как видимо, преуспел кто-то другой. Ничего не поделаешь, и такое случается. Покойся с миром. Мне с тобой было даже интересно… Жаль, что ты ушел раньше, чем я нашел способ добраться до тебя лично.
Хранитель чуть-чуть пригубил, а остальное выплеснул в камин.
— Какое наслаждение: больше не искажать мысли, и не прятать их даже от себя самого.
Вышемир говорил негромко, только чтоб еще раз убедиться, что свободен от заклятия.
— Решено! Говорю один раз, и повторять не стану… Я убью короля и еще до окончания траура обвенчаюсь с принцессой! Что, упреки, молчите, не совестите меня больше? Закончилась ваша власть? Так знайте: пока девочка Божена достигнет совершеннолетия, я заставлю ее венценосную матушку стелить и согревать мое ложе. Что, и теперь не возражаете?! Что ж вы такими покладистыми стали… А кровать у регента просторная. Боюсь, Беляне одной не справиться. Придется определить на помощь вдовствующей королеве некоторых ее фрейлин, самых прелестных и юных. И даже призвать для этого трудного и достойного занятия ко двору еще одну вдовушку… из Зеленца. Интересно будет наблюдать, которая из них быстрее превзойдет Забаву в услужении, а Истому — в искусстве ублажать мужчину.
Так и не дождавшись никакого ответа или упрека от еще совсем недавно столь правильного и категоричного подсознания, Вышемир мысленно махнул на него рукой. Какой прок пытаться уязвить безмолвие? Он опять улегся на подушки и продолжил рассуждать.
— Но, даже если что-то пойдет вопреки планам, у меня остается кузина Божена. Все-таки я вовремя придумал организовать ее похищение. Теперь главное, чтобы мои помощники не оплошали. А уж я своего не упущу…
* * *
Городские жители, попав в лес и восторгаясь, укутывающей их тишиной, никогда не поверят, что тот смолкает именно из-за незваных гостей, от которых не знаешь чего ожидать. А вообще-то, он шумит не хуже праздничной ярмарки и, тому, кто знает лесной язык, расскажет все новости и сплетни, вернее любой языкатой кумушки.
Возница, управляющий парой не по-крестьянски упитанных лошадей, но при этом запряженных в самую обычную телегу, неторопливо углубляясь по пустынному королевскому тракту в расступающуюся перед ним тишину, тоже не догадывался, что та мгновенно наполняется за его спиной оживленным обсуждением всех странностей, подмеченных внимательными глазами и чутким обонянием лесных жителей.
Во-первых, как уже было сказано, деревенские конячки редко имеют такие гладкие бока и лоснящуюся шкуру. Во-вторых, даже молодой поселянин, редко держится настолько прямо, а чаще устало сутулиться, используя каждую свободную минуту, чтобы дать отдых натруженным мышцам спины. Тем более, когда ему и делать-то ничего не надо, — лошади идут, а ты сиди да поглядывай, чтоб они не остановились, или не свернули на обочину, заприметив краем глаза кустик особо сочной травы. В-третьих, сидящая на возу дородная молодуха, как для крестьянки, была слишком рыхла телом и бела кожей. Да и держала она себя с расположившейся рядом девочкой, не как мать или тетушка, а будто служанка. Что само по себе не казалось бы странным, если бы господа, сызмальства окруженные слугами, имели обыкновение путешествовать в крестьянских телегах, а не в карете или, хотя бы — повозке.
Четвертая странность состояла в том, что позади телеги, метрах в двадцати, ехала пара вооруженных всадников. Как будто сами по себе. Но, при этом, несмотря на отличных лошадей, они не спешили ни обогнать, едва плетущийся воз, ни — поравняться с ним и, по обыкновению скучающих воинов, скоротать себе путь, заигрывая с совсем не старой и вполне миловидной поселянкой. А возницу, несмотря на безлюдье, совершенно не беспокоила упорная привязанность столь сомнительных спутников, опасных даже с виду. И еще, от него самого, как и от всадников, пахло сталью и оружейной смазкой.
Вся эта неестественность тут же привлекла внимание Мухомора, с детства любопытного и падкого на все необычное. Поманив за собой товарищей, леший бесшумно заскользил придорожными зарослями, вслед за людьми. Щерба попытался было затеять спор, но быстро поняв, что никаких внятных объяснений от брата он все равно не добьется, привычно положился на его чутье. А не склонный к долгим размышлениям, Гнездо молчаливо последовал за обоими, привыкнув так поступать уже много лет тому. Тем более что это позволяло ему наслаждаться ядреным запахом лошадиного пота.
— Мне надоело сидеть, няня, — капризно сказала девочка. — Вели им покатать меня на лошадке…
Женщина беспомощно взглянула на возницу, и тот, словно почувствовав ее взгляд, пожал плечами и ответил, не оборачиваясь.
— Из города мы выбрались незаметно. Лишних глаз тут нет. Пусть… — и натянул поводья. — Тпру… — а потом крикнул спутникам. — Есаул! Покатай Их Высочество! Кривица, не в службу, а в дружбу, подмени меня чуток. Возьми вожжи. Что-то умаялся я со всей этой кутерьмой. Отдохну маленько…
Наемники подъехали к телеге.
Калита протянул руки к девочке, и наследница престола, с помощью няньки, которая своей суетливостью больше мешала, проворно перебралась к нему в седло.
— Как скажешь, Лучезар, — равнодушно согласился одноглазый воин, набросив поводья своей лошади на уключину заднего колеса, и перебрался на место возницы. — Хранитель тебя назначил главным… Вот и решай: кому бдеть, а кому — дрыхнуть.
Ворчливое настроение харцыза объяснялось тем, что он так и не решил, как быть с ратником, после той глупой стычки на постоялом дворе.
'Никогда не оставляй за спиной того, кто вынужденно просил у тебя прощения… — учили новиков в Кара-Кермене. — Ибо всегда придет день, когда он вспомнит, как унижался'.
Но запрет поднимать руку на товарища по оружию, жестко вколоченный в сознание каждого харцыза, был гораздо сильнее. Вот и маялся…
— Но, волчья сыть, — натянул Кривица поводья. — Шевелите копытами…
Лучезар тем временем удобно растянулся навзничь на устланной сеном телеге, бесцеремонно положив голову на пухлые колени женщине, которая не посмела возразить, и закрыл глаза.
— Если усну, — пробормотал в спину харцызу, — перед развилкой на Оплот разбуди. Скажу, что дальше делать.
— Не беспокойтесь, господин Лучезар, — вместо Кривицы поспешно и угодливо ответила нянька принцессы, обмахивая платком его лицо. Женщина видела, как дружески с Лучезаром разговаривал не только Ищущий истину и тысяцкий Маламир, но и сама королева, и считала дружинника переодетым дворянином, в чине не ниже сотника.
'Господин… — повторил мысленно крестьянский сын и довольно потянулся. — Как приятно звучит… Слава Создателю, что освободил меня от навозных вил и сподобил избрать стезю ратника… Было у отца три сына. Старший умный был детина. Средний сын ни сяк, ни так. Младший же — совсем дурак… А чем закончилось? Оба умника копаются в земле, а младший женился на королевской дочери'.
При этом Лучезар невольно повел глазами в сторону принцессы, беззаботно восседающей на коне, впереди Калиты.
'Охолонь! — цыкнул самому себе. — Кто мечтает о журавле в небе, тому и синица не достанется… Забава, хоть и не благородных кровей, но красавица каких поискать. Да и денежек, благодаря щедрости хранителя, у меня уже сейчас больше, чем во всем родной деревне вместе взятой. А служба-то, лишь начинается'.
В семье Дедяты, из Кривой Липы — третьего младенца, вопреки традиции, назвали не Третьяком, а Лучезаром. Больно уж хотелось Галке иной судьбы своему сыну. И так она часто произносила вслух свою мечту, что никто не удивился, когда в их дом заехал вербовщик и предложил продать третьего сына в ратную школу.
Трудно было сперва маменькиному любимчику приспособиться к казарменной жизни, но когда втянулся и понял, что прилагая минимум усилий можно навсегда забыть, о голоде и нужде, Лучезар стал относиться к своим обязанностям со всем крестьянским прилежанием. Считая, что коль уж повезло ухватить Судьбу за подол, то и удержать должно.
Из разговоров старших товарищей, он знал, что человек, совершивший убийство или иное тяжкое
