После майской конференции в руководстве ВСРП развернулась острая борьба. Пожгаи и другие реформаторы либерального направления все больше расходились с Гросом. Ему не удалось наладить взаимопонимание и взаимодействие с более широкими кругами реформаторски настроенной части партии и общества. В этом была его главная внутриполитическая трудность. Вероятно, это произошло потому, что он вообще тяготел к авторитарным методам. Сказалась и нехватка опыта. Грос действовал самоотверженно, но когда встала задача реформирования партии, ему не хватало кадаровского искусства компромиссов, маневрирования. Все кончилось расколом ВСРП, потерей ее влияния в обществе. Разумеется, было бы наивностью винить во всем одного Гроса или каких-то других деятелей. Боюсь, причины случившегося лежат глубже — в крутом переломе ориентации венгерского общества, разочаровании в существующей общественной модели. Компартия, хотя она и носила иное название после 1956 года, несла в глазах народа ответственность и за перенесенное в 1956 году национальное унижение. Ее судьба, видимо, была предопределена.
В мае 1989 года Кадар был освобожден по состоянию здоровья с поста Председателя ВСРП (в июне этот пост занял Ньерш), а 6 июня скончался. Прощалась с ним вся венгерская столица. Этот человек в каком-то смысле спас свою родину от новых кровавых тупиков, помог ей, пусть через многие зигзаги и компромиссы, нащупать пути к демократии, модернизации. Конечно, по самому большому счету не хватило у него сил, а может быть, смелости и желания, а может быть, того и другого, чтобы вовремя понять необходимость подготовки нового поколения руководителей, способных действовать адекватно не только в венгерской, но и в международной обстановке.
Уже после смерти Кадара мне приходилось встречаться с Йожефом Анталом — Председателем Совета Министров Венгерской Республики, Арпадом Генцем — ее президентом, с другими венгерскими деятелями, представлявшими различные политические партии, общественные организации и социальные слои общества. Не раз встречался я и с Дьюлой Хорном, ставшим лидером самой большой и влиятельной оппозиционной партии. И думаю, закономерно, что именно этот «выдвиженец» Кадара вместе со своими единомышленниками привел свою партию к победе на недавних общевенгерских выборах. Слежение за нынешней жизнью Венгрии, как и других стран, провозгласивших себя в свое время социалистическими, убеждает меня в том, что Венгрия менее болезненно и более цивилизованно, чем большинство ее бывших союзников, переносит адаптацию к новым условиям, к политическому плюрализму и рыночной экономике. И в этом, я думаю, по-своему продолжает жить и работать политический капитал и человеческий подвиг Яноша Кадара.
Глава 32. Войцех Ярузельский — союзник и единомышленник
«Польская заноза»
Первые беседы с Ярузельским позволили установить своего рода «интеллектуальный мост» между нами. Я уже говорил: произошло это легко, без особых усилий. А с каждой последующей встречей нас сближали и сходство задач, стоявших тогда перед Польшей и Советским Союзом, и принципиальное сходство взглядов на назревшие преобразования. Встречаться с ним всегда было интересно. Беседовали, как правило, вдвоем, поэтому можно было обо всем говорить. Русский язык он не просто хорошо знает, но и любит, тонко его чувствует.
На XXVII съезде Ярузельский присутствовал в качестве гостя. Мы встретились наедине, по-дружески беседовали. Решили всячески способствовать взаимопониманию между общественностью Польши и Советского Союза, усматривая в этом большой резерв для взаимной поддержки демократических процессов в наших странах.
На 1986 год пришелся ряд съездов правящих партий социалистических стран. В Политбюро условились, что делегации от КПСС будут возглавлять члены руководства, а на XI съезд СЕПГ поедет генсек. Одни полагали, что после моей поездки в Берлин весьма уместно хотя бы на короткое время побывать и на X съезде ПОРП. Другие, напротив, возражали, ссылаясь на то, что обстановка в Польше в последнее время стала беспокойной. Но это обстоятельство как раз и заставило меня принять решение о поездке в Варшаву. Я должен был поддержать Ярузельского и реформаторов в ПОРП.
К этому времени реформы в Польше натолкнулись на сопротивление административно-командных структур. Активизировалась оппозиция. Западные государства продолжали блокаду Польши, объявленную в момент введения военного положения, хотя оно уже и было отменено. В центр дискуссии X съезда ПОРП выносились проблемы, связанные с закреплением и развитием курса на социалистическое обновление.
Помню, как трудно давалась мне речь, с которой я выступил перед польскими коммунистами. Тогда я не был еще свободен от пут традиционных понятий, но уже остро чувствовал, насколько трудно объяснить с их помощью реалии жизни, а тем более наметить перспективу.
К исходу 70-х годов Польша оказалась в остром кризисе, который в Москве считали результатом слабости и нерешительности польского руководства. На самом деле положение было куда серьезнее. Внедрение чуждой для Польши общественно-политической модели — даже при том, что эта модель была сильно видоизменена, кое-как приспособлена к национальным условиям, — столкнулось с противодействием населения, в том числе значительной части рабочего класса. Поначалу недовольство носило пассивный характер, находило выход в анекдотах по адресу властей. Но с годами горючее накапливалось, происходили социальные и политические взрывы, от раза к разу (1953, 1970, 1979 гг.) все более мощные. Авантюристическая политика, вогнавшая Польшу в колоссальную валютную задолженность Западу, довершила дело. Она, по существу, первой вступила в стадию, которую можно назвать общим кризисом социализма. Страна оказалась на грани паралича государственных институтов, оставался буквально шаг до полного хаоса и национальной катастрофы.
В этих условиях оппозиция, набравшая силу «Солидарность» выдвинули программу самоуправляющейся Речи Посполитой, которая не без оснований воспринималась ортодоксальным руководством ПОРП и тем более КПСС, других правящих «партий содружества» как заявка на ликвидацию существующего строя и уход Польши из ОВД в НАТО. Советское руководство лихорадочно искало выход между двумя одинаково неприемлемыми для него позициями: смириться с хаосом в Польше, влекущим за собой распад всего социалистического лагеря, или вмешаться в польские события вооруженной силой. Господствовало, повторяю, мнение о неприемлемости обеих позиций. И тем не менее наши войска, танковые колонны вдоль границ с Польшей, да и довольно мощная Северная группа советских войск в самой Польше — все это при каких-то экстремальных обстоятельствах могло сработать.
Спаситель или предатель?
В этой сложнейшей обстановке Войцех Ярузельский, сменивший в октябре 1981 года С.Каню на посту Первого секретаря ЦК ПОРП, скрупулезно взвешивал и просчитывал варианты возможного развития событий. Все они были явно негативными. Верх взяло решение, которое рассматривалось как наименьшее зло, — введение военного положения в стране. Оно было объявлено в ночь на 12 декабря 1981 года. Скорее это была административно-политическая, чем военная мера, хотя готовилась и осуществлялась силами армии и полиции.
Насколько мне известно, в предшествующие годы Ярузельский был против использования армии для подавления волнений. Меры, предпринятые им в 1981-м, были, безусловно, вынужденными.
В тисках блокады, предпринятой Западом по отношению к режиму Ярузельского, стабилизирующую роль сыграла значительная материальная и финансовая помощь Польше со стороны СССР, ГДР, Чехословакии, некоторых других стран. Советский Союз выделил около двух миллиардов долларов и несколько миллиардов рублей, поддержал поляков и в последующие годы. Нашим войскам было приказано категорически исключить какое-либо вмешательство в события, и они, надо сказать, вели себя безупречно.
Впрочем, Ярузельскому не только помогали, но и мешали. Пытались подсказывать, кого он должен избегать и на кого опираться. О качестве этих советов можно судить уже по тому, что самые нелестные
