Ленин решительно требовал откинуть прочь «тактику» ожидания Учредительного собрания или съезда Советов — тактику капитулянтов Каменева, Зиновьева и Троцкого. И вся деятельность Свердлова, вся его напряженная работа в Центральном Комитете за месяц до съезда была реализацией этого требования Владимира Ильича. Откладывать решение основного вопроса революции, вопроса о власти, до съезда Советов значило распространять конституционные иллюзии, будто этот вопрос можно решить голосованием на собрании, будь это даже такое высокое собрание, как Всероссийский съезд Советов. Подобную «веру» в съезд Советов, особенно активно распространяемую Троцким, Ленин считал такой же пагубной конституционной иллюзией, как и «веру» в Учредительное собрание. В статье «Кризис назрел» Ленин писал, что большевики оказались бы жалкими изменниками революции, если бы они дали себя поймать в ловушку конституционных иллюзий.
Свердлов был нетерпим к болтовне капитулянтов о «прекрасных шансах на выборах в Учредительное собрание», о «комбинации из „Учредилки“ и Советов». Человек революционного дела, он весь в действии, в борьбе за воплощение в жизнь ленинского плана восстания.
2 октября 1917 года Свердлов писал в одном из писем местным партийным организациям: «Предстоит жестокая борьба в связи с созывом съезда Советов…» В другом письме, от 7 октября: «…Мы стоим на пороге крупных событий. Не исключена возможность вызова с фронта отдельных частей, как это уже имело место в дни 3–5 июля…» В этом же письме, адресованном областному Юго-Западному комитету, содержалась просьба подробно информировать о положении в армии.
Так Центральный Комитет ориентировал партийные организации, держал их в боевой готовности.
Полностью была приведена в движение система областных партийных центров. Имея дело с 7–8 крупнейшими областными центрами, ЦК получал возможность через них быстро и эффективно направить на подготовку вооруженного восстания сотни партийных организаций в губерниях, уездах, волостях, городах и селах.
Четыре недели октября… Дни и ночи слились для Свердлова воедино. Он работал в штабе, который должен был неусыпно следить за каждым движением врага, за действиями Временного правительства, контрреволюции, направлять растущий шквал народной борьбы.
Как для всякого настоящего революционера, эти дни подготовки восстания были для него подлинным праздником, он с наслаждением дышал воздухом, насыщенным грозовой энергией масс, поднявшихся на борьбу.
10 октября 1917 года. Набережная реки Карповки. Здесь, в шестиэтажном доме, в комнате, окно которой задрапировано темным одеялом, собрались 12 человек. На плечах этих людей огромная ответственность за судьбы революции и страны. Со стены на собравшихся смотрят портреты поэта гнева и печали, боли и ненависти — Некрасова, и рядом с ним строгий и язвительный Салтыков-Щедрин.
За тяжелым дубовым столом Свердлов — он председательствует на историческом заседании Центрального Комитета партии. Это первое после июльских дней заседание ЦК с участием Ленина.
Наступил час исторического решения.
Все фактические данные о положении на важнейших участках революции были сосредоточены у Якова Михайловича. Он доложил Центральному Комитету о положении на Северном, Западном, Румынском фронтах. На Северном фронте готовится какая-то темная история с отходом войск. В Минске назревает новая корниловщина. Революционный гарнизон Минска окружают казачьими войсками. Между штабами фронтов и ставкой ведутся подозрительные переговоры. Революционно настроенные артиллерийские части загнаны в пинские болота.
Протокол заседания не сохранил более подробных данных. Но и из этой записи видно, что Свердлову было известно о стягивании к Минску частей Кавказской кавалерийской дивизии, ударных батальонов, частей польского уланского полка. Но известно ему было также и то, что план разоружения большевистских войск провалился.
— На всем фронте, — говорил Свердлов, — настроение за большевиков, имеется полная возможность захватить штаб и разоружить все кольцо контрреволюционных войск. Из Минска готовы послать корпус в Петроград для помощи в восстании.
Центральный Комитет переходит к главному вопросу — к докладу Ленина о текущем моменте. Ленин охарактеризовал международное и внутреннее положение страны, указал на рост крестьянского движения, на пагубность тактики ожидания Учредительного собрания, на планы сдачи Питера немцам. «Политическая обстановка таким образом готова, — заявил Ленин. — Надо говорить о технической стороне».
Свет висячей лампы под белым абажуром падает на листок разграфленной в клетку бумаги, на котором четким ленинским почерком написано: «Признавая таким образом, что вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело, ЦК предлагает всем организациям партии руководиться этим и с этой точки зрения обсуждать и разрешать все практические вопросы (съезда Советов Северной области, вывода войск из Питера, выступления москвичей и минчан и т. д.)»[57].
Десять членов Центрального Комитета голосуют за эту резолюцию, два — Каменев и Зиновьев — против. Итак, решение принято.
Неделя после 10 октября была заполнена интенсивной деятельностью Центрального Комитета. За это время были проведены: съезд Советов Северной области и IV конференция фабзавкомов Петрограда, Петроградская и Московская городские конференции большевиков. В эти же дни прошли областные съезды Советов Поволжья, Урала, Сибири, Западной области, Юго-Западной, ряда центральных губерний — Владимирской, Тверской и др. Партийные и советские съезды и конференции явились мощными рычагами мобилизации масс на вооруженное восстание. Тогда же был создан Петроградский военно-революционный комитет — легальный штаб восстания. В эти же дни развернулась огромная военно-техническая подготовка революционных сил к восстанию. И все это — за одну неделю после 10 октября! Огромная доля этой работы пала на плечи Якова Михайловича.
Двести тысяч красногвардейцев, революционные части Северного и Западного фронтов, корабли Балтийского флота ждали сигнала для выступления. Резолюция ЦК 10 октября стала законом для партии. Это было торжеством ленинского курса и поражением капитулянтов.
Пройдет неделя после 10 октября, и на расширенном заседании ЦК Каменев желчно заметит, что за эту неделю ничего не было сделано и только испорчена та диспозиция, которая должна была бы быть. Недельные результаты говорят за то, что данных за восстание теперь нет. Эти слова только выдавали оторванность Каменева от живого дела революции, от ее движения к восстанию.
В эти дни Свердлов по поручению Ленина организовал встречу с ним руководителей Военной организации. Местом для встречи Свердлов избрал квартиру своего старого друга нижегородца, сормовского рабочего Дмитрия Павлова на Сердобольской улице Выборгской стороны. Здесь еще в годы войны была явочная квартира, происходили встречи членов Русского бюро ЦК партии. Руководители «Военки» Н. И. Подвойский, В. А. Антонов-Овсеенко и В. И. Невский рассказали Владимиру Ильичу о ходе подготовки вооруженного восстания. Ленин дал важные указания о том, что легальный орган восстания — Военно- революционный комитет должен быть не расширенным бюро «Военки», а полномочным беспартийным органом, связанным с самыми широкими массами рабочих и солдат. В Военно-революционном комитете не должно быть ни тени диктаторства Военной организации. Как рассказывает Н. И. Подвойский, Ленин обратил особое внимание на необходимость тщательной военно-технической подготовки восстания, обучения тактике уличного боя, овладения красногвардейцами оружием. «Руководители, не знающие тактики уличного боя, погубят восстание», — говорил Ленин.
Уже на следующий день после решения ЦК от 10 октября Зиновьев и Каменев передали Якову Михайловичу пространное письмо. Свердлов быстро пробежал глазами адресаты: Петроградскому, Московскому городскому и областному комитетам партии, большевистской фракции ЦИК, Исполкому Петроградского Совета, большевистской фракции съезда Советов Северной области… И все те же аргументы против восстания, то есть те, что были уже изложены на заседании ЦК: у большевиков в Учредительном собрании будут превосходные шансы, а вооруженное восстание оттолкнет от партии рабочий класс, армию, крестьянство… «Против этой губительной политики мы подымаем голос предостережения», — прочитал Яков Михайлович последнюю строку письма.
— Значит, война? — спросил он, глядя прямо в глаза Каменеву.
— Нет, нет, — засуетился тот, — это только предостережение…
