быком.
— Слушаюсь, сэр, — холодно сказал Дживз.
Ужасно неприятно, сами понимаете. Если меня что и выбивает из колеи, так это домашние сцены, а теперь наши отношения с Дживзом испортились. К тому же благодаря тёте Агате мне как снег на голову свалилась девица Хемингуэй и, должен признаться, я почувствовал, что меня никто не любит.
Дневная прогулка на автомобиле, как я и ожидал, оказалась нудной дальше некуда. Викарий, не умолкая, нёс какую-то чушь, девушка восхищалась пейзажами, а моя голова, казалось, разболелась от кончиков пальцев до корней волос, причём болела чем выше, тем сильнее. Когда мы вернулись в отель, я пошёл переодеться к обеду, чувствуя себя, как раздавленная жаба. Если б не история с кушаком, я поплакался бы Дживзу в жилетку и рассказал бы ему о всех своих неприятностях. Впрочем, поговорить с ним я всё-таки попытался.
— Послушай, Дживз, — сказал я.
— Сэр?
— Подай мне бренди с содовой.
— Да, сэр.
— Покрепче, Дживз. Поменьше содовой, и не жалей бренди.
— Слушаюсь, сэр.
Сделав несколько глотков, я ожил.
— Дживз, — сказал я.
— Сэр?
— Знаешь, по-моему, я влип.
— Вот как, сэр?
У малого был отсутствующий вид. Он всё ещё не мог забыть о кушаке.
— Да. Влип по уши, — пожаловался я, подавив гордость Вустеров и пытаясь поговорить с ним по душам. — Ты видел девушку, которая повсюду шастает со своим братцем викарием?
— Мисс Хемингуэй, сэр? Да, сэр.
— Тётя Агата хочет, чтобы я на ней женился.
— Вот как, сэр?
— Ну, что скажешь?
— Сэр?
— Я имею в виду, ты ничего не можешь мне посоветовать?
— Нет, сэр.
Он разговаривал со мной таким почтительно-холодным тоном, что я назло ему решил сделать вид, что у меня прекрасное настроение.
— Нет, и не надо, — весело произнёс я. — Тра-ля-ля, как говорят французы!
— Совершенно справедливо, сэр.
Вот так закончился наш разговор.
ГЛАВА 4. Жемчуг — к слезам
Я помню, — должно быть, это было в школе, потому что сейчас я такими глупостями не занимаюсь, — одну поэму, а может, не поэму, о чём-то таком, забыл о чём именно, где, если мне не изменяет память, одна строчка звучала следующим образом: «Мальчишка в постоянном страхе рос, что дверь тюрьмы закроется за ним». Так вот, я это к тому говорю, что в течение последних двух недель оказался в точно таком же положении. Я имею в виду, мне чудилось, что свадебные колокола, звонившие сначала в отдалении, становились громче день ото дня, а я понятия не имел, как мне открутиться от женитьбы. Дживз, несомненно, придумал бы кучу планов один толковее другого за несколько минут, но он всё ещё дулся, а у меня не хватало духу задать вопрос ему в лоб. Я хочу сказать, он прекрасно видел, что его молодой господин попал в переплёт, а если этого было недостаточно, чтобы он позабыл о кушаке, которым я продолжал потрясать Ровиль каждый день, значит, старый феодальный дух умер в груди бессовестного малого, и с этим ничего нельзя было сделать.
Просто чудно, как семейство Хемингуэев в меня вцепилось. Понимаете, я отнюдь не считаю себя каким-то особенным, а многие, не стесняясь, называют меня ослом, но братец с сестричкой, казалось, души во мне не чаяли. По всей видимости, счастье их жизни заключалось именно в том, чтобы постоянно находиться рядом со мной. Я шагу не мог ступить, пропади всё пропадом, чтобы не наткнуться то на одного, то на другую. По правде говоря, у меня вошло в привычку прятаться у себя в номере, когда хотелось хоть немного отдохнуть. Должен вам сказать, что я занимал очень недурные три комнаты с видом на набережную.
Однажды вечером я улизнул в свой номер, уселся у окна и с облечением вздохнул. Тётя Агата навязала мне мисс Хемингуэй с самого утра, и я только что умудрился от неё отделаться. Глядя на освещённую набережную и человечков, спешивших по своим делам (кто в казино, кто в ресторан, а кто ещё куда- нибудь), я почувствовал, что моя тоска уступает место радостному возбуждению. Мне невольно подумалось, как весело я смог бы провести здесь время, если б тётя Агата и её прилипалы отдыхали бы в каком-нибудь другом месте.
Я глубоко вздохнул, и в этот момент в дверь постучали.
— Стучат, Дживз, — сказал я.
— Да, сэр.
Он открыл дверь, и в комнату впорхнули мисс Хемингуэй и её братец. По правде говоря, я совсем не ожидал их увидеть. Уж по крайней мере в моём номере они могли бы оставить меня в покое.
— О, это вы! — воскликнул я.
— Ах, мистер Вустер! — немного задыхаясь, произнесла девица. — Право, не знаю, как и начать.
Только теперь я заметил, что она была явно не в своей тарелке, а её братец выглядел как овца, опечаленная до глубины души.
Я встрепенулся и внимательно посмотрел на обоих. Сначала я решил, что они просто пришли потрепаться, но, видимо, я ошибся. Уж больно встревоженный у них был вид. Впрочем, я всё равно не понял, с какой стати они пришли именно ко мне.
— Что-нибудь случилось? — спросил я.
— Бедный Сидней… это я во всём виновата… мне нельзя было отпускать его одного… — не совсем внятно высказалась девушка. Она казалась жутко возбуждённой.
В этот момент её братец, хранивший молчание с тех самых пор, как разместил на стуле своё мешковатое пальто и шляпу, слегка кашлянул, совсем как овца, застигнутая туманом на горной вершине.
— Дело в том, мистер Вустер, — сказал он, — что произошло одно печальное, прискорбное событие. Сегодня днём, когда вы гуляли с моей сестрой, у меня выдалось немного свободного времени, и я поддался искушению и — ах! — отправился играть в казино.
Я посмотрел на бедолагу с уважением, которого раньше не испытывал. Должен вам сказать, что проявленный им спортивный дух делал его более человечным в моих глазах. Знай я раньше, что он на такое способен, мы могли бы неплохо провести время.
— Ого! — воскликнул я. — Ну и как, сорвали куш?
Он тяжело вздохнул.
— Если вы спрашиваете, повезло мне или нет, я вынужден ответить отрицательно. Я необдуманно решил, что красный цвет, выпавший семь раз подряд, должен неизбежно смениться чёрным. Я ошибся, мистер Вустер, и потерял то немногое, что имел.
— Не подфартило, — посочувствовал я.
— Я ушёл из казино, — продолжал бедолага, — и вернулся в отель, где случайно встретился с одним из моих прихожан, полковником Музгрэйвом. Я, э-э-э, попросил его дать мне сто фунтов наличными, а взамен выписал чек на мой лондонский банк.
— Ну, тогда всё в порядке, что? — сказал я, надеясь своим весёлым тоном показать бедняге, что нельзя видеть во всём только плохое. — Я имею в виду, вам крупно повезло, что вы встретили знакомого, который
