реальный выбор, а «гостями» надо руководить — проще говоря, манипулировать. Ты попался в логическую западню, Джим. Но это следующий вопрос, и о нем мы поговорим в другой раз. Как ты себя чувствуешь сейчас?
— Прекрасно, — ответил я. — Честное слово, хорошо.
— О'кей. — Форман выглядел удовлетворенным. Белые волосы все так же светились нимбом над его головой. — Ты делаешь успехи. Мы почти закончили. Продолжай просто говорить правду.
— Я буду говорить правду, — сказал я.
— Итак: ты абсолютно уверен, что мы занимаемся здесь не тем же самым?
— Не знаю, — смущенно признался я. — Деландро тоже нельзя отказать в проницательности. Он относился к своему делу с такой же страстью, как… вы к своей базисной группе. Он тоже говорил о выборе и ответственности.
Форман кивнул.
— Видишь, Джим, теперь ты понимаешь, что одну и ту же методику можно использовать и на благо, и во зло. А добро и зло очень часто не более чем сумма условностей, о которых договариваются люди, чтобы определить точку отсчета. Джейсон Деландро утверждал, что он создает партнерские отношения с червями. Ты убедился воочию, что это действительно так. Мы же не ищем компромиссов с захватчиками. Несколько лет назад мы беседовали с тобой насчет другого выбора, помнишь? Тогда я спросил, что ты хочешь делать. Помнишь свой ответ?
— Я сказал, что хочу убивать червей.
— Верно. Ты по-прежнему этого хочешь?
— Да. Даже больше, чем когда-либо.
— Хорошо. Очень хорошо. — Форман, положив руку на мое плечо, нагнулся ко мне. Когда он заговорил снова, его голос звучал спокойно и доверительно. — Теперь послушай меня. Не важно, что наши занятия похожи на уроки Деландро. Это вполне возможно. Я не знаю, что именно он делал, и это меня мало волнует, в конечном итоге даже не имеет значения, потому что дело не в тренировке, а в том, что ты собираешься делать после ее завершения. Вот главный вопрос: одинаковы ли у нас цели? Ответь, совпадает ли наша цель с тем, чего хотел Джейсон Деландро?
— Нет.
— Не совпадает. Ты уверен в этом? — Да.
— Абсолютно уверен?
— Да.
— Тогда почему ты реагировал так, словно они совпадают? А?.. — Голос Формана стал жестким. — ПОЧЕМУ ЖЕ ТЫ РЕАГИРОВАЛ ТАК, СЛОВНО НАШИ ЦЕЛИ И ЦЕЛИ ДЕЛАНДРО ИДЕНТИЧНЫ?
— Я… я…
Мое горло скрутила болезненная судорога. Стеснило грудь. Я не мог вздохнуть…
— Все в порядке, Джим. — Форман дотронулся до моего плеча. — Что ты сейчас чувствуешь?
— Мне трудно дышать. Больно.
— Где больно?
— В… внутри. — Я потер грудь. — Давит.
— Словно тебя раздавили?
— Да.
— М-м. Хочу, чтобы ты кое на что обратил внимание, Джим. Я задал вопрос, и, вместо того чтобы ответить на него, ты испытал лавину сильных физических ощущений. У нас здесь происходит еще что-то, о чем ты все-таки не хочешь говорить правду, но оно постоянно дает о себе знать. Ты пытаешься подавить это в себе, а оно рвется наружу и переходит в физическое давление. Так что давай я повторю вопрос, а ты не удерживай ответ в себе, договорились?
Я судорожно сглотнул и кивнул.
— Почему твоя реакция была такой, словно наша тренировка не отличается от той, у ренегатов?
— Потому что все выглядело так же, и я испугался, что снова придется пройти через… — Я выпаливал слова так быстро, что они наталкивались одно на другое. Ответить оказалось проще, чем я думал. — Я был напуган. И не хотел снова отдавать контроль над своим мозгом в чужие руки.
— Должен тебя огорчить, — прошептал Форман мне на ухо театральным шепотом. — Это невозможно.
— Да?
— Это твой мозг. Разве кто-нибудь, кроме тебя, может отвечать за его действия?
— Не… нет. Вы хотите сказать, что никто не промывал мне мозги?
— Я ничего не хочу сказать. Просто стою здесь и задаю вопросы.
— Нет, вы сказали, что такой вещи, как промывание мозгов, вообще не существует. — Во мне снова начала расти паника. Словно я мчался по русским горкам. Снова западня. — Я знаю, о чем вы думаете. Вы собираетесь сказать, что я прячу голову в песок, а мои слова о промывании мозгов лишь предлог избежать ответственности за совершенные мною поступки, разве не так?
— Ты так думаешь?
— Это вы так думаете! — Я перешел на крик. — По крайней мере, предполагаете! Но я был там и знаю, что происходило! И не представляю себе другой трактовки! Сейчас все выглядело точно так же. И я испугался!
— Все точно, — согласился Форман. — Все абсолютно точно.
— Что? — Я растерялся. — Что точно?
— Твои слова. Повтори, пожалуйста.
— Это выглядело так же, и я испугался.
— Правильно. — Форман ухватился за мое утверждение. — Для тебя все выглядело так же, и ты повел себя как и тогда, хотя ситуация и не была таковой. Ты понимаешь это?
— О да.
— Реакция была автоматической, верно? Кнопку нажали, и твоя машина заработала, не так ли?
— Ох… — Я обмяк в кресле. — Уф-ф. — И закрыл глаза руками.
— Какая запись включилась, Джим?
— Э-э… Злость?..
— Ты спрашиваешь или утверждаешь?
— Утверждаю, — сказал я. — Злость.
— Там было еще кое-что, Джим. Не просто злость.
Что же это?
Проглотив слюну, я опустил голову и тихо сказал; — Ярость. Я хочу сказать… что на какое-то время я перестал быть человеком. Превратился в животное. Хотел убить. И убил бы тогда. Если бы смог.
— Да, — кивнул Форман. — Твоя ярость проявилась очень наглядно. Видишь, насколько она была автоматической?
Он был прав. Я едва сдерживал дрожь; хотелось закричать — и в то же время я почувствовал облегчение.
— Это очень древняя запись. Ты унаследовал ее от своего прапрапрадеда — того, что слез с дерева. Она называется «бей или беги» и является частью твоей системы управления. Эта часть всегда наблюдает, оценивает ситуацию и включает поведенческие реакции. На этот раз она решила, что под угрозой находится твоя жизнь, и вызвала соответствующую реакцию. Ты действовал по стереотипу «бейбеги», верно?
— Да, это так.
Я совсем запутался.
— Как долго ты носил в себе эту ярость?
— Э-э… Год, не меньше.
— О нет, гораздо больше. Как насчет большей части жизни?.. Сколько тебе лет?
— Двадцать пять.
— Гм… Нет, чтобы накопить такую ярость, требуется по меньшей мере три миллиарда лет. Эта ярость — наследие эволюции. Ты питаешь злобу с того дня, когда вылез из теплой и уютной мамочкиной утробы,
