блестки в карман, а таз наполнил, как полагается, землей. Не без труда — он стал ужасно тяжелым! — я понес его к ближайшему промывному желобу и подставил под струю воды. Я раскачивал таз из стороны в сторону, пока более легкий темно-красный грунт не смылся полностью, оставив клейкий, глинистый пудинг, смешанный с маленькими камешками вроде изюминок. Это зрелище рождало пленительные воспоминания о «пирожках» из грязи в далеком детстве. Скоро, однако, грязь растворилась в проточной воде, и на дне таза остались лишь камешки да черный песок. Я повыбрасывал камешки, оставив только один — маленький, плоский, красивый, похожий на диск, и тяжелее других; его можно было принять за почерневшую монету. Спрятав его в карман вместе с кварцем, я продолжал промывать черный песок.
Предоставляю юным читателям вообразить мое волнение, когда, наконец, я обнаружил с дюжину крохотных золотых звездочек, приставших ко дну таза! Они были такие крохотные, что я побоялся продолжать промывку, чтобы их не унесло водой. Только впоследствии я узнал, что при их удельном весе это почти невозможно. Держа таз на вытянутых руках, я радостно побежал к месту, где работали мои компаньоны.
— Да, он нашел «блестки», — сказал один из них довольно спокойно. — Я так и думал.
Я был несколько разочарован.
— Так, значит, я не попал на жилу? — сказал я неуверенно.
— Нет, на этот раз не попал. Здесь у тебя примерно на четверть доллара.
Лицо у меня вытянулось.
— Однако, — продолжал он с улыбкой, — тебе достаточно собрать по такой же порции за четыре промывки, и дневной паек у тебя готов.
— А это все, — прибавил другой, — что мы, да и все на этом холме, зарабатываем последние полгода.
Для меня это был новый удар. Не знаю, впрочем, произвел ли он на меня такое же сильное впечатление, как то добродушие и юношеская беспечность, с какой были произнесены эти слова. Все же первой попыткой я был разочарован. Нерешительно я вытащил из кармана два кусочка кварца.
— Вот что я нашел. Похоже, что тут есть металл, поглядите, как блестят.
Старатель усмехнулся.
— Железный колчедан, — сказал он. — А это что такое? — добавил он торопливо, беря с моей ладони маленький дискообразный камешек. — Где ты его достал?
— В той же ямке. Разве он годится на что-нибудь?
Он не ответил и повернулся к двум другим компаньонам, которые теснились вокруг него:
— Глядите!
Он положил камешек на большой камень и сильно ударил его киркой. К моему удивлению, маленький диск не погнулся и не раскололся. От острия кирки появилась небольшая выбоинка ярко-жёлтого цвета!
Я не успел, да и не пытался даже задать еще вопрос.
— Беги за тачкой! — приказал он одному из них. — Напиши объявление и притащи колышки, — бросил он другому.
Через минуту, забыв о стертых ногах, мы помчались к склону. Заявка была обведена колышками, объявление прибито, и все мы кинулись нагружать тачку. Прежде чем начать промывку, мы привезли к желобам четыре тачки грунта. Мой самородок стоил около двенадцати долларов.
Мы перевезли еще много тачек. Весь этот и следующий день мы работали с надеждой, весело, без устали. Потом мы работали на «заявке» ежедневно, регулярно, не за страх, а за совесть в течение трех недель. Иногда мы находили «блестки», иногда нет, но почти всегда зарабатывали себе на пропитание.
Мы смеялись, шутили, рассказывали разные истории, декламировали стихи — в общем, развлекались, как на затянувшемся пикнике. Но двенадцатидолларовый самородок — это была наша первая и последняя находка на заявке Новичка.
