часть своего времени отдавал литературе и работе в библиотеке. После него остались неопубликованными два романа, новая книга стихов, уже приготовленная к печати, и обширный труд по логике. В своей среде он выделялся начитанностью и прирожденной талантливостью. Печататься он начал десять лет тому назад и сразу выдвинулся из рядов своих литературных сверстников. Покойный сотрудничал в «Воле России», «Звене», «Современных Записках», «Утверждениях» и «Числах». Первую книгу стихов, создавшую ему имя, «Флаги» Б.?Поплавский выпустил в 1931 году. Отрывки из романа «Аполлон Безобразов» печатались в «Числах». Б. Поплавского можно было встретить почти на всех парижских литературных собраниях. Он был постоянным посетителем «Зеленой лампы», «Кочевья», «Объединения поэтов» и завсегдатаем кафэ «Наполи», места встреч русской богемы на Монпарнасе.
В лице Б. Поплавского литература эмиграции потеряла большое дарование. Смерти его русские парижские газеты уделили много места. Заметки, сообщавшие о ней, были озаглавлены крупным шрифтом - «Трагическая смерть Б. Поплавского». К сожалению, поздно спохватились, что «трагической смерти», «случайному отравлению героином» предшествовала жизнь истинной «трагичности», которой никто так бы и не замечал, во всяком случае, не приходил с надлежащей помощью. Литература, главное дело его жизни, средств к существованию покойному не давала.
В Варшавских театрах
Тридцать с лишним лет тому назад моя матушка приехала из Пензы на короткое время в Варшаву[330]. Показывая достопримечательности Варшавы, ее повели на неизменную комедию польскую. Польские комики славились в России. Матушка моя польского языка не знала, но просмеялась весь вечер и потом запомнила его на всю жизнь. Сколько раз в детстве она рассказывала мне содержание виденной комедии. Это был «Дом отварты», ставший в нашей семье поговоркой. Спеша в Летний театр[331] на премьеру комедии в дождливый варшавский вечер, я представлял себе другой варшавский вечер, в который моя мать с бабушкой ехали в театр. Многое из реплик действующих лиц мне оказалось знакомым. Да, «Дом отварты»[332] в полном смысле этого слова комедия, комедия в безоблачном стиле молодого Чехонте. Да и эпоха их та же. Невинная сатира, свободно переходящая в шарж. Центральное место ее - первый бал в доме провинциального банковского чиновника. Сцены бала напоминают незабываемую картину свадебного бала из «Скверного анекдота» Достоевского. Ни одна возможность трагического положения не использована драматургом. Шутовские фигуры рогоносцев, лукавые дамы, старые девы, бальная молодежь - всё это гротеск, не имеющий глубины третьего измерения. Раздолье чистому непринужденному мимическому искусству. Впервые я слышал такой искренний смех в театре. Сами артисты были захвачены неудержимым весельем. Дымша [333], буйное дарование которого тут ничто не связывало, превзошел самого себя в роли «профессионального» дирижера танцами, Фикальского. Ему вторили Орвид[334] в роли рогоносца Вихерковского и Знич[335], который играл «фармацевта, оконченного фармацевта» Фуяркевича из Мостиск. В роли представителя «золотой молодежи» романтика Врубельковского (он прекрасно боролся со своей манишкой, вызывая взрывы хохота) - «О, Врубельковский, Врубельковский, вечно ты служишь предметом обожания!» - Вощерович. В ролях идиллических: Гныдинский, Восковская, Борщевская, З. Хмелевский и Гайдуга. Режиссировал «Дом отварты» один из лучших польских режиссеров - молодой режиссер Зембинский[336].
Душою вечера в Малом театре[337], поставившем комедию Б. Шоу «Солдат и герой», - сатира на военное рыцарство - был Венгерко [338], режиссировавший комедию и играющий в ней главную роль - «шеколадного солдата», военного по профессии, а не по вдохновению, швейцарца Блютшли.
Как всегда у Шоу, действие носит несколько фантастический характер. Это искусство, дразнящее ум и воображение, переносящее в состояние между сном и явью. Теaтральные положения, многозначительные реплики - создают для игры особую легкость. Тем удачнее вещи Шоу в исполнении таких прекрасных артистов, как Венгерко, Курнакович, Линдорф, Бучинская, Горчинская, играющая в «Солдате и герое». Так же, как на «Доме отвартом», смех здесь не прекращается. Но изготовлен он и распределен порциями, в соединении с глубокомыслием и иронией, большим искусством и театрального дела мастером Бернардом Шоу.
Выставка старинных икон
В житии знаменитого русского иконописца Андрея Рублева рассказывается, как в праздничные дни он с своим другом Данилом «егда живописательству не прилежаху... на седалищах седяща и пред собою имуще божественныя иконы, и на тех неуклонно зряще, божественныя радости и светлости исполняхуся». От созерцания икон они «всегда ум и мысль возносили к вещественному и божественному свету»[339]. Прекрасные образцы древнего русского иконописания полны религиозного парения, возвышенного глубокомыслия. Не в подражании природы и не в ее украшении понимали древние иконописцы свое призвание. Письмо их было религиозно-идеальным. Оно было иератично. Эти потемневшие от времени старинные иконы - истинные сокровища нашей культуры. Когда была «открыта» древняя и кустарная современная иконопись, ее восприняли как откровение. Изучение ее образцов сыграло большую роль в истории русского самосознания. Движение это продолжается и посейчас в Зарубежьи. Одним из очагов его является пражский археологический институт имени известного византолога проф. Н.П. Кондакова.
Когда весной этого года в «Мече» появились статьи Д.В. Философова, в которых он предлагал устройство выставки икон как наилучший способ отметить День Русской Культуры[340], институт Кондакова живо откликнулся на эти статьи и прислал каталог изданных им цветных репродукций икон. Об институте и его альбомах русской иконографии тогда же была помещена в газете заметка за моею подписью. Не желая повторяться, напомню только, что в коллекции института, заключающей 72 красочные художественно исполненные репродукции, дана вся история русской иконописи в ее лучших образцах, начиная с XII и кончая XVII ст. Тогда же я предлагал план устройства выставки репродукций института. В настоящее время главная часть этого плана, благодаря исключительной отзывчивости Института, оказалась осуществлена: институт прислал во временное пользование свой альбом репродукций в редакцию «Меча». Таким образом, существенная трудность (выписать альбом стоило бы 32 доллара) оказалась преодолена.
Когда неожиданно исполняется то, о чем долго мечтаешь - естественно потерять голову и предаться мечтаниям. Осязая в своих руках коллекцию института, я уже видел выставку ее не только в Варшаве в залах ИПС’а и, скромнее - но не менее значительно! - в комнатах русской гимназии, но и в провинции, в городах, где есть русские колонии - «передвижной», несущей всюду свою объединяющую культурную силу. В конце концов, при общей поддержке и общих усилиях, мечты мои легко могли бы оказаться осуществимыми. Во всяком случае, ничего несбыточного в них нет. Надо только приложить немного энергии и собрать сравнительно небольшую сумму денег - на первых порах хотя бы только для того, чтобы остеклить репродукции. Мы обращаемся к нашим читателям за этой помощью, надеясь, что замышляемое нами найдет в них живой отклик. Кроме того, было бы важно получить также сведения о старинных иконах, имеющихся в частных руках. Этими иконами, с согласия их владельцев, можно было бы пополнить выставку
