Мало-помалу вокруг них собирается разношерстная публика и прислушивается.
Подходит Фансен.
Фансен. Доброго здоровья, господа! Что нового?
Плотник. Не связывайтесь с ним, дрянь он, а не человек.
Иеттер. Он, кажется, писец у доктора Витца?
Плотник. Этот уж много господ переменил. Сначала был писцом, а как хозяева, один за другим, его повыгоняли за мошеннические проделки, стал то ли подпольным адвокатом, то ли нотариусом. Ко всему он еще и пьяница.
Подходит еще народ. Стоят, разбившись на кучки.
Фансен. Вот и вы сюда пришли, видать, пошушукаться. Да, разговор-то интересный.
Зоост. И я так полагаю.
Фансен. Будь у кого-нибудь из вас сердце, а у другого еще и голова в придачу, мы бы вмиг разорвали испанские цепи.
Зоост. Хозяин, так говорить не положено. Мы королю присягали.
Фансен. А король нам. Не забудьте.
Иеттер. Его правда. Вы как думаете?
Голоса из толпы. Давайте-ка еще послушаем. Этот человек понимающий! У него котелок здорово варит.
Фансен. Был у меня когда-то старик хозяин. Каких только он не имел пергаментов, грамот прадедовских времен, контрактов и судебных документов, я уж не говорю о самых редкостных книгах. В одной все наше государственное устройство было изложено: как сначала нами, нидерландцами, правили разные князьки и все-то по стародавним обычаям, как наши предки чтили своего князя, если он ими правил по-хорошему, и умели его окоротить, когда он лишнее себе позволит. Тут и сословное собрание сразу же за них вступалось, потому что в каждой провинции, самой мелкой, было свое сословное и земское собрание.
Плотник. Придержи язык! Всем это давно известно. Любой добропорядочный бюргер знает про свое государство, что ему знать положено.
Иеттер. Не мешайте ему говорить, всё что-нибудь да узнаем.
Зоост. Правильно.
Многие. Говорите, говорите, не каждый день это услышишь.
Фансен. Вот ведь вы, бюргеры, каковы! Живете — только небо коптите; ремесло к вам перешло от родителей, а значит, и власть пусть вами вертит, как хочет и как умеет. Ни традиция, ни история, ни права власть имущих — все это вас не касается; потому-то испанцы и поймали вас в сети.
Зоост. Такие мысли и на ум не идут, если у тебя, кроме хлеба насущного, ничего нету.
Иеттер. Проклятье! Почему же нам вовремя никто ничего такого не сказал?
Фансен. Я вам сейчас говорю. Испанскому королю счастье привалило, завладел он всеми нашими провинциями, да только нечего ему в них на свой лад хозяйничать, пусть правит, как прежде мелкие князья правили, каждый своей провинцией. Понятно вам?
Иеттер. Объясни получше!
Фансен. И без того ясно как день. Разве не должны нас судить по законам нашей провинции? А нынче что получается?
Один из бюргеров. Твоя правда!
Фансен. У брюссельца один закон, у жителя Антверпена или Гента другой. А нынче-то что? Откуда же это, спрашивается, пошло?
Другой бюргер. Ей-богу, так.
Фансен. Если сейчас не спохватитесь, покажут вам, где раки зимуют. Тьфу! Что не сумел ни Карл Смелый, ни Фридрих Воитель, ни Карл Пятый, с тем Филипп управился, да еще бабьими руками.
Зоост. Верно, верно! Прежние князья ведь тоже пытались…
Фансен. А как же! Да только отцы наши не зевали: досадит им князь, они уведут его сына и наследника и спрячут куда-нибудь, а уж если отдадут, то с превеликой для себя выгодой. Вот это люди были! Знали, чего им надо. И знали, как дело делается! Настоящие люди! Потому-то наши права так отчетливо изложены, наши вольности так надежны.
Мыловар. Что вы там толкуете про вольности?
Народ. Про наши вольности, про наши права! Еще об них расскажите.
Фансен. Нам, брабантцам, дано всего больше преимущественных прав, хотя у других провинций они тоже имеются. Я про это в книге читал…
Зоост. Ну валяйте, рассказывайте!
Иеттер. А мы послушаем.
Один из бюргеров. Очень вас прошу!
Фансен. Во-первых, там сказано, что герцог Брабантский должен быть нам добрым и верным государем.
Зоост. Добрым? Так и сказано?
Иеттер. Верным? Ужели правда?
Фансен. Слушайте, что я говорю. Он нам присягал, как и мы ему. Во-вторых, ему не дозволено над нами самодержавствовать ни делом, ни помыслом, ни случаем — никогда.
Иеттер. Здорово! Здорово! Ни делом, ни помыслом.
Зоост. И ни случаем.
Другой. Никогда! Вот самое главное. Не дозволено никому и никогда.
Фансен. Так черным по белому стоит.
Иеттер. Принесите нам эту книгу!
Один из бюргеров. Она нам позарез нужна.
Другие. Книгу! Книгу!
Один из бюргеров. Мы с ней к правительнице пойдем.
Еще один. А вы, господин доктор, станете там речь держать!
Мыловар. Ну и дурачье!
Несколько голосов из толпы. Еще что-нибудь из книги!
Мыловар. Да я ему башку сворочу, если он еще хоть слово вымолвит!
Народ. Только попробуй! Расскажите подробнее о наших правах! Какие у нас еще права имеются?
Фансен. Разные, среди них самые дельные и полезные. А еще в книге стоит: правитель не должен ни улучшать положение духовенства, ни увеличивать его численность без согласия дворянства и сословий. Зарубите это себе на носу! И государственный строй изменять ему тоже не дозволено.
Зоост. Это верно?
Фансен. Я вам указ покажу, он уже лет двести, а то и триста как вышел.
Бюргер. А мы терпим новых епископов? Дворянство обязано за нас вступиться, не то мы им покажем!
Другие бюргеры. И не позволим инквизиции гнуть нас в бараний рог!
Фансен. Сами виноваты!
Народ. У нас есть еще Эгмонт! Есть Оранский! Они нас в обиду не дадут.
Фансен. Ваши братья во Фландрии встали за доброе дело.
Мыловар. Ах ты, собака!
Другие бюргеры
