внизу, удобно устроившись на тюфяке, и ведет наблюдение через нижние иллюминаторы. Мне неоднократно доводилось принимать участие в погружениях и могу сказать, что под водой вести геологические наблюдения гораздо приятнее, чем на суше. Не надо карабкаться, рискуя сорваться, по горным кручам — тебя доставят со всеми удобствами на любую, даже самую отвесную скалу, — ведь «Аргус» может зависнуть в любой точке, приобретя нейтральную плавучесть (у пилотов это называется «в нуле»). Не нужно, примостившись где-нибудь на камне да еще под дождем или отмахиваясь от комаров, торопливо записывать в пикетажку результаты наблюдений. Здесь лежишь себе на мягком тюфяке, и глядя в иллюминатор, «наговариваешь» результаты наблюдений на магнитофон, а под рукой — тумблеры прожекторов и спусковой крючок фотокамеры. Кроме глаз у «Аргуса» есть и механическая рука — стальной манипулятор, которым можно взять с морского дна образцы растений и фауны или камни. В обитаемом отсеке поддерживается нормальное «комнатное» давление. Запас кислорода дает возможность экипажу находиться под водой до 48 часов, а подводные движители-винты позволяют аппарату перемещаться под водой со скоростью около двух узлов (две мили в час).
В нашем рейсе обслуживает «Аргус» его постоянный экипаж. Командир Виталий Булыга, инженеры Леонид Воронов и Сергей Холмов. Это молодые ребята, спокойные и немногословные, фанатично влюбленные в свой «Аргус» и в далеко небезопасные погружения. Круглые сутки возятся они в эллинге, где стоит аппарат, отлаживая его сложные механизмы и системы жизнеобеспечения. У них, как и у саперов, нет вариантов для ошибок. Характеры у ребят разные: Виталий — человек решительный, увлекающийся, иногда резковатый. Леонид — более мягкий, улыбчивый и спокойный. Сережа Холмов — задумчивый, немногословный и скромный, пишет стихи и песни, хотя показывать их по застенчивости не любит. Нервы у ребят — стальные. Я никогда не слышал, чтобы они раздражались и ссорились даже в самой критической ситуации.
Вспоминается драматический случай, когда несколько лет назад, во время одного из погружений неподалеку от Геленджика, «Аргус» ухитрился «влезть» под проложенный по дну толстый кабель. Кабель этот ни на каких картах отмечен не был. «Аргус» системой подводного маяка, которая позволила бы его найти под водой, не снабжен. Все попытки освободиться от кабеля оказались безуспешными — он так «ловко» вклинился между рубкой и сигнальным буйком, что ни работа винтами, ни даже аварийный сброс балласта для срочного всплытия не помогли. На этот случай предусмотрен в «Аргусе» аварийный буй на длинном и тонком тросе, который должен выстреливаться на поверхность. На буе установлена лампочка- мигалка и радиомаяк. Однако по нелепой случайности еще на суше буй этот поставили на стопор, «чтобы зря не выстреливался». Оставалось одно — лежать на грунте и ждать помощи сверху. При этом необходимо было экономить кислород: экипаж прекрасно понимал, что найти «Аргус» да еще и освободить его от кабеля будет нелегко. На берегу все были подняты по тревоге, для поисков и спасения использовали все возможные средства. Надо было спешить: 48 часов — срок небольшой. А на морском дне царило полное спокойствие — никакой паники и уныния. Нужно было продержаться, а для этого расходовать минимум кислорода. Известно, что меньше всего человек потребляет кислород, когда спит, и поэтому все время спали, оставляя одного вахтенного для связи. Сережа Холмов, например, проснувшись однажды, когда пошли уже вторые сутки и положение стало почти критическим, спросил: «Нас еще не нашли? Ну ладно, тогда я еще посплю». Попробуйте-ка спокойно заснуть в такой обстановке!
Виталия Булыгу я только один раз видел в разъяренном состоянии — когда при подъеме, во время сильной качки, «Аргус» ударился о борт судна, отчего погнулся и вышел из строя винт вертикального движителя. Наверное, если бы Виталий вывихнул собственную руку или ногу, то реагировал бы на это менее болезненно.
Кстати сказать, «Витязь» специально оборудован для спуска на воду подводного обитаемого аппарата. Для этого у него на корме есть специальная П-рама и уже упомянутый «слип», и труба у него раздвоена не для красоты, а чтобы вахтенный с мостика видел, что происходит на корме и отдавал нужные команды в машину. Экипаж «Аргуса» может занимать свои места прямо на борту судна в эллинге. После этого «потолок» эллинга автоматически раздвигается и сам «Аргус» на гидравлической платформе подается вверх на кормовую палубу. Здесь его цепляют тросом и с помощью П-рамы осторожно опускают в воду. Затем водолазы обеспечения отцепляют трос, и тогда «Аргус» готов к погружению. Связь с ним поддерживается по подводному телефону. А смена экипажа на воде проводится с помощью мотобота и специальной резиновой надувной лодки.
И все-таки подводный обитаемый аппарат человека на дне полностью заменить не может. Например, механической рукой никак не оторвешь образец породы от сплошной скалы. Мы много раз пытались это сделать, но ничего не вышло. А вот если опустить на дно водолаза, да еще с кувалдой, тогда, конечно, выйдет. Да и обзор из иллюминатора сравнительно невелик, а водолаз повернул голову — и все увидел. Вот и получается, что человек все равно должен научиться выходить в открытую воду на океанском дне.
Сделать же это совсем не просто: в океанских глубинах подстерегает страшный враг — высокое давление. Уже на глубине 40–50 метров входящий в состав воздуха азот вступает в реакцию с клетками головного мозга, вызывая отравление, ведущее к параличу и гибели. Поэтому при погружениях азот надо заменять гелием. С другой стороны, если водолаза с большой глубины быстро поднимать на поверхность, начинается чрезвычайно опасная для организма «кессонная болезнь» — закипает растворенный в крови кислород. Для борьбы с этим грозным врагом и служит специальный водолазный гипербарический комплекс — сердце нового «Витязя». Он состоит из двух частей — судовой гипербарической системы и водолазного колокола. Основа системы — барокамера, настоящий дом, занимающий большую часть кормового отсека. Если через толстые стекла иллюминатора заглянуть внутрь, то увидишь жилые «комнаты» для акванавтов. Здесь ставятся ответственные, полные риска и напряжения эксперименты по имитации условий высокого давления и последующего постепенного снижения его до «выхода на поверхность». В камеру, куда помещаются испытуемые акванавты, подается смесь кислорода и гелия, соотношения между которыми при разных давлениях рассчитываются на специальной электронно-счетной машине. После достижения заданной «глубины» давление медленно и последовательно снижается. Живущие в камере акванавты находятся от нас на расстоянии вытянутой руки, и все-таки они — в другом мире. Вынужденные долгие дни проводить в барокамере в условиях полной изоляции, чтобы снова вернуться «на поверхность», они ближе всего к космонавтам, совершающим многодневный орбитальный полет.
Смесь гелия с кислородом сильно меняет условия артикуляции языка и губ. Поэтому разговаривать в барокамере нельзя — приходится объясняться записками.
Что касается судового гипербарического комплекса, то в него кроме барокамеры входит также водолазный колокол. Это своего рода подводный лифт. Он герметично стыкуется с барокамерой. Опускающиеся на дно акванавты занимают в нем места прямо на борту, и внутри колокола устанавливается то же давление, что и на глубине, куда они должны опуститься. После этого колокол автоматически подается на верхнюю кормовую палубу и на специальном кабеле-тросе, с помощью все той же П-рамы, опускается в воду. Экипаж колокола состоит из трех человек. Два акванавта работают на грунте, а третий поддерживает связь с судном и следит за работой системы жизнеобеспечения. Закончив работу на грунте, акванавты возвращаются в колокол, который герметизируется и поднимается на борт, где снова стыкуется с барокамерой. После этого акванавты переходят в барокамеру для прохождения декомпрессии.
Но это еще не все. Новый «Витязь» снабжен также подводными роботами. Это буксируемая система «Звук», с помощью которой можно вести телевизионное наблюдение и фотографирование дна с близкого расстояния и даже брать образцы грунта. Прибавим к этому стандартные методы исследования океанского дна: аппаратуру для непрерывных измерений интенсивности магнитного поля, приборы для определения величины теплового потока, стальные геологические трубы и черпаки для отбора донных осадков, эхолоты для определения глубины дна и многое другое.
Новый «Витязь» молод и молод его капитан — Николай Вадимович Апехтин, хотя капитанский опыт у него солидный. Мы познакомились в 1976 году, в Тихом океане, на борту «Дмитрия Менделеева», когда его капитанская карьера только начиналась. В джинсах и модной цветной рубашке он показался мне тогда совсем мальчишкой.
За четверть века плаваний в океане на разных судах, — от старого парусника «Крузенштерн» до нового «Витязя», мне довелось встречаться со многими капитанами. Что ни капитан — то характер, и от этого характера во многом зависит успех экспедиции. Я помню капитанов старого поколения, с лицами, выдубленными ветрами и солеными брызгами от долгого стояния на открытом мостике, и с голосами,
