ранний вечер, когда я вернулся домой, чтобы переодеться к обеду.
— Куда все подевались, Дживз? — спросил я, убедившись, что в квартире никого нет. — Вышли прогуляться?
— Его милость захотел осмотреть достопримечательности города, сэр. Мистер Бикерстет служит ему провожатым. В первую очередь они отправились к гробнице Гранта.
— Должно быть, мистер Бикерстет на седьмом небе, что?
— Сэр?
— Я хочу сказать, мистер Бикерстет, наверное, сам не свой от счастья.
— Не совсем, сэр.
— А что такое?
— План, который я осмелился предложить мистеру Бикерстету и вам, к сожалению, оказался неудовлетворительным.
— Разве герцог не поверил, что у Бяки дела идут лучше некуда?
— К сожалению, поверил, сэр. И тут же прекратил выплачивать ему ежемесячное пособие, заявив, что мистер Бикерстет зарабатывает много денег и поэтому не нуждается в дополнительных средствах.
— Святые угодники и их тётушка, Дживз! Это ужасно!
— Весьма неприятно, сэр.
— Я не ожидал ничего подобного!
— Должен признаться, я тоже не предвидел такого исхода, сэр.
— Наверное, Бяка совсем пал духом.
— Мистер Бикерстет выглядел весьма расстроенным, сэр.
Мне до боли в сердце стало жаль несчастного страдальца.
— Мы должны что-то предпринять, Дживз.
— Да, сэр.
— Ты можешь что-нибудь придумать?
— В данный момент нет, сэр.
— Неужели ему нельзя помочь?
— Мой бывший хозяин, лорд Бриджвуд, сэр, — по-моему, я упоминал о нём раньше, — любил повторять, что из любого положения есть выход. Несомненно, рано или поздно нам удастся решить проблему мистера Бикерстета, сэр.
— Давай, Дживз, действуй!
— Сделаю всё возможное, сэр.
Я пошёл переодеваться. Если хотите знать, как сильно я огорчился, могу сказать вам, что я чуть было не надел к обычному костюму белый галстук, но, к счастью, вовремя заметил свою оплошность. Затем я отправился в ресторан, но не для того, чтобы поесть, — во- первых, у меня пропал аппетит, а во-вторых, мне казалось неприличным набивать себе желудок, когда Бяка лишился последнего куска хлеба, — а просто потому, что хотелось побыть на людях.
Когда я вернулся домой, старикан Чизвик уже спал, а Бяка, сгорбившись, сидел в кресле, изо рта у него свисала сигарета, и он смотрел в пол отсутствующим взглядом.
— Чертовски неприятно, старичок, что? — сказал я.
Он поднял бокал и осушил его одним глотком, не заметив, что в нём не было ни капли жидкости.
— Это конец, Берти, — сказал он и вновь осушил тот же самый бокал. Не похоже было, что ему полегчало. — Если б только он приехал на неделю позже, Берти! Я должен был получить очередное пособие в субботу. Я б вложил деньги в одно дело, о котором прочитал в объявлении. Стопроцентный верняк! Оказывается, можно грести монеты лопатой, затратив всего несколько долларов на организацию птицефермы. Курицы, это просто здорово! — Глаза у него загорелись, потом вновь потухли. — Что толку болтать, — угрюмо сказал он, — когда у меня нет ни цента наличными.
— Ты же знаешь, Бяка, старина, одно твоё слово, и я к твоим услугам.
— Большое спасибо, Берти, но я не собираюсь на тебе паразитировать.
Так уж устроен мир. Парни, которым ты с удовольствием дашь в долг, ничего у тебя не берут, а парни, которым ты не хочешь давать в долг, делают всё, чтобы тебя выпотрошить, разве что не ставят на голову и не трясут за ноги. Я относился к числу тех, у кого проблем с деньгами никогда не было, и поэтому очень хорошо знал разного рода деятелей, которым не хотел давать в долг. Помнится, в Лондоне мне не раз приходилось улепётывать от очередного вымогателя по Пикаддили, слыша за спиной громкое дыхание и отчаянные оклики. Всю жизнь мне приходилось раскошеливаться на прохвостов, которые трясли меня при каждом удобном случае, а сейчас я готов был осыпать дублонами, а он не хотел брать у меня деньги ни за какие деньги.
— Что ж, когда у нас осталась одна надежда.
— Какая ещё надежда?
— Дживз!
— Сэр?
Я оглянулся. Дживз стоял позади меня, излучая бодрость и энергию. Нет, я никогда не пойму, как ему удается материализовываться. Представьте, что вы спокойно сидите в кресле, думая о смысле жизни, а затем поднимаете голову и видите его перед собой. Бедный Бяка поперхнулся от неожиданности. Сейчас-то я привык к Дживзу, но в первые дни я часто прикусывал язык, подпрыгивая чуть ли не до потолка, когда он внезапно появлялся ниоткуда.
— Вы меня звали, сэр?
— А, вот ты где!
— Да, сэр.
— Что-нибудь придумал, Дживз?
— О да, сэр. Я надеюсь, мне удалось найти решение проблемы, о которой мы говорили, сэр. Если вы позволите мне некоторую вольность, сэр, я замечу, что мы недооценили его милость как источник дохода.
Бяка рассмеялся. В книгах такой смех называется саркастическим, я сам читал, но мне он напомнил кашель чахоточных.
— Я не имел в виду, сэр, — пояснил Дживз, — что господина герцога можно уговорить расстаться с деньгами. Я позволил себе рассматривать его милость — простите за кажущуюся нескромность, сэр, — как своего рода собственность, которую можно превратить в капитал.
Бяка беспомощно на меня посмотрел. Должен признаться, я тоже ничего толком но понял.
— Ты не мог бы объяснить попроще, Дживз?
— По сути, сэр, я имею в виду следующее: его милость, в определённом смысле, — выдающаяся личность. Жители этой страны, о чём вам хорошо известно, сэр, очень любят обмениваться рукопожатиями с выдающимися личностями. Мне пришло в голову, что мистер Бикерстет или вы знаете людей, готовых заплатить — скажем, два-три доллара — за привилегию быть представленными его милости.
На Бяку этот план не произвёл должного впечатления.
— Ты хочешь сказать, найдутся болваны, которые захотят пожать руку дяде за наличные?
— У меня есть тётя, сэр, которая дала одному молодому человеку пять шиллингов за то, что он привёл к ней на воскресный чай киноактёра. Это возвысило её в глазах соседей.
Бяка заколебался.
— Если ты считаешь, кто-то согласится…
— Я убеждён в этом, сэр.
— А ты как думаешь, Берти?
— Старина, я — за. Двух мнений быть не может. Толковый план.
— Спасибо, сэр. Я вам больше не нужен? Спокойной ночи, сэр.
И он исчез, а мы с Бякой принялись обсуждать детали.
Пока мы не открыли своего дела, пытаясь запродать старикана герцога, я даже не подозревал, какую ужасную чёрную работу приходится выполнять на фондовой бирже бедолагам, которые пытаются всучить акции и всё такое прочее людям, не желающим расставаться с деньгами ни за какие коврижки. Теперь, когда я читаю в финансовых новостях: «На бирже всё спокойно», я от души сочувствую бедным трудягам, потому что по собственному опыту знаю цену этому спокойствию. Вы не поверите, как трудно было заинтересовать народ в старикане Чизвике. К концу недели в нашем списке значился всего один человек
— хозяин деликатесной лавки с площади Вашингтона, — да и тот вместо наличных предлагал ветчину, так что нас это не устроило. Луч надежды забрезжил, когда брат ростовщика, у которого Бяка постоянно закладывал вещи, предложил десять долларов за знакомство с Чизвиком, но сделка не состоялась, так как выяснилось, что парень был анархистом, и не столько хотел пожать герцогу руку, сколько отдубасить его, чтоб другим неповадно было. К слову, Бяка вцепился в эту десятку, как клещ, утверждая, что события должны идти своим чередом, и мне с трудом удалось отговорить его от опрометчивого шага. По-моему, он до сих пор считает, что анархист был рисковым парнем, желавшим облагодетельствовать человечество.
Я считаю, мы так и остались бы с носом, если бы не Дживз. Нет сомнения, он — единственный и неповторимый. Умом, находчивостью Дживз кого хочешь за пояс заткнёт. Однажды утром он скользнул в спальню с чашкой чаю и сразу взял быка за рога.
— Могу я поговорить с вами относительно дела его милости, сэр?
— Всё отменяется, Дживз. Мы больше этим не занимаемся.
— Сэр?
— Ничего не вышло. Нам не удалось найти ни одного клиента.
— Если не возражаете, эту сторону дела я возьму на себя, сэр.
— Неужели ты знаешь придурков, готовых выложить наличные?
— Да, сэр. Восемьдесят семь джентльменов из Бэрдсбурга, сэр.
Я подскочил и пролил чай на постель.
— Из Бэрдсбурга?
— Из Бэрдсбурга, штат Миссури, сэр.
— Откуда ты их знаешь?
— Вчера вечером, сэр, когда вы сказали мне, что вас не будет дома, я пошёл на театральное представление и в перерыве между актами разговорился с человеком, сидевшим рядом со мной. Я обратил внимание, что к лацкану его фрака приколот большой голубой значок с надписью красными буквами: «Вперёд, Бэрдсбург», — украшение, отнюдь не соответствующее вечернему костюму джентльмена. К своему удивлению, я заметил, что половина зрителей в зале носила точно такие же значки. Я попросил своего собеседника объяснить мне, в чём дело, и получил ответ, что восемьдесят семь человек из Бэрдсбурга, штат Миссури, приехали в Нью-Йорк на экскурсию. Далее джентльмен довольно долго рассказывал мне о программе их развлечений и похвастался, что недавно их депутацию представили известному боксёру, который каждому из них пожал руку. Как вы понимаете, сэр, я тут же подумал о его милости и договорился — разумеется, в том случае, если будет получено ваше согласие, — что завтра утром их представят господину герцогу.
Я был поражён.
— Восемьдесят семь, Дживз! Почём с головы?
— Я был вынужден сделать скидку на опт, сэр. В конечном итоге мы сошлись на ста
