Есть шестьсот двадцать четвертый! Если в Минске документы не собственно батальона, а только дивизии, то и в них должно что-то быть о Мидюшко. Как-никак — служил «на командных должностях».
Если трофейные документы ничего не дадут, тоже не велика беда. Теперь известна территория, где действовал этот батальон из продажных тварей. Небось, живы люди, которые сталкивались с ним. Остальное — за нами.
Витебская область… Витебская. Полоцкой уже нет, в прошлом году влилась в состав Витебской и Смоленской… С кем или с чем связано это название — Витебская область? Минуточку…
Павел Никифорович пододвинул к себе телефон внутренней связи, набрал номер начальника следственного отдела Николая Борисовича Орлова.
— Коля, ты у себя?
— У тебя сомнения на этот счет?
— Извини. Здравствуй… Поговорить надо.
— А поесть не надо? Я в столовую собрался.
— Придержи место за столиком. Подойду.
— Заказать?
— Закажи. Что себе, то и мне.
Николай Борисович Орлов на пять лет моложе Дальнова. Плечистый, невысокого роста, голова наголо бритая. Волосы начал терять еще в юности. Слышал, что частое бритье укрепляет корни волос и шансы вновь обрести пышную шевелюру значительно возрастают. Скоблил по утрам и на ночь — волоска не прибавилось. Связал себя этим занятием на всю жизнь. Не отращивать же на самом деле космы на загривке, а потом прикрывать ими лысину с помощью женских заколок! Последнее время Орлов недомогал — три тяжелых ранения давали о себе знать.
Николай Борисович приметил в дверях Дальнова, попросил официантку:
— Секунду, Миля. Этот привереда может забраковать мой заказ.
Павел Никифорович приобнял Милю, заглянул в ее блокнотик, силясь разобрать ей одной понятные каракульки, и услышал за спиной негромкий и строгий голос генерала Ильина:
— Пожалуйста, без рук, Павел Никифорович, без рук…
Дальнов убрал руку с плеча Мили и обернулся, уже понимая, что это опять проделка Юрия Новоселова. Тот сидел невозмутимо и, будто не замечая своего начальника, деловито работал ложкой с видом неимоверно проголодавшегося.
— А, голубь мой! Явился, не запылился… Вместо того чтобы немедленно доложить о приезде, он в столовую со всех ног.
— Даже муха не без брюха, смею доложить, — проговорил Юрий и смутился: кажется переборщил с шуточками. Хотел встать почтительно, но такое простое движение сделать ему оказалось не просто. Хлипконогий стол закачался, в тарелках заплескалось.
— Сиди, верста коломенская.
— Было к вам направился, но перерыв. Вот я и… Поем — зайду.
— Поешь — отдохни, соберись с мыслями. Жду в пятнадцать тридцать. Есть чем порадовать?
Новоселов неопределенно дернул плечом.
— А я тебе немного припас. Надеюсь, — кивнул в сторону Орлова, — Николай Борисович добавит.
Давние друзья — руководители следственного и оперативного подразделений — общались ежедневно, контакты в работе не прерывались, но все шло просто, размеренно, в границах будничной работы. Сегодня Николай Борисович, заинтригованный телефонным звонком, надеялся услышать от Дальнова что-то не из затерто-привычного. Подождав, когда расставят закуски, спросил:
— Что произошло, чем тебя господь осенил?
Дальнов задержал взгляд на лице Орлова. Вид у того был не ахти. Спросил участливо:
— Опять осколок? Чего ты с ним нянчишься? Доверься врачам.
Осколок гранаты сидел возле самого позвонка, и Орлов побаивался операции. А ну как паралич…
— Доверюсь, доверюсь, — сказал недовольно. — Выкладывай, что у тебя.
— Насколько помнится, в сорок втором ты служил в четвертой ударной армии?
— Хорошая память, приятно убедиться в этом.
— Так называемые Витебские ворота вы держали?
— Вообще-то в историю Отечественной они вошли как Суражские ворота. Но это не суть важно.
— Четвертая ударная часто пользовалась разрывом в линии немецкого фронта, снабжала партизан, принимала раненых, вы засылали своих ребят во вражеский тыл…
— Все верно. Но ведь тебе, надо полагать, требуется не то, что теперь известно всем, поконкретней что-нибудь? Память свою не назову идеальной.
— Ничего, может, вспомнишь что-то. Перекусим и зайдем ко мне, покажу пару бумажек. Так и так вместе придется работать с этими документами.
…Шифровку из Аджарии Николай Борисович прочитал с должным вниманием. Протирая платком голый череп, спросил:
— И что?
— Мидюшко, Алтынов… Тебе ничего не напоминают эти имена?
— Абсолютно.
— А номер карательного батальона — шестьсот двадцать четвертый?
— Этих карательных вокруг партизанских зон было, что блох на бездомной собаке… Погоди-ка… — Орлов вернулся к аджарской шифровке. — Мидюшко… В Витебске выпускалась фашистская газетенка на русском языке. Фамилия редактора врезалась в память — Брандт, изменник из обрусевших немцев. Много мы с ним повозились. Константина Егоровича бы… Я тогда так, на подхвате у таких, как Константин Егорович…
— Кто это — Константин Егорович?
Орлов скосил голову, по-птичьи посмотрел на Дальнова и осуждающе вздохнул:
— Коротка у нас память на мертвых. Лишь по особым датам вспоминаем, да и то не всех… Яковлев это. Тот, что в двадцатых годах здесь, в Екатеринбургской ЧК, работал. Подожди минуту, попробую сосредоточиться.
Орлов облокотился о стол, приложил ладонь ко лбу, но тут же резко выпрямился и напряженно замер. Болезненно морщась, стал дергать пальцы до хруста в суставах. Павел Никифорович знал: если Орлов терзает пальцы, значит, его ударила боль у позвонка. В окаменевшей позе Орлов перетерпел приступ, от дальновского укоризненного покачивания головой отмахнулся.
Дальнов, показывая глазами на диван, все же сказал:
— Полежал бы.
Орлов невесело усмехнулся — байку вспомнил:
— «Работать шибко охота, пойду полежу, может, пройдет»… Ладно, прошло уже.
Нашарил в кармане аптечную упаковку, кинул таблетку в рот. Полузакрыв глаза, пальцами, как ухватом, прихватил голову и, потирая виски, силился что-нибудь вспомнить. Напрягая память, увидел деревушку на берегу речки, в огороде землянки с перекрытием в четыре наката. В ближней к домам жили они с Константином Егоровичем все месяцы обороны. Как же называлась речушка? Усвяча? Нет. Усвячу запомнил потому, что неподалеку был райцентр Усвяты, где в медсанбате залечивал первую рану. Этот ручей, кажется, впадал в нее, Усвячу. Ладно, бог с ним, названием…
«Не вернулся с задания…» Это сообщение из партизанской бригады о Константине Егоровиче Яковлеве. Его перевели туда зимой, сдается, в декабре сорок второго… Нет, раньше. Брандта ликвидировали в ноябре, а эту операцию он готовил, Константин Егорович. Когда же всплыла фамилия Мидюшко? В июле, когда Яковлев ходил в Витебск на встречу с Брандтом, или после ликвидации этого немецкого прихвостня? И вообще — Мидюшко ли? Говорили тогда о каком-то приятеле Брандта из карателей. Как его фамилия… Мидюшко? О, черт… Похоже что-то, но вроде не Мидюшко…
Оторвал руку от лба, выпятив губу, стал медленно поматывать головой.
— Нет, Павел, ничем не могу зацепиться за твоего Мидюшко. Если бы какой фронтовой блокнотик…
