Прабхупада: Человек. Святой. Его жизнь. Его наследие

убедить своего оппонента, он убеждал слушателей, располагая их к себе, и это вынуждало человека замолчать. Свамиджи снова овладевал вниманием слушателей, показывай им, что этот человек не знает, о чем говорит. И тот чувствовал, что настроение в аудитории меняется, что его уже никто не желает слушать, никто не верит его болтовне, поэтому он быстро умолкал.

Таким образом, Свамиджи переубеждал скорее слушателей, чем спорщика. И при этом он никогда не уязвлял человека. Ему удавалось это не только потому, что он превосходил всех по интеллекту. Главное было то, что в нем всегда жило сострадание к людям. Наблюдая за ним в подобных ситуациях, я сознавал, что он — великий учитель и великий человек. Свамиджи обладал удивительной способностью не задевать самолюбия человека, не причинять ему боли — ни физической, ни моральной, — так что, когда его оппоненты умолкали и садились на свое место, в них не было ни гнева, ни раздражения, и они не чувствовали себя задетыми. Каким-то чудом Свами удавалось их перехитрить.

* * *

«В половине седьмого мы пойдем гулять, — сказал Свамиджи однажды утром. — Отвезите меня в парк».

Несколько учеников сопровождали его до Стоув-Лейк — озера в Голден-Гейт-парке. Они хорошо знали эти места и вели Свамиджи по живописным дорожкам вокруг озера, через мост, по лесным тропинкам, через маленький ручеек; они надеялись, что, любуясь красотами природы, Свамиджи получит удовольствие.

Свамиджи на все смотрел сквозь призму священных писаний, и его замечания даже по поводу самых обычных вещей были исполнены глубокого трансцендентного смысла. Идя по парку, он размышлял вслух: «Тот, кто хочет увидеть Бога, должен сначала обрести качества, необходимые для этого. Он должен очиститься. Как это облако, которое сейчас скрывает от нас солнце. Люди говорят, что „солнце скрылось, но оно на своем месте, просто наши глаза не видят его».

Как заправские экскурсоводы, преданные показывали Свамиджи самые живописные уголки парка. Они подвели его к лебедям, плававшим по зеркальной глади озера. «„Шримад-Бхагаватам“, — сказал Свамиджи, — сравнивает преданных с лебедями, а книги о Господе Кришне — с кристально чистыми озерами». Непреданных же, продолжал он, как ворон, привлекают гниющие отбросы мирских тем. Идя по гравийной дорожке, он остановился и сказал: «Посмотрите на эту гальку. Сколько тут камешков, столько на свете живых существ».

Преданные радовались, как дети, когда привели Свамиджи к ущелью, заросшему рододендроном — большие кусты были усыпаны белыми и розовыми цветами. Они чувствовали себя избранниками судьбы, которым выпала удача видеть Кришну глазами Свамиджи.

На следующее утро, когда Свамиджи снова захотел отправиться в парк, вместе с ним пошло уже гораздо больше преданных. От других они слышали, что во время прогулки у Свамиджи совсем другое настроение. Они уже хотели было показать ему новые тропинки вокруг озера, но он, ни слова не говоря, стал ходить взад и вперед по усыпанной гравием дорожке.

Свамиджи остановился под раскидистым деревом и указал на птичий помет на земле.

— Что это значит? — спросил он, повернувшись к стоявшему рядом юноше.

Лицо Свамиджи было серьезным.

Юноша покраснел:

— Я... э-э... я не знаю.

Свамиджи молчал, задумавшись и ожидая объяснения. Преданные сгрудились вокруг него. Пристально вглядываясь в узоры птичьего помета на земле, юноша думал, что Свами, вероятно, ждет, что он расшифрует некий скрытый смысл, который заключен в образовавшемся на земле рисунке, подобно тому как люди предсказывают будущее, гадая на кофейной гуще. Он чувствовал, что должен что-то сказать.

— Это... э-э... экскременты, испражнения... э-э-э... птиц.

Свамиджи улыбнулся и повернулся к остальным, надеясь услышать ответ. Все как воды в рот набрали.

— Это значит, — сказал Свамиджи, — что птицы жили на этом дереве больше двух недель, — он засмеялся. — Даже птицы привязаны к своим жилищам.

Когда они проходили мимо площадок для игры в шафлборд, где сидело несколько пожилых людей, игравших в шашки, Свамиджи остановился и повернулся к своим спутникам.

Посмотрите,— сказал он, — старые люди в этой стране не знают, куда себя деть и чем заняться. Поэтому они играют, как дети, бессмысленно растрачивая свои последние дни, которые человек должен посвятить развитию в себе сознания Кришны. Их дети уже выросли и ушли от них, сейчас им самое время подумать о душе. Так нет же. Они заводят собаку или кошку и, вместо того чтобы служить Богу, служат догу. Этих людей можно только пожалеть. Но, если вы скажете им об этом, они не станут вас слушать. Их уже не свернуть с пути. Поэтому мы обращаемся к молодым, ищущим людям.

Когда Свамиджи со своими учениками проходил мимо пологой зеленой лужайки около Кезар-Драйв, ребята сказали ему, что это и есть знаменитый Холм хиппи. Ранним утром на пологом склоне холма и большом лугу, окруженном эвкалиптами и дубами, было тихо и спокойно. Но через несколько часов сотни хиппи соберутся здесь, разлягутся на траве, встретятся с друзьями и погрузятся в наркотический транс. Свамиджи предложил своим ученикам приходить сюда и проводить здесь киртаны.

Киртаны в Голден-Гейт-парке вскоре стали очень популярными и привлекали гораздо больше людей, чем первые киртаны в нью-йоркском Томпкинс-Сквер-парке. Иногда Свамиджи сам приходил в парк и присоединялся к своим ученикам. В одно из воскресений Свамиджи пришел совершенно неожиданно, вызвав своим появлением восторг преданных; он сел и начал играть на мриданге, громким голосом ведя киртан.

Взгляды всех собравшихся на лугу хиппи сразу же обратились на Свамиджи. Он выделялся уже одним своим возрастом и одеждой. Другие посетители парка были преимущественно молодыми людьми в джинсах, а Свамиджи было за семьдесят, и, в отличие от остальных, он был одет в просторные шафрановые одежды. То, с какой радостью преданные приветствовали его, как они кланялись ему и с какой любовью смотрели на него, вызывало у остальных любопытство и уважение. Как только он сел, его окружило несколько детей. Он улыбнулся им и принялся стучать на мриданге, а они завороженно смотрели на то, как он выводит замысловатые ритмы.

Говинда даси: Приход Свамиджи придал нашему киртану авторитетность, которой ему так недоставало. Теперь мы уже были не просто юнцами из Сан-Франциско, поющими мантру Харе Кришна. С его приходом то, что мы делали, обрело историческую глубину и смысл. Теперь наш самодеятельный киртан как бы получил право на существование. Само его присутствие подтверждало то, что киртан имеет глубокие исторические корни. Вместе со Свамиджи в Голден-Гейт-парк пришла вся цепь ученической преемственности.

После часового киртана Свамиджи остановился и обратился к толпе: «Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе / Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе. Это звуковая вибрация, и мы должны помнить, что эти звуки являются трансцендентными. Трансцендентные звуки мантры Харе Кришна привлекают каждого, даже того, кто не понимает смысла этих слов. Это сама красота. Даже дети откликаются на нее...»

После небольшой речи Свамиджи снова начал киртан. Несколько молодых людей взялись за руки и, образовав хоровод, стали танцевать перед Свамиджи. Потом они окружили его и принялись танцевать вокруг него, по-прежнему не разнимая рук. Все происходящее на лугу, похоже, доставляло ему огромное удовольствие: ему нравилось смотреть на людей, танцующих вокруг него и поющих мантру Харе Кришна. Хотя энтузиазм хиппи порой выражался в причудливых, чувственных формах, пение мантры Харе Кришна сглаживало это впечатление, и от него на душе становилось светло и спокойно. Для Свамиджи главным было то, что киртан продолжается, не прекращаясь. В шафрановых одеждах, которые неуловимо меняли свой цвет в лучах заходящего солнца, он смотрел на все происходящее, как добрый любящий отец, никому ничего не запрещая, как бы приглашая каждого присоединиться к пению.