избежать войны, ибо держава эта — могущественный противник. Населяют ее люди сильные и воинственные, закаленные в постоянных сражениях с пиктами, жителями Зингара и киммерийцами. Уже пять веков враждуют между собой Немедия и Аквилония, и всегда окончательная победа была за аквилонцами.
Нынешний их повелитель — величайший рыцарь среди народов Запада. Он чужестранец, искатель приключений, и троном Аквилонии он завладел во время гражданской войны силой — самолично задушил короля Нумедида прямо на троне. Зовется он Конаном, и нет человека, способного выстоять против него в бою.
Сейчас Валерий — законный наследник престола. Он был изгнан своим царственным родичем Нумедидом и долго жил вдали от родины. Но в его жилах течет кровь древней династии. Многие бароны поддержали бы тайно падение Конана, в котором не то что королевской — вообще нет благородной крови. Но простой народ ему верен, как и дворянство в дальних провинциях. Но если бы его войска были разбиты и первом же сражении и сам Конан при этом погиб — не думаю, чтобы было так уж трудно короновать Валерия. Воистину со смертью Конана перестало бы существовать единственное средоточие власти. Конан не принадлежит ни к какой династии — это авантюрист-одиночка.
— Хотел бы я посмотреть на этого короля, — задумчиво произнес Ксальтотун, глядя на серебряное зеркало в одной из ниш. В зеркале ничего не отражалось, но выражение лица мага говорило: он понимает, для чего оно предназначено. Заметив это, Ораст с гордостью кивнул головой — так хороший ремесленник принимает похвалу подлинного мастера.
— Попробую показать тебе его, — сказал он и, усевшись перед зеркалом, стал пристально всматриваться и глубину стекла, где мало-помалу стала приобретать очертания некая размытая тень.
Остальные понимали, что перед ними всего лишь отражение мыслей Ораста, — точно так отражает мысли волшебников и магический кристалл. Изображение, неясное и туманное вначале, вдруг приобрело поразительную четкость — и они увидели мужа высокого роста, широкоплечего, с мощной грудью, могучей шеей и крепкими мышцами. Он был одет в шелк и бархат; золотые львы Аквилонии украшали его богатый камзол. На гладко причесанной гриве черных волос сияла корона, но висевший на поясе обоюдоострый меч подходил ему больше королевских регалий. Голубые глаза горели под низким широким лбом. Его смуглое, покрытое шрамами, почти отталкивающее лицо было лицом воина, а бархатные одежды не могли скрыть опасной мощи тела.
— Этот человек не гибориец! — воскликнул Ксальтотун.
— Нет, он киммериец. Это одно из тех диких племен, что населяют серые предгорья Севера.
— Я воевал с его пращурами, — сказал Ксальтотун. — Их не смогли покорить даже владыки Ахерона.
— Киммерийцы по-прежнему остаются угрозой для народов Юга, — сказал Ораст. — А он — истинный сын своей дикой расы. Я уже говорил, никто не может соперничать с ним в схватке.
Ксальтотун не отвечал. Он сидел, вглядываясь в сгусток живого огня, вспыхивающий и гаснущий в его руке. Во дворе протяжно и тоскливо завыла собака.
2. Дуновение черного ветра
Год Дракона пришел в сопровождении войны, эпидемий и тревоги. Моровое поветрие кружило по улицам Бельверуса и поражало и купца в лавке, и раба в сарае, и рыцаря во время застольной беседы. Искусство знахарей и врачей было бессильно. Поговаривали, что поветрие это — кара за грех гордыни и похоти. Болезнь была внезапной и смертоносной, как змеиный укус. Кожа заболевшего сначала становилась пурпурной, потом чернела, через пару минут несчастный валился на землю в агонии и, прежде чем смерть вырывала душу из разлагающегося тела, успевал почувствовать запах этого разложения. Пронзительный горячий ветер веял с юга непрерывно, на полях пропадало жнивье, на пастбищах подыхал скот.
Простой народ молился Митре и глухо негодовал на короля — по всему государству прошел слух, что под защитой стен своего дворца король тайно предается отвратительным обрядам и гнусным оргиям. А потом и в этот дворец, оскалив зубы, пробралась смерть, вокруг ног ее текли и кружились чудовищные испарения заразы. И в одну прекрасную ночь умер король вместе с тремя сыновьями, и громкоголосые глашатаи смерти заглушили мрачный и устрашающий звон колокольчиков, которыми обвешивали повозки, собиравшие с улиц гниющие трупы.
И в эту же ночь, перед рассветом, не утихающий уже неделю южный ветер перестал зловеще шелестеть шелковыми шторами. Налетел с севера ураган и загудел среди башен; загремели грозные громы, ослепительно вспыхнули стрелы молний, и хлынул дождь. Но утро пришло чистое, зеленое и прозрачное; обожженная земля покрылась травяным ковром, снова вырвались к небу жаждущие хлеба, и поветрие кончилось, ибо ночной ураган выдул из страны его ядовитые испарения.
Говорили, что по воле богов погиб грешный король со своим потомством, и, когда в большом тронном зале короновался его младший брат Тараск, народ, приветствуя короля, которому покровительствуют боги, кричал так, что башни дрожали.
Такая вспышка радости и воодушевления предшествует часто победоносным войнам. И никого тогда не удивило и не встревожило, что король Тараск быстро прекратил свару, затеянную покойным королем с западными соседями и стал собирать войска для нападения на Аквилонию. Рассуждения его были ясны и понятны, мотивам похода придавался благородный вид войны за правое дело. Король поддерживал Валерия, «законного наследника престола», он, по его словам, выступал не врагом, но другом Аквилонии, собирающимся освободить ее народ из-под власти узурпатора-чужеземца.
Если даже то тут, то там возникали циничные усмешки и перешептывания насчет любимого королевского приятеля барона Амальрика, огромное богатство которого имело своим источником порядком истощавшую королевскую казну, на общей волне воодушевления и популярности Тараска на них внимания не обращали. Человек же настолько проницательный, чтобы сообразить — подлинным, хотя и закулисным владыкой Немедии является Амальрик, все же остерегался произносить подобную крамолу вслух. И война продолжалась среди всеобщего восторга.
Король и его союзники двинулись на запад во главе пятидесятитысячного войска — тяжеловооруженных рыцарей с флажками, развевающимися над лавиной шлемов, копейщиков в стальных касках и чешуйчатых кирасах, арбалетчиков в кожаных куртках. Они с боем взяли замок, охраняющий границу, спалили три деревушки в горах и, углубившись на десять миль в чужую страну, встали в долине реки Валькии лицом к лицу с армией Конана, короля Аквилонии — сорокатысячным войском, состоявшим из пехоты, лучников и рыцарей, цветом аквилонского могущества. Не подоспели только воины из Пойнтайнии под предводительством Просперо, потому что путь их лежал из далекого юго-западного края королевства. Тараск ударил без предупреждения — не было времени для формального объявления войны.
Обе армии стояли друг против друга, разделенные широкой долиной с обрывистыми краями, на дне которой среди кустов и верб вился небольшой ручеек. Маркитантки с обеих сторон приходили туда за водой и обменивались оскорблениями и камнями. Последние лучи солнца упали на золоченый штандарт Немедии с изображением алого дракона, который развевался над шатром короля Тараска, установленного на возвышении у восточного края долины. Тени же западного обрыва, как огромный пурпурный саван, падали на лагерь аквилонской армии и трепещущий над шатром короля Конана флаг с золотым львом.
Всю ночь костры освещали долину, ветер разносил звуки труб, лязг оружия и резкие крики конных патрулей, стерегущих оба берега поросшего вербами ручья.
В предрассветном мраке зашевелился король Конан на своем ложе — куче мехов и шелка на деревянном помосте — и проснулся. Он вскочил с хриплым криком и схватился за меч. Паллантид, предводитель войска, встревоженный этим криком, вбежал в шатер и увидел своего короля, сидящего недвижно с ладонью на рукояти меча; пот выступил на его побледневшем лице.
— Ваше величество! — крикнул Паллантид. — Что-нибудь случилось?
— Что в лагере? — спросил Конан. — Как стража?
