называют меланхолией. И меланхолия эта робкой не была. Она была грустной, бледной и ожидающей. То есть Голубок теперь часто грустил, особенно — в праздники, когда люди гуляют и веселятся. Лицо его стало бледным, и бледность придала его чертам утонченное изящество; он этой бледностью украсил себя, словно искусно подобранной косметикой.
Валерия, разумеется, обратила внимание. И однажды поинтересовалась у Кальпурнии: что происходит с юным учителем?.. Напомню, что Голубку в ту пору было двадцать два года, а выглядел он еще моложе…
И тут совершен был
«Ты что, не понимаешь?! Да он, бедняга, влюблен в тебя до беспамятства!»
Валерия не поверила.
А на следующий день с нарочным рабом получила от Голубка подарок — простенькую деревенскую корзину, в которой лежали гроздья винограда, лесные орехи, несколько каштанов. Корзинка была увита цветочными цепями. И в ней лежал кусочек пергамента, на котором были начертаны две строчки из Катулла:
Валерия тотчас отправилась к своей подруге Кальпурнии и показала ей корзину. Кальпурния же вдруг пришла в ярость и вскричала, гневно сверкая прекрасными глазами:
«Ну, это уже чересчур! Теперь ноги его в моем доме не будет!»
Валерия попыталась заступиться за несчастного учителя. Но Кальпурния проявила решительность и Голубка от дома безжалостно отлучила.
Так он потом напишет в своей «Науке». Но тогда он, боже упаси, не «забегал», а словно летал по воздуху, будто бесплотная тень возникая то тут, то там, как в гомеровском Аиде. Когда же Валерии удавалось к нему приблизиться, на бледном лице этой тени часто блестели слезы.
— спустя много лет напишет Пелигн.
Всё было точно рассчитано. Валерия была добродетельной женщиной. А добродетель, среди прочего, включает в себя сострадание и милосердие. И вот Кальпурния велела Голубку: «Сделай так, чтобы она пожалела тебя. Пусть милосердие начнет теснить целомудрие. Пусть явится материнское чувство к тебе, страдающему ребенку. Мы ее за это чувство подцепим и медленно, осторожно, незаметно для нее начнем подтягивать к другим нужным для нас чувствам».
— позже напишет Пелигн.
Так хитро и умело «плыли по течению», что во время одной из прогулок Валерия пригласила Голубка к себе домой. А когда он явился, первым делом познакомила со своим мужем, сенатором Публием Вибуллием. Тот на досуге пописывал стишки и, как многие никудышные поэты, обожал их читать своим друзьям, подолгу, оду за одой. Друзья, понятное дело, увиливали или откровенно скучали во время таких декламаций. Голубок же, бледный и скорбный, едва услышав первые строфы Вибуллиева эпоса, просиял от восторга, весь обратился в слух, впился глазами, просил продолжать… Отныне он чуть ли не каждый день бывал в доме у Валерии. И, когда слушал вирши сенатора, радовался и блаженствовал, а когда случалось ему встречаться глазами с Валерией, бледнел и страдал.
Валерия решила прервать его страдания и наедине объясниться. Она и не подозревала, что здесь ее подстерегает
«Что ты делаешь?! Встань сейчас же!» — испугалась Валерия.
Голубок с колен не поднялся, а принялся целовать нижние складки ее туники.
«Немедленно прекрати!» — уже рассердилась добродетельная Валерия.
А Голубок схватил ее руки и жаркими поцелуями принялся покрывать пальчик за пальчиком.
«Ты с ума сошел! Я сейчас слуг позову! Я тебя выгоню!» — гневно воскликнула целомудренная женщина.
Голубок вскочил на ноги и отшатнулся в сторону, словно его ошпарили кипятком. Затем посмотрел на Валерию… как он мне потом говорил, тем взглядом, которым Юлий Цезарь должен был смотреть на убивающего его Брута; он этот взгляд долго репетировал перед зеркалом… Пронзив ее эдаким взглядом, Голубок выбежал из комнаты, ни одного слова не произнеся, чтобы в ушах у Валерии остались лишь звуки поцелуев и ее собственный гневный крик: «Я тебя выгоню! Выгоню! Выгоню!»
С тех пор Голубок ни разу не появился в доме у Валерии, ни разу не встретился ей в городе.
Ибо
Послали за Голубком. Но слуга вернулся с сообщением, что Голубок болен.
Валерия встревожилась и отправила расторопную рабыню, чтобы та выведала причины недомогания. Рабыня вернулась и сообщила: «Он уже давно ничего не ест. Пьет только воду».
Валерия испугалась и через ту же рабыню велела передать Голубку, чтобы он срочно ее, Валерию, навестил. В ответ было объявлено, что Голубок так ослаб, что уже не может выйти из дома.
Муж Валерии, который давно знал от своей жены о злосчастной влюбленности Голубка, Публий Вибуллий призвал к себе супругу и строго велел: «Сделай что-нибудь! Не губи юношу!»
