«Молодой человек, гордый волево настойчивостью, идет искать утешения у своей сестры милосердия ибо вечная рана его настигла. О Женщина, куча требухи, сердечная жалость, ты не сестра милосердия. Ни черный взгляд, ни живот, где спит рыжая тень, ни проворные пальцы, ни великолепие грудей не созданы утешать. О Женщина, слепая, несмотря на огромные зрачки; на тебе висят груди а ты висишь на нас, и мы укачиваем тебя — прелестная и серьезная Страсть. Твои тяжкие вздохи, твои бесчисленные ошибки и когда-то пережитые обиды проступают к нам, словно эксцесс менструальной крови».

Хотят видеть мизогинию в этих драстических строках. Однако сильная поэзия не страдает однозначностью. Здесь холодно изложенный, размытый эпизод: молодой человек идет к женщине, надеясь на ее отзывчивость. Подобная наивность вызывает размышление поэта, пронизанное смелой метафорической образностью. Ты не сестра милосердия, что это значит? Женщина часто выглядит приветливой «бухтой», но горе тому, кто бросит «якорь». Его втянут в тягучий ил, высосут, истощат, посадят на цепь, отдадут злобе и разномастным угрызениям.

Лифчик. Диада, где фатум истины лениво расслаивается.

Болото засасывает, опутывает змеями гибких растений. Но неопределенно многообразие воды в ее поликолоре прозрачности. Земная женщина, источающая черную лунную магнезию, понятно, не сестра милосердия. Однако, пробуждение итифаллицизма стимулирует искателя любви. Сон Генриха фон Офтердингена из одноименного романа Новалиса: «В середине пещеры бил фонтан, который вздымался до скальных сводов и, рассыпаясь бесчисленными искрами, ниспадал в каменный водоем — оттенки расплавленного золота блуждали в таинственном безмолвии пещеры. Радужные колориты воды. Насыщенные прохладной влагой стены источали голубое мерцание. Генрих опустил руку в воду, смочил губы — несказанная свежесть пронизала тело, потом разделся и поплыл. Пламена закатных облаков, неслыханные мысли, невиданные образы прошли через него, волны, словно женские груди, нежно прогибались под ладонью. Растворенная женская субстанция».

И на ней, на этой воде, вероятно, остался колыхаться лифчик такого-то размера, лифчик — агент рацио

Ведьмы и растения

Она блуждает в шпажнике и желтоцветах, пробирается через топь, щупая босой, уверенной ногой знакомые кочки. В багровой от заката воде блеснул хвост, серебряный хвост, это не рыба, нет, но еще не главный объект поиска. Неподалеку реполов принялся за свое тю-тю-тюн, ориентация уточняется, она склоняется и вытягивает из цепкой грязи причудливый змеиный корень. Отряхивает грязный мокрый подол, стягивает волосы драным платком: замызганная дама выходит на деревенскую дорогу, сторонясь редких прохожих.

Ведьма ли она? Точно не знают, но очень подозревают. Пустили ее помочь повитухе, так потом у младенца вылез глаз на пупке; какой-то пьяный замахнулся на нее — рука так и осталась поднятой и согнутой; вылечила сап у кобылы, дунув в ноздри, а после кобыла пастуха сбросила на острые камни…

Этих странных женщин в разных странах по-разному зовут: ведьма (та, кто знает Ма); бруха (огненная змея); дамона (лунный морок); фелона (спящая в корнях дуба); мелузина (речная обольстительница); меланода (черный кошмар). Перед ними боязливо заискивают, при удобном случае гонят, убивают, труп предпочитают погрузить в болото или в зыбучие пески. Полагают, время от времени они творят доброе дело, но в принципе живут в пространстве злой погибели. Знают они слишком много, а любое излишнее знание внушается князем тьмы. Относится ли подобное утверждение к науке официальной? В известной степени да, хотя последняя хорошо умаслила население своими телевизорами и машинами. Ведьмы, по женской своей сущности, имеют свои интересы. Они любят подслушивать беспрерывные сплетни соек, чибисов и щеглов, жалобы иволги на дикую капусту, семейные ссоры папоротников, подслушивать и выводить заключения вполне уникальные. Полученные сведения никогда не записываются, поэтому книги по магии и колдовству — только развлекательное чтение. К примеру, в четвертом акте «Макбета» ведьмы собирают в котел следующие ингредиенты:

Печень нехристя-жиденка, Прах колдуньи, труп ребенка, Шлюхой-матерью зарытый В чистом поле под ракитой, Потрох тигра, в ступке взбитый, И цикута на приправу Нам дадут отвар на славу.

Несмотря на крайнюю небрежность перевода, негативный пафос Шекспира налицо. Ведьмы несомненно дурные женщины, их патронессы — Ма, Кибела, Геката — и того хуже. Однако никто не станет отрицать: природу они чувствуют глубоко и серьезно.

Здесь надобно поразмыслить.

Монотеизм считает человека существом избранным, созданным «по образу и подобию Божьему». Избранным, следовательно, обособленным от остальных креатур. Независимо от веры или неверия в единого Бога, идея полного превосходства человеческого разума над всем остальным со временем утвердилась, теоцентризм сменился антропоцентризмом, только и всего. Человек устроил собственную сферу обитания, то есть цивилизацию, используя природу агрессивно прагматически в качестве исходного материала. После Декарта вопрос был решен окончательно: Бог, Мировой Дух, Интеллект имеют проводником единственно разум человеческий, природа суть конгломерат полезных и вредных субстанций и стихийных процессов, зачастую непредсказуемых.

В результате экзистенциальный центр переместился в пространство, сугубо интерчеловеческое, и жить в природе и природой человек перестал. Вооруженные специальными познаниями и приборами, зоологи, орнитологи, энтомологи, ботаники рассекают, разделяют, классифицируют исходные данные на тысячи фрагментов, затем синтезируют в общую картину мироздания, единством своим весьма напоминающую решето. Более того: люди проецируют на природу собственную этику и эстетику, равно как социально семейные модели, и весьма потрясающе и досконально объясняют быт кузнечиков и законы

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату