французском ресторане на 5-й авеню. Гейтсу было приказано надеть на себя записывающее устройство, заделанное в жилетку из фондов ФБР. И вот, когда Аарон и кубинцы спорили по поводу присутствия кубинских войск в Анголе и Эфиопии, Гейтс тихо и смирно сидел в жилетке ФБР, стараясь держаться прямо. Человек-микрофон.
Кейси встретился и с заместителем Тэрнера, начальником оперативного управления ЦРУ Джоном Макмагоном. Это управление имело ключевое значение. Макмагон, уже уходящий со службы рослый ирландец со старомодными баками, по разведывательной подготовке не являлся оперативником, хотя и проработал в ЦРУ почти тридцать лет. Тэрнер назначил Макмагона своим заместителем, чтобы поставить под более надежный контроль оперативное управление, которому он не доверял.
Ознакомившись с личным делом Макмагона, Кейси поймал себя на мысли, что личные дела содержат весьма существенные сведения о человеке. Поступив в ЦРУ в 1951 г. в качестве рядового клерка по кодам, Макмагон прошел большой путь по ступеням административной иерархической лестницы. Он вел дела всех пилотов самолетов-шпионов У-2. Он сумел найти верный курс во время проблематичных 70-х гг. Когда репутация управления пошла ко дну, Макмагон получил повышение. Он стал начальником отдела электронной разведки, незаметного, но важного по способу получения информации от радаров и других установок, не имеющих отношения к связи. Перед тем как стать заместителем директора, Макмагон заведывал отделом кадров при директоре центральной разведки и уже помышлял об отставке.
Макмагон слыл человеком осторожным. Но несколько лет назад, когда ЦРУ собрало все до кучи о тех, кто поддерживал и субсидировал 2–3 десятка критиков ЦРУ, организовывал публикации типа «Информационный бюллетень о тайных акциях», где предпринимались попытки выставить напоказ операции и оперативных работников ЦРУ, вот тогда Макмагон взорвался. «Тупые сукины дети, — кричал он на совещании ответственных сотрудников, — шпионить за американцами… А если кто-либо завладеет всем этим… Вы понимаете? Каково будет восприятие».
И все-таки лично Кейси Макмагон нравился. Человек с открытым характером, всегда готовый к сотрудничеству и выполнению приказов.
— Как насчет увеличения неофициальных прикрытий? — спросил его Кейси. — Не послать ли несколько ребят за рубеж в роли бизнесменов, консультантов и т. п., вытащить их из посольств.
Макмагон выдвинул уже известные возражения: проблема безопасности, контроля, необходимость для сотрудников ЦРУ иметь дипломатический статус.
— А что нового в нашей афганской операции?
— Это, — пояснил Макмагон, — массированная акция со многими участниками. Поставки оружия идут в основном транзитом через Египет. Пакистан служит каналом к афганскому сопротивлению. Саудовская Аравия дает больше средств, чем ЦРУ.
Кейси сказал, что, по его мнению, это важная операция, возможно, самая важная из унаследованных от Картера. Президент Рейган захочет продолжать ее, может быть, даже увеличить поддержку. Это главный момент противоборства с Советским Союзом.
— Да, конечно, — сухо сказал Макмагон, — советское вторжение является, возможно, их серьезной ошибкой.
Но все-таки в чем же заключается цель политики США? Что, эта политика нуждается в перестройке? Маловероятно, что Советская Армия смирилась с поражением. Каждая мера США будет вызывать контрмеру Советского Союза, что означает непрерывную эскалацию. Следовательно, политика Вашингтона строится на возможности «обескровить» Советский Союз. Возможно ли это? Используем ли мы все возможности по дипломатическим каналам, чтобы заставить СССР уйти из Афганистана?
Кейси предоставил своему приятелю Максу Хьюджелу возможность, растворившись в массе сотрудников ЦРУ, самому посмотреть что к чему, если надо, получить необходимые разъяснения, узнать как можно больше. Через три недели Кейси спросил его, что он думает делать дальше.
— На твое усмотрение, — ответил Хьюджел.
— Ладно, тогда вот что я от тебя хочу, — сказал Кейси.
Он сообщил, что открылась должность заместителя директора по административным вопросам, одно из трех высших кресел.
13 февраля было объявлено о соответствующем назначении Хьюджела, а тот скоро понял, что эта должность соответствует профессии бизнесмена: вопросы безопасности, связь, размещение штаб-квартир и резидентур ЦРУ за рубежом. Конечно, должность важная, но далекая от подлинно разведывательной работы, от тайных операций, к которым он только прикоснулся за время, проведенное в ЦРУ.
В конце февраля Кейси присутствовал на поминальной службе по старому другу, вашингтонскому адвокату, твердокаменному республиканцу. По окончании службы он подошел к своему «сверх- спецолдсмобилю» и попросил охранника пригласить одного из присутствовавших на службе, а именно Стэнли Споркина, подойти к машине.
Споркин, помятой внешности человек, выглядевший как подпольный босс из Лас-Вегаса, подошел и открыл дверцу директорского авто.
— Стэн, — сказал Кейси, — спасибо за письмо в мою поддержку в сенатский комитет по разведке. Не хотите подъехать вместе со мной?
Споркин сел в машину.
— Слушайте, вы уже дважды отвергали меня, — продолжил разговор Кейси, имея в виду давнюю историю с экспортно-импортным банком в 1974–1975 гг. — А сейчас я вам делаю предложение: не хотите ли поработать в ЦРУ? В качестве главного юрисконсульта? — добавил он. — В управлении, наверно, будет немало сложных юридических дел.
Споркин сразу же проявил интерес. Он 19 лет сидел в Комиссии по ценным бумагам, и ему это порядком надоело.
Но разведывательные операции — это не то, чем он занимался раньше. В ходе их проведения пощады не знают и часто перерезают друг другу глотки.
Кейси сказал, что если Споркин заинтересован в работе, ему надо будет пройти полную проверку в соответствии с правилами ведомства. Если он сочтет что-либо неприемлемым, не сможет работать с какими-то машинами или вообще не сможет сочетать служебные задачи с жизненными принципами, то не надо себя насиловать.
Машина въехала на территорию штаб-квартиры ЦРУ, Кейси вышел, а Споркин поехал обратно, в церковь.
Первые недели пребывания Кейси в ведомстве доставили ему истинное удовольствие. Его принимали как старого служаку Управления стратегических служб, вернувшегося в свои родные пенаты в качестве лидера. Сведения о том, что он хотел стать государственным секретарем, вроде не просочились, и в управлении преобладало мнение, что он, руководитель избирательной кампании Рейгана, мог выбирать любую должность, а выбрал ЦРУ. Пожалуй, ни один руководитель управления или ведомства не пользовался таким уважением, как новый директор центральной разведки. Почти все обращались к нему, называя его «директор», или «директор Кейси», или «ДЦР», или «сэр». Это был своего рода ритуал признания. Каждый документ, исходящий из Лэнгли, имел пометку «Просмотрено директором», а порядковый номер на телеграммах, запросах, распоряжениях и т. п. как бы ставил на них штамп верховной власти учреждения, хотя сам Кейси просматривал несколько десятков из сотен документов, исходивших ежедневно. Каждый документ из любой резидентуры адресовался директору. В коридорах управления люди сразу же замечали его, уступали дорогу, почти по-военному приветствовали.
Каждый день на его стол ложилась кипа материалов. Утренняя подборка документов из оперативного центра в Лэнгли, освещающих события за ночь, поступала в отдельной папке. Другая папка содержала сообщения из посольств и резидентур, требующие его внимания. Он получал копию отлично отпечатанного «Ежедневного доклада президенту», десять страниц самой ценной разведывательной информации, которая каждое утро направлялась Рейгану, Хейгу и Уайнбергеру. Ежедневную разведывательную сводку, документ менее деликатного свойства, но также совершенно секретный, получали сотни людей в правительстве, и
