Андреотти поделился впечатлениями о поездке в Соединенные Штаты Америки. Выразил убеждение, что президент Рейган стремится к достижению конкретных результатов на советско-американских переговорах в Женеве. В подтверждение привел такое наблюдение. Перед женевской встречей 1985 года Рейган пригласил премьер-министров и министров иностранных дел шести наиболее развитых государств.
— Собрались мы, — рассказывал Андреотти, — впятером, поскольку французы участвовать не захотели. Президент сказал, что накануне он провел два дня в уединении, в размышлениях. Вытащил из кармана несколько листков бумаги, как он сам сказал, «плоды своих раздумий». И произнес буквально следующее: «Я надеюсь, что господин Горбачев действительно хочет идти по пути мира и сотрудничества. И мы должны не только не затруднять его деятельность, а, наоборот, оказывать ей всяческое содействие».
Безоговорочно поддержав оценку Рейкьявика как большого успеха, символа политической проницательности советского руководства, Андреотти сказал:
— Я прошу вас пойти на новый мужественный шаг. Если бы вы, господин Генеральный секретарь, заявили о готовности сократить число своих ракет ближней дальности, то у нас (итальянцев) появился бы новый аргумент в разговорах с американцами, который, быть может, помог бы удержать их от ужасной ошибки в отношении Договора по ПРО, являющегося важным фактором как советско-американских отношений, так и всего комплекса отношений Восток — Запад.
Беседа была продолжительной, в заключение я сказал Андреотти, что нельзя упустить шанс начать процесс разоружения.
— Да, если мы упустим такую возможность, это стало бы большой бедой, — горячо откликнулся Андреотти. — Я убежден, что исторический шанс, имеющийся у нас сегодня, вряд ли повторится.
Диалог с итальянским руководством приобретал все большее значение. В октябре 1988 года в Москву прибыл с визитом председатель правительства Италии де Мита в сопровождении большой группы итальянцев.
С первых же минут встречи появилось ощущение, что оба мы настроены, так сказать, на одну волну и разговор получится. «У меня такое чувство, — сказал я, — будто мы вместе с вами готовились к этим переговорам в одном кабинете».
Подробно рассказав гостю о проблемах перестройки, как они виделись к осени 1988 года, о нашем новом подходе к внешней политике, я «подбросил» идею: может быть, европейцам нужно встретиться для обмена мнениями на возможно более высоком уровне, чтобы сразу дать большой толчок европейскому процессу.
Де Мита сказал, что разделяет и приветствует высказанное мною. К беседе подключились министры иностранных дел Андреотти и Шеварднадзе. В фокусе беседы оказались проблемы переговоров по обычным вооружениям. Андреотти выразил определенный оптимизм, сославшись, в частности, на эволюцию в позиции Франции. Что касается Великобритании, то произошел такой обмен репликами.
«АНДРЕОТТИ. Мы знаем, что вы оказываете большое влияние на госпожу Тэтчер, и рассчитываем на ваше содействие.
ГОРБАЧЕВ. Госпожа Тэтчер — нелегкий партнер, но убедить ее можно».
Визит в Италию
Приглашение правительства Италии посетить страну было реализовано лишь в конце ноября 1989 года. Визит этот помимо самостоятельного значения внес важные элементы в мою подготовку к встрече с Бушем на Мальте, послужил как бы прологом к ней.
Наш «ИЛ-62» совершил посадку в аэропорту Фьюмичино. Прекрасная ноябрьская погода: чистый воздух, солнечно. Из аэропорта направились на официальную церемонию встречи в Квиринальский дворец.
На всем пути следования нас восторженно приветствовали тысячи римлян. По окончании торжественной церемонии и краткой беседы с президентом Ф.Коссигой отправились на площадь Венеции, возложили венок к алтарю Отечества. И здесь нас сердечно приветствовали итальянцы. Далее по программе намечался осмотр достопримечательностей в центре вечного города. Но осуществить свои желания нам оказалось не так-то просто: на пути к Колизею в несколько рядов стояли люди, и наше продвижение сопровождалось бесчисленными контактами, короткими диалогами. На следующий день «Стампа» писала: «Ликующий Рим встречает Горбачева». Преодолев эти приятные и волнующие препятствия, вошли внутрь Колизея. Но и здесь сразу же оказались в окружении журналистов.
— Как вас принимают в Италии? — был первый вопрос. В сущности, ответа не требовалось. Я сказал, что тронут таким проявлением симпатий. Широкий резонанс вызвали мои слова о том, что «советско- итальянские отношения — очень важный фактор не только европейской политики, но и международной, часто в трудные времена политические деятели Италии сохраняли чувство реализма, помогали снимать напряжение, способствовали разрядке. В этом — незаменимый вклад итальянцев».
Начавшиеся во второй половине дня 29 ноября встречи и переговоры послужили наглядным подтверждением этой оценки. В официальной резиденции итальянского правительства палаццо Киджи состоялась встреча с Джулио Андреотти — теперь уже председателем Совета Министров Италии. Встреча с глазу на глаз проходила около полутора часов. Нам надо было многое обсудить и прежде всего поговорить о том, где мы все — и Запад, и Восток — в тот момент оказались. Такие понятия, как сила, военное превосходство, вытекающая из этого гонка вооружений, диктат и многое другое, что было характерно для подходов в последние 40 лет, сказал я, несовместимо с нашим нынешним пониманием необходимости по- новому посмотреть и на себя, и вокруг себя.
Многие на Западе, выступая за фундаментальные перемены в Европе, полагали, что они должны осуществиться на базе принятия западных ценностей. Я обратил внимание собеседника, что подобная за- идеологизированность в международных делах чревата осложнениями.
— Чтобы мы могли вместе двигаться в нужном направлении, и Западной Европе необходимо многое у себя изменить. Не надо думать, что это только дело Востока.
Реакция Андреотти меня порадовала.
— Прежде всего, — сказал он, — полностью согласен с тем, что ни Восток, ни Запад не обладают абсолютной истиной, к которой должна приспосабливаться другая сторона. Сейчас, кстати, появилась новая мания: призывы приспосабливаться к законам рынка. Это тот самый случай, когда говорится одна вещь, а подразумевается добрая сотня других. Я не считаю, что развитие нашей страны было во всем правильным; многое и в социальной, и в политической области можно было бы делать иначе. Одно дело, когда говорят о рынке с коррективами в виде антитрестовского законодательства, с соответствующей налоговой системой. С таким подходом можно согласиться. А вот если указанных корректив нет, то это не рынок, а диктат капитала, причем сосредоточенного в немногих руках.
Это говорил христианский демократ! Но, конечно, прежде всего это говорил Джулио Андреотти.
Разговор перешел на германский вопрос, что естественно: только что пала Берлинская стена. Я настаивал на осторожном подходе, на том, что не надо пытаться форсировать события, не навязывать темпы и сроки объединения Германии. Андреотти с этим согласился. Из его реплик следовало, что тогда и он считал преждевременным говорить об объединении ФРГ и ГДР. В то же время Андреотти признал, что в Италии оказались неподготовленными к стремительному развитию событий в ГДР. Он попросил меня поделиться соображениями о причине такого поворота событий. Я ответил в духе откровенности, которая характеризовала нашу беседу.
— Пожалуй, причина в том, что руководство ГДР на протяжении многих лет держало общество в жестком режиме, все подчинив противостоянию с ФРГ. И это сработало. Когда у нас начались перемены, им надо было не скрывать их от народа, не противиться переменам у себя, а находить более адекватные времени формы, чтобы люди могли реализовать себя, и делать более эластичными связи с ФРГ. Но Хонеккер считал себя хранителем «священного огня». А то, что делали другие, рассматривал чуть ли не как сдачу позиций. Общество требовало перемен, а политическое руководство не реагировало.
Эта беседа, как и другие, показала, что наступает ответственный этап в развитии Европы. В результате дискуссий мы согласились, что строительство «общеевропейского дома» — процесс постепенный. В нем не должно быть перепрыгивания через этапы, и первым из них мы считали переговоры
