Мы зааплодировали.
На другом конце круга встал мужчина и тоже начал благодарить. А после него другой. Потом еще женщина. Никакой очередности не существовало, и говорить-то было не обязательно. Ты говорил, если был готов к этому. Мы тренировались функционировать в этом режиме — режиме уважения к взаимному общению. Никто никого не перебивал. Мы выслушивали каждого и аплодировали, и хотя, наверное, прошло ужасно много времени, мы оставались на своих местах, пока каждый не получил возможность высказать то, что хотел.
Процесс назывался завершением общения. Форман рассказывал о нем: — Большинство всю жизнь повторяет: «Это я должен сказать». Вы таскаете с собой повсюду ношу незавершенных разговоров и удивляетесь, откуда голоса в вашей голове. Хуже того — при первом удобном случае вы норовите высказать то, что торчит костью в вашем горле. Вы вываливаете весь свой гнев, или разочарование, или страх на первого попавшегося безответного бедолагу, вместо того чтобы обратиться по истинному адресу. А потом еще удивляетесь, почему у вас не складываются отношения с людьми. Вы ходите и сообщаете свои новости тем, кому они не предназначены. Попробуйте сказать человеку то, что ему в данный момент необходимо услышать. Например, «спасибо», «простите меня» или «я люблю вас», и вы увидите, что произойдет…
Моего выступления никто не ждал. Не думаю, что у меня вообще было что сказать. Но в беседе возникла пауза, и на меня смотрели люди. Я встал, огляделся и покраснел.
— Спасибо вам. Простите меня. — И добавил: — Я люблю вас.
Но это были только слова.
Однако появилось и что-то более глубокое. Такое чувство родства, и радости, и единения, которому еще не придумали названия. Ощущение было необычайное. Я не знал, как донести его до всех — и начал аплодировать.
Я медленно поворачивался вокруг, глядя на всех, встречался взглядом с каждым и аплодировал их человечности. Мы такие глупые, такие жалкие, такие гордые и такие храбрые — маленькие голые розовые обезьянки, бросающие вызов Вселенной.
Мы — не пища червей! Мы — боги!
Они начали хлопать мне. Зал взорвался аплодисментами. Все встали. Мы ликовали, вопили и хлопали в ладоши все вместе.
Тренировка подошла к концу! Мы победили! Мы брали на себя ответственность за судьбу всего нашего вида — и тот, кто не хочет присоединиться к нам, пусть остается позади и дает червям сожрать себя. Мы собирались дать кое-кому хорошего пинка в волосатый красный зад!
Я чувствовал себя потрясающе!
Но когда аплодисменты стихли, мы по-прежнему оставались одни в этом зале.
Можно было не сомневаться: те, кто наблюдал за нами, поняли, что мы закончили. Тренировка завершилась.
Что бы сейчас ни произошло, мы ждали.
Мы продолжали ждать.
А через какое-то время настроение начало падать.
Да, душевный настрой мы получили, но процесс не закончился. Должно произойти еще что-то.
Мы переглядывались. Мы нравились себе. Мы все делали правильно: убрались, расставили стулья, придумали тренировку, завершили общение, поздравили себя…
Что же еще?
Я вспомнил, что когда-то говорил мне Форман — казалось, прошли годы.
— Наша тренировка — игра, Джим, но мы играем не ради выигрыша, а для того, чтобы играть. И то, чему мы учимся во время игры — где не бывает наказания за проигрыш, — помогает в тех играх, где мы не можем позволить себе проиграть. Главное — понять, в чем состоит смысл любой игры, и тогда можно ставить на выигрыш.
Смысл данной игры заключается в том…
… чтобы заново изобрести будущее человечества.
И я понял, в чем заключается незавершенность.
Все, что мы делали до сих пор, касалось только нас самих.
Даже стулья мы поставили так, чтобы сесть лицом друг к другу, отгородившись от остального мира.
Но тренировка подразумевала ломку парадигм. Ее цель — избавить нас от того, что есть, чтобы мы могли изобретать то, чего нет; подготовить нас к встрече с остальной Вселенной.
Так вот что неверно: мы были обращены не в ту сторону.
Я встал со стула и развернул его, поставив сиденьем наружу, лицом к миру. Я мог повернуться лицом ко всей Вселенной, потому что доверял людям у себя за спиной.
Позади послышался вздох. Кто-то еще понял суть. Это была женщина с вечно обеспокоенным лицом. Теперь, довольная собой, она встала и тоже развернула стул.
Потом послышался стук и шарканье. И довольно скоро все развернули стулья, улыбаясь или смеясь при этом. Теперь все кругом было шуткой.
Через некоторое время мы все сидели лицом наружу, мы все готовы были встретить Вселенную.
И по-прежнему ничего не происходило.
Завершенности по-прежнему не было.
Черт! Что я упускаю?
О мой Бог!
О, дерьмо!
Джейсон Деландро.
Он предупреждал.
Это и было его местью.
В данный момент, когда мне больше всего нужно было понять нечто, толчком послужили его слова.
Для того чтобы окончательно завершить тренировку, мне придется признать, что кое в чем он был прав.
Насколько он был прав?
Я должен был подумать об этом раньше. Проанализировать. Разложить на составные части и потом брать кусочек за кусочком, фрагмент за фрагментом и смотреть, что же произошло в действительности. Я встал.
— Я знаю, что должно быть дальше. Все повернулись ко мне.
— Слушайте. Когда мы начинаем жить, мы пребываем в модусе ожидания Санта Клауса, очередного чуда. Но в один прекрасный день мы понимаем, что никакого Сайта-Клауса нет. У большинства хватает ума усвоить это еще в школе. Перестав его ждать, мы тут же попадаем в другой модус: ожидания трупного окоченения.
Кто-то рассмеялся.
— Есть третье состояние, — продолжал я, не обращая внимания на смешки. — Но чтобы попасть туда, необходимо отказаться от ожидания.
Они начали аплодировать… Я поднял руку.
— Нет. Время аплодисментов закончилось. — Я был совершенно уверен в себе. — Тренировка завершена.
Мы посмотрели друг на друга — и заулыбались! Мы ликовали! Мы хлопали друг друга по спине. Мы обнимались и целовались — и пошли к выходу, и с треском распахнули двери…
Форман и все его помощники ждали нас снаружи.
И вот тогда действительно начался выпускной бал.
Мы ревели, улюлюкали, топали ногами, свистели, вопили — все разом.
Пусть Земля достается смиренным — мы претендовали на звезды!
Мы бросали вызов Вселенной.
Мы могли бы продолжать так целую вечность, но у меня за спиной проскользнула Лиз и похлопала меня по плечу. Я повернулся, схватил ее и стал целовать, но в ответ она отдала мне бумаги с
