потянуло в сон. Разница была тем менее заметна, что ему опять снилась ВДНХ.
…Он больше ничему не удивлялся, не прислушивался и не пытался понять. Значение его сна скрывалось не на станции, а в туннеле, он точно помнил это. Выйдя из палатки, он сразу направился к путям, спрыгнул вниз и пошел на юг, к Ботаническому саду. Кромешная темнота уже не пугала его на этот раз, страшило другое — предстоящая встреча в туннеле. Кто его ждал там? В чем был смысл этого события? Почему ему никогда не хватало смелости, чтобы выдержать до конца?
Его двойник, наконец, появился в глубине туннеля — мягкие уверенные шаги постепенно приближались, как и в предыдущие разы начисто лишая Артема его решительного настроя. Однако на этот раз он держался лучше, и, хоть колени и дрожали, Артем смог унять озноб и дотерпеть до того момента, как он поравнялся с невидимым созданием. Покрываясь холодным липким потом, сдержался и не бросился бежать, когда легчайшее колебание воздуха сказало ему, что это таинственное существо находится в считаных сантиметрах от его лица. — Не беги… Посмотри в глаза своей судьбе… — прошептал ему на ухо сухой шелестящий голос.
И тут Артем вспомнил — да как же он мог забыть об этом в прошлых кошмарах — что в кармане у него лежит зажигалка. Нашарив пластмассовый корпус, он чиркнул кремнем, готовясь увидеть того, кто с ним разговаривал.
Он онемел и почувствовал, как его ноги врастают в землю.
Рядом с ним неподвижно стоял черный. Широко открытые темные глаза без зрачков искали его взгляда.
Артем громко, что было силы, закричал.
— Маменьки грешные! — бабка держалась за сердце, тяжело дыша. — Перепугал-то как, ирод! — Вы простите. Он у нас того… Нервный, — извинялся, обернувшись, Ульман. — Что хоть ты увидел там? — из- под прикрытых опухших век бабки сквозил любопытный взгляд. — Сон… Кошмар приснился. Извините, — ответил Артем. — Сон?! Ну вы, молодые, впечатлительные, — и она снова принялась охать и ругаться.
На этот раз, как ни странно, проспал он довольно долго — пропустил даже остановку на Новослободской. И не успел Артем еще вспомнить, что же такое важное он понял в конце своего кошмара, как трамвай прибыл на Проспект Мира.
PLAY Атмосфера здесь царила совсем другая, чем на Белорусской. Делового оживления на Проспекте Мира не было и в помине. Зато сразу бросалось в глаза большое число военных — спецназовцев и офицеров с нашивками инженерных войск. С другого края платформы на путях стояли несколько охраняемых грузовых мотодрезин с загадочными ящиками, укрытыми брезентом. В зале прямо на полу сидели около полусотни кое-как одетых людей с огромными баулами, потерянно озирающиеся по сторонам. — Что здесь происходит? — спросил Артем у Ульмана. — Это не здесь происходит, это у вас, на ВДНХ, — невесело улыбнулся тот. — Видно, собираются туннели взрывать… Если ваши черные с Проспекта Мира полезут, Ганзе не поздоровится. Наверное, готовят превентивный удар.
Пока они переходили на Калужско-Рижскую линию, Артем смог убедиться, что догадка Ульмана, скорее всего, оказалась верна. Спецназ Ганзы орудовал и на радиальной станции, где он вообще-то не должен был появляться. Оба входа в туннели, ведущие на север, к ВДНХ и Ботаническому Саду, были отгорожены. Здесь кто-то на скорую руку устроил блок-посты, дежурство на которых почему-то несли ганзейские пограничники. На рынке почти не было посетителей, половина прилавков пустовала, люди тревожно перешептывались, словно над станцией нависла неотвратимая беда. В одном углу толпились несколько десятков человек с тюками и сумками. Приглядевшись, Артем понял, что там — целые семьи, и стоят они в очереди у столика с надписью «Регистрация беженцев». — Подожди меня здесь, я пойду нашего человека поищу, — Ульман оставил его у торговых рядов и исчез.
Но у Артема были свои дела. Спустившись на рельсы, он подошел к блокпосту и заговорил с хмурым пограничником. — А к ВДНХ еще пускаете? — Пока пускаем, но ходить не советую, — отозвался тот. — Что, не слышал, что там творится? Какие-то упыри лезут, да так, что не остановить. У них там чуть не вся станция полегла. Там должно здорово припекать — уж если наше начальство решило им боеприпасы безвозмездно поставлять, только чтобы до завтра продержались… — А что завтра будет? — Завтра все к чертям взорвем. На триста метров от Проспекта в обоих туннелях заложим динамит — и все, не поминайте лихом. — Но почему вы вместо этого просто им не поможете? Не пошлете подмогу? — Тебе же говорят — там упыри. Так все ими и кишит, никакой подмоги не хватит. — А что с людьми с Рижской? С самой ВДНХ?! — Артем не верил своим ушам. — Мы их еще несколько дней назад предупредили. Вот, идут к нам потихоньку — Ганза принимает, у нас тоже не звери. Но лучше бы поторопились. Как время выйдет, так и привет. Так что ты уж постарайся поскорее обернуться. Что у тебя там? Дела? Семья? — Все, — ответил Артем, и пограничник понимающе кивнул.
Ульман стоял в арке, тихонько переговариваясь с неприметным молодым человеком и строгим мужчиной в кителе машиниста и при полных регалиях начальника станции. — Машина наверху, бак залит. У меня тут на всякий случай еще рации и защитные костюмы, и еще «Печенег» с «Драгуновым», — парень указал на две больших черных сумки. Подниматься можно в любой момент. Когда нам надо наверх? — Сигнал будем ловить через восемь часов. К тому времени уже должны быть на позиции, — ответил Ульман. — Гермозатвор работает? — обратился он к начальнику. — В порядке, — подтвердил тот. — Когда скажете. Только людей надо будет отогнать, чтобы не перепугались. — У меня все. Значит, отдыхаем часиков пять, и потом — полный вперед, — подвел итог Ульман. — Ну что, Артем? Отбой? — Я не могу, — отведя напарника подальше от чужих ушей, сказал ему Артем. — Мне обязательно надо сначала на ВДНХ. Попрощаться, и вообще посмотреть. Ты был прав, они все туннели от Проспекта Мира будут взрывать. Даже если мы живыми оттуда вернемся, я своей станции больше не увижу. Мне надо. Правда. — Слушай, если ты просто наверх идти боишься, к черным своим, так и скажи, — начал было Ульман, но встретив Артемов взгляд, осекся. — Шутка. Извини. — Правда надо, — просто повторил Артем.
Он не сумел бы объяснить это чувство, но знал, что на ВДНХ он все равно пойдет — любой ценой. — Ну, надо — так надо, — растерянно отозвался боец. — Обратно вернуться ты уже не успеешь, особенно если там с кем-то прощаться собираешься. Давай так сделаем: мы отсюда по Проспекту Мира на машине поедем с Пашкой — это тот, с баулами. Раньше собирались прямиком к башне, но можем сделать крюк и заехать к старому входу в метро ВДНХ. Новый весь разворочен, ваши должны знать. Будем тебя там ждать. Через пять часов пятьдесят минут. Опоздаешь — ждать не станем. Костюм взял? Часы есть? На, возьми мои, я с Пашки сниму, — он расстегнул металлический браслет. — Через пять часов пятьдесят минут, — кивнул Артем, сжал Ульману руку и бросился бежать к блокпосту.
Увидев его снова, пограничник покачал головой. — А в этом перегоне больше ничего странного не происходит? — вспомнил Артем. — Ты про трубы, что ли? Ничего, залатали кое-как. Говорят, голова только кружится, когда мимо проходишь, но чтобы умирали — такого нет, — ответил пограничник.
Артем кивком поблагодарил его, зажег фонарь и шагнул в туннель.
Первые десять минут в голове суматошно крутились какие-то мысли — об опасности лежащих впереди перегонов, о продуманном и разумном устройстве жизни на Белорусской, потом о «трамваях» и настоящих поездах. Но постепенно темнота туннеля высосала из него эти лишние, суетно мелькающие картинки и обрывки фраз. Сначала наступили спокойствие и пустота, потом он задумался о другом.
Его странствие подходило к концу. Артем и сам не смог бы сказать, сколько времени он отсутствовал. Может быть, прошло две недели, может — больше месяца.
Каким простым, каким коротким казался ему его путь, когда он сидя на дрезине на Алексеевской разглядывал в свете фонарика свою старую карту, пытаясь наметить дорогу к Полису… Перед ним тогда лежал неведомый ему мир, о котором достоверно ничего было неизвестно, и поэтому можно было набрасывать маршрут, думая о краткости дороги, а не о том, во что она превращала идущих по ней путников. Жизнь предложила ему совсем другой маршрут, запутанный и сложный, смертельно опасный, и даже случайные попутчики, разделявшие с ним лишь малый участок его пути, могли поплатиться за это жизнью.
Артем вспомнил Олега. У каждого — свое предназначение, говорил ему на Полянке Сергей Андреевич. Не могло ли быть так, что предназначением этой короткой детской жизни оказалось страшно,
