ока.
Сочился газ из незакрытой до конца поваром Рашидом конфорки, а рядом весело, раздуваемые сквозняком до красных пляшущих лепестков, горели еще две конфорки — под казаном с лагманом и трехъярусной кастрюлей с мантами. В метре от плиты, в нарушение правил пожарной безопасности, стояли в закутке два огромных баллона с газом. От языков пламени, облизывающих бока жирного казана до самой крышки, вспыхнуло полотенце, висевшее на гвоздике над плитой.
В 17.12 на кухне победно загудела от огня пожара вытяжная труба, а в 17.15 один за другим взорвались оба газовых баллона, разнеся сборный домик кафе в клочья.
Этот взрыв слышали уже поворачивающие на своих машинах на Дмитровское шоссе сатанисты и бандиты, Розенкранц и Гильденстерн, и инстинктивно пригнули головы, а потом воровато поглядели на часы. Никто из них при этом не проронил ни слова.
Енисеев взял пакет со спиртным и отнес его на мусорку.
Когда он вернулся, Надя ходила по квартире, прибиралась. Енисеев, стоя в дверях, сказал:
— Нам надо что-то менять в нашей жизни.
— Значит, будем менять, — улыбнулась Надя.
— Нет, я серьезно. Заведем ребенка, я снова пойду работать в школу. Меня не заботят больше пророчества. Главное мое пророчество, с помощью которого я смог спасти свою и твою жизнь, исполнилось. Других больше не надо. Они нашу жизнь погубят.
Надя отвела со лба светлую прядь.
— И я серьезно. Я всегда ждала, когда ты это скажешь.
— Но ты же всегда говорила, что надо подождать с ребенком!
— Я говорила лишь то, что ты хотел слышать. Ты взял мою жизнь в свою волю, когда предсказал: «Мы прилетим в Москву, и ты выйдешь за меня замуж». С тех пор я была твоя и больше ничья. А, может быть, еще раньше, когда ты предсказал в самолете, что двигатели заработают. Я как-то очень запаниковала тогда, мне не хотелось умирать, и тут появился ты и сказал, что я не умру. Потом, когда мы подружились в Иркутске, мне захотелось за тебя замуж. Ну, мало ли что мне захотелось, девушки всегда хотят выйти замуж за интересных мужчин. Да и знакомы мы были всего неделю. Но ты сказал: ты будешь моей женой. Мне стало ясно, что ты — это моя судьба. И в ней всё будет вершиться не тогда, когда я скажу «да», а после того, как твердо скажешь «да» ты. Да, ты хотел ребенка. Но ты не хотел его так же твердо, как хотел, чтобы я вышла за тебя замуж. Ты хотел, чтобы я ушла из стюардесс, и не хотел этого, потому что боялся настоящей семейной жизни. Ты мучился сам с собой и не готов был принять наше будущее. Ты готов принять его, когда уверенно говоришь: «Через двадцать минут заработают все двигатели» или «Мы прилетим в Москву, и ты выйдешь за меня замуж». Тогда и я готова принять это будущее.
Надя подошла к нему и обвила тонкими руками его шею.
— Я не знаю, как ты решил поступить со своим даром. Для меня ты — всегда пророк. Как ты скажешь, так и будет. Говори.
— Ты плохо слушала, — улыбнулся он. — Тоже мне — жена пророка! Я уже всё сказал. И жду, что на это скажешь ты.
— ДА! — ответила она. — Да. Да. Да.
