согласился на его поручение. — Эй, Артем! Артем! Ты спишь там, что ли? Ты чего не отвечаешь? — потряс его за плечо Женька. — Слышишь, что Кирилл говорит? Завтра вечером у нас караван организуют на Рижскую. Вроде, наша администрация решила с ними объединяться, и пока гуманитарную помощь им отправляем, ввиду того, что скоро все мы тут будем братья. А у них там, вроде, склад обнаружился с бобинами с кабелем. Начальство хочет прокладывать — говорят, телефон будут делать между станциями. Во всяком случае, телеграф. Кирилл говорит, кто завтра не работает, может пойти. Хочешь?
Артем тут же подумал, что сама судьба дает ему возможность выполнить поручение, если появится необходимость. И он молча кивнул. — Здорово! — обрадовался Женька. — Тогда вместе пойдем. Кирилл! Запиши нас, хорошо? Во сколько там завтра выходим, в девять? Не забуду…
До конца смены Артем так и не промолвил больше ни слова, не в состоянии оторваться от мрачных мыслей, занимавших его. Женька был оставлен на растерзание всклокоченному Кириллу и явно за это обиделся. Артем продолжал механическими движениями шинковать грибы, крошить их в пыль, снимать с проволки новые шляпки, и снова шинковать, и опять крошить, и так до бесконечности, перед глазами стояло лицо Хантера, когда тот говорил ему, что он может и не вернуться, — спокойное лицо человека, привыкшего рисковать своей жизнью, не боящегося это делать, но… А в его сознании чернильным пятном медленно расплывалось предчувствие грядущей беды.
После работы Артем вернулся в свою палатку. Отчима там уже не было, очевидно, он ушел по своим делам. Артем опустился на свою постель, уткнулся лицом в подушку и мгновенно уснул, хотя собирался еще раз обдумать свое положение в тишине и спокойствии.
Сон, болезненный и бредовый после всех разговоров, мыслей и переживаний прошедшего дня, обволок его и решительно увлек его в свои пучины. Артем увидел себя сидящим у костра на станции Сухаревская, рядом с Женькой и странствующим магом с непонятным испанским именем Карлос. Карлос учил их с Женькой, как правильно готовить дурь и объяснял, что употреблять ее так, как это принято на ВДНХ — чистое преступление, потому что эти поганки на самом деле — не грибы вовсе, а новый вид разумной жизни на Земле, которая, может, заменит со временем человека. Что сами грибы эти — не самостоятельные существа, а всего только частицы единого целого, соединенного нейронами грибницы, расплетенной по всему метрополитену. И что на самом деле тот, кто ест дурь, не просто употребляет психотропные вещества, а вступает в контакт с этой самой новой разумной жизнью. И если все делать правильно, то можно подружиться с ней, и тогда она будет помогать тому, кто общается с ней через дурь. Но потом вдруг появился Сухой и, грозя пальцем, сказал, что дурь употреблять вообще нельзя, потому что от длительного ее употребления мозги становятся червивыми. И тогда Артем решил проверить, действительно ли это так, тихо встал, сказал всем, что идет проветриться, а сам осторожно зашел за спину магу с испанским именем и увидел, что у того нет затылка, и виден мозг, почерневший от множества червоточин, и длинные белесые черви, извиваясь кольцами, вгрызались в мозговую ткань и проделывали новые ходы, а маг все продолжал говорить, как ни в чем не бывало… Тогда Артем испугался и решил бежать от него, начал дергать Женьку за рукав, прося его встать и пойти с ним, но Женька лишь нетерпеливо отмахивался от него руками, и просил Карлоса продолжать рассказывать дальше, а Артем видел, как черви из головы мага по полу переползают к Женьке и, поднимаясь по его спине, пытаются пробраться ему в уши…
…Тогда Артем спрыгнул на пути и бросился бежать от станции что было сил, но вспомнил, что это — тот самый туннель, в который нельзя заходить поодиночке, а только группами, повернул и побежал обратно — на станцию, но почему-то никак не мог на нее вернуться, хотя бежал изо всех сил. В этот момент за его спиной вдруг зажегся свет и он с поразительной для сна отчетливостью и логичностью увидел собственную тень на полу туннеля… Он обернулся, и увидел, что из недр метро на него неумолимо движется поезд, дьявольски скрежеща и гремя колесами, оглушая его и слепя его своими фарами… И тут ноги отказали ему, стали бессильными, словно это и не ноги его были, а пустые штанины, набитые для видимости всяким тряпьем…
И когда поезд уже находился в считанных метрах от Артема, видение вдруг стремительно потеряло свои краски и свое правдоподобие, выцвело, и исчезло. На смену ему пришло нечто новое, совершенно иное: Артем увидел Хантера, одетого во все снежно-белое, в комнате с ослепительно белыми стенами и совсем без мебели. Он стоял, опустив лицо, и взгляд его буравил пол. Потом он поднял глаза и посмотрел прямо на Артема. Ощущение было очень странным, потому что в этом сне Артем не видел и не чувствовал себя, но словно смотрел на происходящее со стороны. Когда Артем взглянул в них, его наполнило непонятное беспокойство, словно ожидание чего-то очень важного, что должно было вот-вот произойти…
И тогда Хантер заговорил с ним. Артема захолонуло чувство необъяснимой реальности происходящего. Когда ему снились предыдущие кошмары, он в известной степени отдавал себе отчет в том, что просто спит и все происходящие с ним события — всего лишь плод растревоженного напряженным днем воображения. В этом же видении сознание того, что в любой момент можно захотеть и проснуться отсутствовало начисто.
Пытаясь встретить его взгляд, хотя у Артема создалось впечатление, что Хантер на самом деле не видел его, и предпринимал эти попытки вслепую, тот медленно и тяжело проговорил, обращаясь к Артему: «Пришло твое время. Ты должен выполнить то, что ты обещал мне. Ты должен сделать это. И запомни! Это не сон! Это не сон!»
Артем широко распахнул глаза. И уже после того, как его глаза открылись, в голове вновь, в последний раз, с ужасающей ясностью раздался глухой и чуть хрипловатый голос: «Это не сон!»
«Это не сон», — повторил Артем. Детали привидевшегося кошмара быстро стирались из памяти, но второе видение Артем помнил прекрасно, во всех деталях. Странное одеяние Хантера, загадочная пустая белая комната и слова «Ты должен выполнить то, что обещал мне!» не выходили у него из головы.
В палатку зашел отчим и обеспокоенно спросил Артема: — Скажи-ка мне, товарищ, ты Хантера не видел после нашей вчерашней беседы? Вечереет уже, а он куда-то запропастился, и палатка его пустая. Ушел он, что ли? Он тебе вчера ничего не говорил о своих планах?
— Нет, дядь Саш, просто об обстановке на станции расспрашивал, что тут у нас происходит с моей точки зрения, — добросовестно соврал Артем.
— Боюсь за него. Боюсь, он глупостей наделает. Себе на голову, и нам тоже достанется, — расстроенно произнес Сухой.
— Не знает он, с кем связался… Эх! Что, не работаешь сегодня?
— Мы сегодня с Женькой записались в караван на Рижскую — помощь им переправлять, а оттуда начнем кабель телеграфный разматывать, — ответил Артем, вдруг осознав, что он уже принял решение.
При этой мысли что-то у него внутри оборвалось, и он почувствовал странное облегчение и вместе с тем — какую-то пустоту внутри, словно у него из груди удалили опухоль, булыжником оттягивавшую сердце и мешавшую дышать.
— В караван? Сидел бы ты, Артем, дома, а не шлялся бы со всякими караванами… Да разве тебя убедишь? Пошел бы с вами, у меня как раз по этому поводу на Рижской дела, да что-то я себя сегодня неважно чувствую… В другой раз уже, наверное… Ты ведь не сейчас еще уходишь? В девять? Ну, мы с тобой успеем еще попрощаться. Собирайся пока! — и Сухой опять вышел.
Артем принялся судорожно кидать в свой рюкзак все те вещи, которые могли ему хоть как-то пригодиться в дороге — фонарик, батарейки, еще батарейки, грибы, пакет чая, колбасы, полный рожок от автомата, который он когда-то стащил, карту метро, еще батарейки… Не забыть паспорт — на Рижской он, конечно, ни к чему, но вот за ее пределами без паспорта первый же патруль независимой станции может завернуть, а то и к стенке поставить — в зависимости от положения на этой станции… И капсула, врученная ему Хантером… Все.
Закинув рюкзак за плечи, Артем посмотрел в последний раз на свою палатку и решительно вышел из нее.
Группа, уходившая в караване, собиралась на платформе, у входа в южный туннель. На путях уже стояла ручная дрезина с погруженными на нее ящиками с мясом, грибами и пакетами чая, а на них — какой-то мудреный прибор, собранный местными умельцами, наверное, телеграфный аппарат.
