Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

должности генерал-губернатора Польши и Галиции. Этот убийца шести миллионов поляков и украинцев и трех с половиной миллионов евреев переодевается на наших глазах в тогу (цитирую дословно) «борца за идею закона и по­рядка...». Как оказывается, этот «борец» не имел в руках никакой власти. По его словам, все плохое делалось руками вышеупо­мянутых нацистов да еще обергруппенфюреров СС. Сам же Франк только и делал, что ездил в Берлин просить Гитлера об... отставке. «Но жестокий Гитлер и не помышлял о том, чтобы удовлетворить желание генерал-губернатора, так как это,— хвастает Франк,— могло бы вызвать нежелательный отклик за границей». Благодаря этому «любимец заграницы», Франк, очу­тился сегодня за решеткой.

Особую тактику защиты избрали недавние нацистские мар­шалы и адмиралы. Они вопят на все лады о своей непричастности к... политике. Йодль внезапно забыл о своем мюнхенском гимне национал-социалистическим богам и божкам и скромно предстал перед нами в серой форме «аполитичного солдата». Йодль говорит: «Передо мной была альтернатива: либо нарушить при­сягу и предстать перед полевым судом, либо призывать к вос­станию. Но как в одном, так и в другом случае я действовал бы как политик, то есть делал то, в чем обвиняет меня сегодня суд».

Как видите, типичная логика преступника, который уже чувствует на своей шее петлю.

Международный Военный трибунал после перерыва снова начал свою работу.

Еще несколько дней будут выступать представители амери­канского обвинения, которые зачитают, наверное, найденный на днях в оккупационной зоне Третьей американской армии новый документ, названный «политическим завещанием Гит­лера». Потом будут обвинять французы, после французов — представители СССР.

1946

ПРОТЕКТОРЫ ИЗМЕНЫ

Автомашина испортилась, и мы должны были остановиться в придорожной франконской деревушке, расположенной между Айсбергом и Штейном. Все необходимое для ремонта нашлось на наше счастье в местной кузнице.

В один миг вокруг нас выросла толпа крестьян. Центром их внимания был мой спутник — лейтенант Красной Армии, которого до сих пор здесь не видели. Из толпы вышел худой смуг­лый юноша:

— Позвольте, товарищи, я вам помогу,— он назвал себя Василием Б. из Куликова Львовской области. В 1943 году он был вывезен немцами на работу и до конца войны работал у крестья­ нина. Потом попал в юнрравский лагерь для переселенцев, находившийся возле деревни, а вот уже второй год ждет репатриации: слово «репатриация» он произносит шепотом, с оглядкой.

Обещаю ему узнать на другой день адрес советской репатриационной комиссии. На этом наш разговор обрывается, потому что между мной и Василием появляется фигура с русыми куд­ рями и глазами молодой совы. Этот тоже воспитанник ЮНРРА и такой же «переселенец» — немец из Запорожской области, который бежал вместе с гитлеровскими войсками в «фатерлянд». На голову Василия сыплются крепкие ругательства, рука другого парня тянет его за воротник в толпу. Василий мигом исчезает из нашего поля зрения.

Однако он появился еще раз. На другой день утром, точно в условленное время, он приехал на велосипеде в наше общежи­тие. Над опухшей бровью парня краснел широкий шрам. Рас­сказав о том, что случилось с ним вчера, он посидел в моей ком­нате минут пять, старательно записал адрес комиссии, попросил Несколько советских газет и отправился в Нюрнберг.

Через два часа он вернулся: в этот день в комиссии не при­нимали. Попросил позволения оставить у меня велосипед, иначе

«они

догадаются, куда я езжу и поломают машину». Однако зря я ждал Василия в следующее утро, зря ждал неделю, другую, четвертую. Наступил день отъезда, велосипед несчастного Ва­силия из Куликова пришлось сдать в хранилище магистрата, как собственность человека, пропавшего без вести...

Это не исключительный случай, таких «инцидентов» бес­численное множество в этом удивительно странном клубке, ко­торый в западных зонах возник под присмотром англо-саксонских поборников «демократии, справедливости и порядка». И они возникали на другой же день после разгрома гитлеровской Гер­мании, когда первые английские и американские корреспонден­ты дрожащими от страха руками фотографировали горы трупов в Бельзенском концлагере. Кое-кто из них, может быть, и не знал тогда, что преступление породило преступление и что на этой самой немецкой земле, на которой дымит еще кровь неис­числимых жертв фашистского террора,— волею их правительств было создано новое гнездо воинствующего фашизма.

Начало этой грязной аферы известно. Вступившие на тер­риторию Германии союзные войска застали там не только мил­лионную армию белых рабов «третьей империи», но и большую шайку квислингов и квислинжат, разноречивую челядь Гим­млера, удивительное сборище каинов и иуд, пену и грязь народов. И тогда случилось то, что не снилось самым закоренелым ци­никам. Вместо того чтобы предать гиммлеровских подонков суду, справедливому суду народов, союзные оккупационные власти заботятся о них так любовно, как не заботился об этой швали сам Гиммлер. Таким образом, измена своему народу была в те­чение одного дня поднята на пьедестал и поставлена в один ряд с честностью...

Однако это лишь начало преступления, имя которому — политика англо- американцев в отношении перемещенных лиц.

Вместо того чтобы сделать все возможное и позволить жерт­вам гитлеровской каторги немедленно вернуться на родину, ав­торы этой поистине неслыханной провокации начали делать все возможное, чтобы преградить им дорогу к дому. Тут прово­каторам становится пригодной гиммлеровская грязь. Мельники, бандеры, кубийовичи, климовичи и климачи, андерсы и грабики, рогожины и жизровичи — вся эта шайка переходит теперь на содержание новых сегодняшних господ. Они получают задания по специальности: разлагать, натравливать, терроризировать. Все способы хороши, если они ведут к цели, к созданию в сердце Европы резервной армии фашизма — пусть грязной, пусть пест­рой, пусть запятнанной всеми смертными грехами, зато послуш­ной, зато согласной на все за кусок гнилой колбасы.

В июле 1944 года, когда союзные войска продвигались с боя­ми в глубь Франции, Гитлер созвал в Берхтесгадене совещание своих ближайших соратников. Он заявил им приблизительно следующее: «В связи с опасностью вторжения союзных войск на территорию Германии я признал необходимым выработать план уничтожения иноземных рабочих. Это необходимо по двум причинам. Когда Германия станет полем боя, мы можем стать свидетелями бунта рабов. Кроме того, было бы не совсем жела­тельным, чтобы двенадцать миллионов молодых, здоровых людей возвратились во враждебные нам страны, которые необходимо биологически ослабить. Уничтожение надо проводить под предло­гом транспортирования рабочих из одного лагеря в другой. Я пред­лагаю при первом же сигнале тревоги приступить к убийству двух с половиной миллионов иноземных рабочих, в первую оче­редь тех, которые были вывезены с территории Советского Союза».

Действия развернулись такими темпами, что Гитлер не успел осуществить свой план. Зато теперь осуществляют его другие, осуществляют методами, заимствованными у Гитлера, и у Фрид­риха II, и у французских ловцов человеческих душ в иноземный легион. Квислинговской накипи слишком мало, необходимо по­полнять ее свежим людским материалом. И они пополняют об­маном, шантажом и террором, загоняя людей в ряды лишенных отечества и национальной чести ландскнехтов — янычар. На наших глазах в центре европейского континента происходит охота на людские души, охота с травлей собаками, отврати­тельное зрелище, беспрецедентное в истории человечества.

В английской и американской зонах оккупации возникают огромные комбинаты преступлений. Пользуясь тихой поддержкой оккупационных властей, разномастные гестаповские негодяи