У себя в кабинете Иванченко поставил чайник на плитку, и Федор, увидев это, вспомнил, что за сутки не съел ни крошки хлеба.
— На чай пригласишь? — спросил Федор Николая Семеновича.
— И на чай, и на ужин, — отозвался тот.
— Тогда я — сейчас…
В оперпункте, в кухонке-дежурке возле телефона Федор увидел Колмакова, обложенного пачками натурок.
— Пусто? — спросил, наперед зная ответ. Колмаков только молча взглянул на него и снова уткнулся в бумаги. — Не звонили?
— Молчат пока.
— Если спросят, доложи, что поисковые группы вышли на проверку вагонов по станции. Я у начальника станции, — сказал Федор.
В своем письменном столе он взял вчерашнюю пайку хлеба и завернутую в кальку селедку. Когда пришел к Иванченко, тот уже разложил на столе несколько сваренных в мундире картофелин.
— И чаек готов, — сообщил он. Увидев хлеб и селедку, улыбнулся: — С таким ужином тужить грех!
Ели не торопясь, молча. И напряженно прислушивались к окнам, за которыми в свист ветра слабо врывались гудки маневровых паровозов да лязг недалеких сцепок.
— Как думаешь, сколько понадобится им времени? — спросил про свое Федор.
— Кто его знает, — ответил Иванченко, поинтересовавшись своим: — А не могло быть ошибки, что платформы застряли у нас?
— Говорят, до Свердловска везде проверено. В Перми тоже нет, это сказано твердо. Никаких других предположений не высказывалось.
— Документы, однако, пришли на место… — размышлял Иванченко.
— Так ведь они в технической документации. Хорошо, что чья-то умная голова пометила там номера платформ, куда и что грузилось. Без этого вообще пришлось бы искать вслепую.
— Сейчас не на много легче.
В семь утра в оперпункт позвонил Славин. Колмаков смог доложить ему только о том, что организована параллельная работа по розыску.
— Долго думали, — сказал Славин. — Появится Григорьев, пусть позвонит…
Платформы были найдены в десять часов утра. Об этом сообщил встрепанный Иванченко, ворвавшийся в помещение, где проверяли натурки.
— Кончайте работу, девчата! — приказал он своим. И к Федору: — Тащат ваши платформы на станцию, Федор Тихонович. Через полчаса будут здесь.
— Где нашли?!
— В отстойнике, — ответил Иванченко.
— Разве вы туда посылали? И с какой стати они оказались там?
— Я забыл вам сказать вчера: звонил я туда, с начальником охраны говорил, попросил его посмотреть на всякий случай.
— Как они могли попасть туда? — недоумевал Федор. — Там же «западники» одни.
— Представления не имею! — не меньше его был удивлен Иванченко.
Когда вал на сцепке прибыл на Сортировку, все объяснилось в минуты. На борту одной из платформ белела жирная надпись, сделанная мелом: «Груз без документов. В отстойник». И дата, по которой можно было увидеть, что вагон простоял в Свердловске уже восемь дней.
Федор без промедления связался с начальником паровозного депо.
— Мне нужен паровоз до Перми. Это согласовано с управлением дороги, можете ссылаться на меня, когда позднее будете ставить свое начальство в известность. Сейчас главное: без промедления подайте готовый к поездке до Перми паровоз. Позаботитесь о том, чтобы он мог дойти до места без заправки.
В это время Николай Семенович рядом разговаривал с дорожным диспетчером.
В одиннадцать пятнадцать паровоз со сцепкой покинул Сортировку. До Перми ему дали зеленую улицу.
В одиннадцать тридцать Федор Григорьев доложил об исполнении приказа в приемную наркома. Из Москвы поблагодарили за работу.
Вечером Федор стоял в кабинете Славина.
— Виновного в задержке сплотки выявили? — спрашивал Павел Иванович.
— Виновного нет, — ответил Федор.
— Как нет?
— Уже выяснено, что сцепка с валом по какой-то причине прибыла на Свердловск-Сортировочный не вместе с комплектом пресс-молота, а с другим поездом. Документы на нее ушли вперед вместе с остальными. Таким образом, груз остался без документов и на законном основании был отцеплен. Его поставили в отстойник.
— Кто допустил это головотяпство? Почему платформы оказались отдельно от всего комплекта?
— Я не мог узнать этого. Причин могло быть много. Самая вероятная та, что они могли быть где-то задержаны для короткого ремонта. Путь у них был длинный. Но где это произошло, между Владивостоком и Свердловском, надо выяснить отдельно.
— Безобразие!
— Понимаю. Но Свердловск-Сортировочный в этом не виноват.
— И то — слава богу!..
6
Магистраль работала с предельным напряжением. Но Федор видел, как изменились люди. Измученные работой, не уходившие со смен, ослабленные постоянным недоеданием, людские лица расцветали улыбками, опять слышались смех и шутки, о которых, казалось, уже забыли: под Москвой начали громить немцев. Первая по-настоящему крупная победа неузнаваемо бодрила людей: ведь в тылу- то, если не считать подростков, на производство пришли старые мастера, которых мирное довоенное время отпустило, было, на отдых. Теперь и они помолодели.
Федор Григорьев с товарищами по оперативному пункту уже прочно втянулись в военный распорядок жизни. Работа шла без особых происшествий. Федор научился использовать любую возможность для того, чтобы бывать в рабочих коллективах, он должен был знать настроения людей. К тому же, Иван Алексеевич да и Славин при случае не забывали напомнить, что успех обеспечения порядка на дороге зависит прежде всего от бдительности простых рабочих и служащих, насколько активно они будут способствовать этому.
Чаще других Федор заходил в вагонное депо. Его родной цех трудно было узнать. Большинство тех, с кем он работал, были давно в армии, у станков стояли женщины да мальчишки. Появилось много незнакомых стариков. Остался на месте и начальник вагонного депо, который направлял в свое время Федора в распоряжение политотдела дороги. Остановились как-то.
— Как управляетесь? — спросил Федор, — Замечаю, прежних-то ребят совсем мало осталось.
— Так нынче молодые-то мужики почти все при своем месте — на фронте. Худо, что некоторые уже не вернутся. — Начальник вздохнул. Кивнул на подростка, стоявшего у станка на подставке, сделанной из ящика. — Вишь, какие обучились работать, стараются. А как подставку под ногами перерастут, считай, что тоже поспеют для войны, коли затянется… Сейчас хоть надежда высветлела: добро погнали немцы. Так и гнать-то далеко, тоже время требуется.
— Погоним, лиха беда начало! — повеселее сказал Федор.
— Ты-то как? Освоился на новой работе? Забот-то много?
— Да, говорят, гожусь. А вот на фронт пока не отпускают.
