Семеныч. Семеныч неоднократно выручал нас в самую трудную минуту, когда на нашей вилле не было ни грамма спиртного. В знак благодарности мы частенько приглашали его в нашу баню, чему он был несказанно рад.
