— Света, да ты посмотри на них! Не твое дело, сопляк, что я отсюда ношу. Вот гаденыши!
— Да пошла ты на хер! — выругался Антон.
Пока курсанты спешно ретировались из магазина, им в спину был извергнут поток ругани, которому могла бы позавидовать любая казарма. Но связываться с Зиной курсанты не захотели, так как она могла пожаловаться Атосевичу или сержантам.
— Ребята, давайте побыстрее отсюда уйдем. А то вдруг она выйдет и поднимет шум. Нам тогда плохо придется, — пробормотал Сашин, нервно оглядываясь назад.
— Ничего, Сашин, не умрешь — всего лишь в наряд сходишь, — парировал Лупьяненко.
Антон недолюбливал Сашина за изнеженность и нерешительность, но сейчас все же прекратил спор и согласился с вполне разумным предложением. Из магазина никто и не думал пускаться в погоню, и Тищенко успокоился. Курсанты вернулись вовремя — из бани с недовольными лицами вышли Шорох, Гришневич и Фуганов. Впрочем, у последнего лицо было просто трагическим. Игорь посмотрел на Фуганова и сразу же представил его выпрашивающим майку у наряда.
Надо было подождать остальные три взвода, и перекур продолжился. Из подъезда ближайшего дома вышла красивая брюнетка и с интересом принялась разглядывать солдат. Делала она это украдкой, но всё же не могла полностью скрыть своё любопытство.
«Наверное, она не из этого дома, если так удивилась. Здесь ведь каждую пятницу солдаты табунами ходят», — решил Игорь. Ему захотелось как-то привлечь внимание брюнетки. Тищенко достал из кармана старый подворотничок, давно уже почерневший от гуталина и принялся натирать им сапоги. Девушка и в самом деле обратила внимание на Игоря и теперь смотрела на него широко раскрытыми глазами. «Наверное, заинтересовалась, как я сапоги довожу до блеска», — предположил Игорь. Но девушка думала совершенно о другом. Она никак не могла понять, как ЭТО можно хранить в кармане. Гришневич перехватил взгляд брюнетки и раздражённо крикнул Игорю:
— Тищенко, спрячь свой «триппер» — не позорь нас перед населением!
Игорь быстро спрятал подворотничок в карман (завернув грязной стороной внутрь) и только сейчас понял истинный смысл взгляда девушки. Ему стало стыдно. А брюнетка, потеряв всякий интерес к Игорю, улыбнулась Гришневичу и ушла, провожаемая десятками жадных глаз, сотни раз раздевших её в своём воображении.
Назад добрались быстро и без каких-либо приключений.
После обеда роту должны были познакомить с офицерами, приехавшими с летних лагерей.
В классе Гришневич рассказывал курсантам о командирах:
— Комбата пока нет — старый ушёл на повышение, а нового ещё не прислали. Но скоро должны. А старый комбат был железным мужиком — хоть и подполковник, а по внешнему виду — настоящий генерал. Как заломит свою фуру — прямо главнокомандующий! И офицерам спуска не давал — чуть что, сразу в караул или другой наряд, если караула не надо. Теперь неизвестно кого пришлют. Василий, ты ничего не слышал в штабе?
Шорох о чём-то задумался и теперь, услыхав неожиданный вопрос, комично встрепенулся. Курсанты заулыбались, но Шорох грозно посмотрел в их сторону и неспеша ответил:
— Сакалов гаварыв, што какога-та капитана прышлют. Он толька што звание палучыв, а то всё старлеем быв.
— Что?! Капитана вместо подполковника? Может, ты что-то перепутал? — не поверил Гришневич.
— Серъёзна гавару. Он — сын генерала Томчэнка, начальника штаба округа. Толька што академию кончыл.
— Да-а, интересно, как это наш майор Денисов будет капитану на общем построении батальона докладывать?! Что-то Мищенко долго нет.
Раздался настойчивый стук в дверь.
— Фуганов, открой! Постой, я сам, — Гришневич отворил дверь, вытянулся по стойке «смирно» перед вошедшим капитаном и скомандовал: — Взвод, встать! Смирно! Товарищ капитан, второй взвод проводит занятия согласно плану учебной подготовки. Заместитель командира взвода сержант Гришневич.
— Вольно.
— Вольно, — продублировал команду сержант.
— Что-то звонок барахлит, пришлось стучать, а то в свой же взвод не мог попасть. Садитесь, — сказал вошедший капитан и принялся рассматривать курсантов.
Взвод, в свою очередь, рассматривал командира.
Капитан Мищенко сегодня приколол по четвёртой звёздочке на каждый погон и находился в прекрасном расположении духа. Все курсанты были аккуратно отутюжены и произвели на капитана хорошее впечатление. Мищенко ещё вчера изучил личные дела курсантов и знал, что в его взводе почти одни студенты. «Пожалуй, не меньше половины из них находятся здесь благодаря «своим людям» в военкоматах. Интересно, вот прапорщик Фуганов устроил сына к себе под бок, майор Сашин тоже, да и другие… А вот я бы стал своего устраивать или нет? Наверное, нет. Хотя… Может, я так потому думаю, что у меня просто нет сына? Скорее всего. Если бы у меня был сын, я бы, наверное, тоже его пристроил. В конце концов, какое мне дело, кто кого куда устраивает?! Ведь как бы то ни было, а и толстяк Фуганов, и Сашин пошли в армию, а не стали с липовыми грыжами сидеть дома, а другие — не пошли. Так что может не осуждать их родителей, а в пример ставить нужно», — пока Мищенко размышлял, второй взвод вопросительно смотрел на капитана. Многим казалось (и Игорю тоже), что с приездом офицеров режим станет мягче и лояльнее к «нарушителям». У трети взвода отцы были военными, и эти курсанты подсознательно тянулись к интеллигентному капитану Мищенко, надеясь на ослабление сержантских тисков, на возможность договориться со взводным о будущих отпусках и увольнениях. Сына у Мищенко действительно не было, но свою пятилетнюю дочь Маринку он очень любил и ничуть не жалел, что родилась она, а не мальчик.
Мищенко долго разговаривал со взводом, а в самом конце неожиданно спросил у Гришневича:
— Строевой занимались?
— Никак нет, товарищ капитан — некогда было, — смутившись, ответил сержант.
— Надо будет немного походить. Если на разводе Денисов ничего не скажет, завтра до обеда займись строевой.
— Есть.
В пять часов рота построилась перед казармой. Возле каждого взвода помимо сержантов стоял офицер или прапорщик. В первом взводным был прапорщик Козлов, в третьем — старший прапорщик Фёдоров. Креус вновь вернулся в свой четвёртый взвод, а рядом с пятым стоял почти не появлявшийся в последнее время капитан Николаев. Он же и отдал рапорт подошедшему ротному.
Командир роты майор Денисов уже пятый год служил в этой должности. Светловолосый, плотно сложенный Денисов был во всех отношениях «средним майором»: в меру требователен, но в меру и добр, в службе удачлив, но не так, чтобы уж очень, и возраст имел самый что ни на есть средний — тридцать шесть лет. Рядом с ним перед строем встал замполит роты, сорокатрёхлетний капитан Ходоренко. Ходоренко за свою долгую двадцатичетырёхлетнюю службу звёзд не хватал и почти тринадцать лет пробыл в одном и том же звании и в одной и той же должности. Начальству Ходоренко тоже не кланялся, поэтому в лучшем случае у него была возможность через год уйти на дембель майором. Впрочем, на это Ходоренко было наплевать, потому что карьеризмом он не страдал, своё дело делал честно и имел репутацию несколько сурового, но всё же отзывчивого и честного офицера.
Денисов набрал полную грудь воздуха и прокричал зычным «командным» голосом:
— Здравствуйте, товарищи!
— Здра-жела-това-ёр! — нестройно прокричала рота в ответ.
— Плохо. Попробуем ещё раз. Здравствуйте, товарищи!
На этот раз «здра-жела-това-ёр» получилось значительно лучше, и Денисов после некоторой паузы дал команду:
— Вольно.
— Вольно, — повторил каждый командир взвода.
Обведя глазами строй, Денисов продолжил:
— Я — командир второй роты майор Денисов. Рядом со мной стоит замполит роты капитан Ходоренко.
