оппозиции. Можно было бы понять, если бы она выдвинула в конкуренты Сахарова или Ельцина, на худой конец, популярных тогда Попова и Афанасьева, все-таки эти деятели были известны. Но голосовать за избрание на высший пост в государстве абсолютно никому не известного человека было крайней безответственностью, делом в общем-то постыдным.
А оппозиция не решилась в тот момент оспаривать пост председателя, поскольку подобная попытка была заведомо проигрышной. Поэтому и Ельцин, кандидатура которого была названа Бурбулисом, взял самоотвод. Его, кстати, настойчиво просил об этом депутат А.Крайко.
Правда, выступление Ельцина было двусмысленным. Он напомнил о решениях XIX партийной конференции о совмещении должностей и майском Пленуме ЦК, который рекомендовал Горбачева на пост Председателя Верховного Совета. Сказал и о том, что сам воздержался при голосовании моей кандидатуры, дав понять, что будет выполнять решения Пленума, «поскольку он за перестройку». А в заключение сообщил, что со вчерашнего дня он безработный и мог бы, «работая серьезно и признавая перестройку, согласиться на какое-то предложение».
Итоги голосования объявил председатель счетной комиссии академик Ю.А.Осипьян: за Горбачева — 2123 бюллетеня, против — 87. Таким образом, я был избран Председателем Верховного Совета 95,6 процента голосов, принявших участие в голосовании.
Сердечно поблагодарив съезд, я вернулся к себе в кабинет на Старой площади, где уже ждали помощники, чтобы договориться о докладе. Были, естественно, поздравления, но думали, что сколько- нибудь существенного изменения в моем государственном статусе не произошло. Ну, был Председателем Президиума, стал «просто» председателем. Сам я хорошо понимал значение свершившегося.
Не принесли особых неожиданностей выборы Верховного Совета. В целом на тот момент они были оптимальными. В составе ВС оказалось немало людей, ставших профессиональными парламентариями, сумевших наладить законодательную работу. С этой точки зрения союзный Верховный Совет намного превосходил российский. Во всяком случае, именно этот состав заложил традиции нового парламентаризма у нас в стране и создал правовую базу проводимых радикальных преобразований.
Правда, съезд отклонил кандидатуры некоторых депутатов, которые значились в «прорабах перестройки». Это вызвало бурю негодования в рядах межрегионалов, грубые нападки со стороны контролируемых ими печатных изданий. Усматривали в случившемся козни номенклатуры, возрождение прежней практики дирижирования Советами и т. д. Во всем этом, однако, не было ни грана правды. Если бы даже партаппарат и попытался действовать прежними методами, ему это вряд ли удалось бы. Не таким уже был настрой депутатов. И то, что они забаллотировали наиболее «голосистых» представителей Межрегиональной группы, следует объяснить прежде всего неприятием того высокомерия и откровенных грубостей, с какими некоторые деятели этой группы третировали депутатов из провинции, из районного звена, от станка, с поля.
Что говорить о провинциалах, если досталось и вновь избранному Председателю Верховного Совета: меня обвинили в «манипулировании большинством» за мои старания так вести заседания, чтобы все имели возможность высказаться, а парламентская полемика не переросла бы в потасовку.
Сигнал к ней подал Афанасьев со своим «сталинско-брежневским Верховным Советом». За ним в том же духе выступили Попов, Адамович, а в ответ, не менее яростно, большая группа оскорбленных депутатов. С обеих сторон приводились серьезные, веские аргументы, но к ним в запале добавляли и всевозможные резкости. Урезонивая расходившихся ораторов, я призывал обратить внимание на содержательные доводы, имевшиеся в выступлениях межрегионалов. Что же касается причины их агрессивного тона, то об этом лучше всех сказал тот же Мешалкин, объяснивший выступления Афанасьева и Попова неудовлетворенностью их положением на съезде, тем, что они оказались в меньшинстве, а рассчитывали, что, «как на митингах в Лужниках, они смогут нас всех поднять и немедленно смести все, что им мешает стать во главе съезда».
Скажу откровенно, я считал полезным избрание Ельцина в Верховный Совет. На майском Пленуме он сказал много таких вещей, под которыми я был готов подписаться. Другой вопрос, что за политической программой просматривались непомерные притязания. В результате тайного голосования Ельцина все же забаллотировали. Вот тогда-то депутат из Омска юрист Алексей Казанник предложил передать свое место в Верховном Совете Ельцину. Завязалась оживленная дискуссия, в основном по юридическому аспекту этого необычного шага. В конце концов «рокировка» состоялась.
Новшества
В съездовской суете и суматохе невозможно было проводить заседания Политбюро, но мы встречались неформально накоротке во время перерывов. В комнате, примыкавшей к сцене, подавали чай, кофе, там можно было, так сказать, на ходу обменяться мнениями. Все ощущали происходящую коренную перемену в привычном порядке вещей. Раньше — поговорили за чаем, и гуськом за генсеком на сцену. А теперь — председатель на сцену, остальные — в зал. Будучи людьми дисциплинированными, коллеги по ПБ не подавали виду, что чем-то недовольны. Но я-то ощущал их плохое настроение. Да и как иначе, если всем уже было ясно, что время партийной диктатуры истекло, утверждается новый политический режим.
Собственно, это и составило стержневую мысль моего доклада об основных направлениях внутренней и внешней политики СССР. Первая часть носила традиционный характер: оценка положения в народном хозяйстве, в социальной сфере, финансах и т. д. В других разделах я попытался наметить программу глубоких реформ.
В том, что касалось экономики, ставился вопрос о необходимости радикального обновления отношений социалистической собственности и становления полнокровного рынка. Высказывалось мнение, что главными действующими лицами в экономике должны стать предприятия, концерны, акционерные общества и кооперативы. «Для решения общих задач и координации усилий они, видимо, пойдут по пути создания на добровольной основе объединений союзов и ассоциаций, к которым перейдут функции хозяйственного управления, выполняемые ныне министерствами… Такой подход не означает принижения роли государства, если, конечно, не путать его с министерствами, а хозяйственное управление — с государственным руководством. Последние избавляются от функции непосредственного вмешательства в оперативное управление хозяйственными единицами и сосредоточиваются на создании общих нормативных рамок и условий для их деятельности».
Главный смысл политической реформы я определил как реализацию вновь выдвинутого исторического лозунга «Власть Советам!». Реконструкция представительных органов, всемерное расширение их прав и полномочий, безусловное подчинение им аппарата — первое условие возвращения Советам реальных рычагов власти и управления.
Они остаются по сей день нерешенными. Более того, под искусственным предлогом, будто советская форма народного представительства порочна в своей основе и связана исключительно с тоталитарной диктатурой партии, Ельцин в октябре 1993 года подверг разгрому не только и не столько конкретные Советы по всей стране — от Верховного до районных и поселковых. Он разгромил саму представительную власть, или, говоря другими словами, народовластие. Навязанная им Конституция предусматривает настолько убогие и урезанные права и местных представительных органов, и Федерального собрания, что это, разумеется, пародия на демократию. В стране под видом президентской республики восстанавливается на деле даже не конституционная, а абсолютная монархия. Не приходится гадать, что подобная система в конце XX века и при достигнутом уже уровне политической культуры не может долго просуществовать. Она неизбежно вызовет растущее сопротивление, пока народ не восстановит нормальную демократическую республику. И дай Бог, чтобы это произошло без жертв, как в феврале 1917 года.
Что касается сферы национальных отношений, то надо признать: в то время мы еще не были готовы выдвинуть по-настоящему глубокую программу реформы, включающую преобразование унитарного государства в действительно федеративное. Но общее направление было определено. Это — существенное расширение прав союзных и национальных республик, гармонизация отношений между ними и Союзом.
При изложении внешней политики были подтверждены принципы, которые вытекали из нового политического мышления: ориентация на ликвидацию ядерного оружия, недопустимость применения силы и угрозы силы, ставка на диалог и переговоры с целью установления баланса интересов как единственный способ решения международных проблем.
