А все те же волны де Бройля, вернее их «удлиненные производные». Силовое их поле, находящееся, скажем, у летка осиного гнезда, взаимодействует с подобным полем соломинки. И энергия микрочастиц через эти волновые силовые поля расталкивает оба многополостных предмета — наподобие двух магнитов, направленных друг на друга одноименными полюсами. Никакого противоречия или нарушения законов природы тут нет: любая волна — это энергия, а любая энергия может быть превращена в механическое движение предмета, то есть в работу. Так и с соломинкой.
...Помните условие инженеров: скажите, мол, нам, что искать и чем искать, и мы тогда создадим прибор?
Теперь, кажется, условия эти более-менее выполнены. И прибор для «безорганизменной» регистрации ЭПС теперь есть. Правда, несовершенный — уж очень медленно ползет стрелка — и сделан из «несолидных» для инженеров материалов, отдающих чем-то колдовским, — соломы, паутины... Но у растений и животных есть что заимствовать и чему учиться — на то она и бионика, наука о патентах Природы...
Еще опыт. Толстую, лучше старую, зачитанную (чтобы было поменьше слипшихся страниц) книгу поставьте торцом на край стола, желательно так, чтобы корешок ее смотрел в ту сторону, где в данный час находится Солнце (ЭПС, как оказалось, связан и с нашим светилом: ночью, например, это будет север), приоткройте градусов на тридцать и по возможности равномерно распушите страницы. Через несколько минут (ЭПС возникает не сразу, так же, как и не сразу исчезает) можно будет уловить ладонью, языком, затылком напротив приоткрытых страниц какие-либо из упомянутых выше ощущений. «Хвост» этот, приноровившись, можно будет поймать за пару метров. Нетрудно убедиться, что «книжный ЭПС» тоже не экранируется — попросите кого-нибудь стать между книгой и ладонью.
Еще один нехитрый домашний способ убедиться в реальном существовании эффекта полостных структур — причем более интенсивного. Десятка полтора магазинных ячеистых пластин из папье-маше — для тридцати куриных яиц каждая — свяжите или склейте так, чтобы выступы пластин упирались друг в друга, а не входили бы в углубления смежных пластин. Получатся крупные «ячейки» вроде многослойных сотов неких «бумажных» ос необыкновенно крупных размеров. Весь комплект (его можно заключить в любой чехол или футляр) закрепите неподвижно так, чтобы нижний его «сот» находился бы в одном-двух дециметрах над теменем сидящего на стуле человека. Время и характер воздействия этого очень своеобразного ЭПС индивидуально для каждого; дольше десяти-пятнадцати минут опыт делать не следует. «Неестественное», непривычное изменение формы пространства, образованного таким многоячеистым устройством, многие улавливают и просто ладонью. Но интереснее и ценнее эти наши «макросоты» использовать для опытов по прорастанию семян растений, развитию и поведению микроорганизмов и насекомых, сравнительно с контрольными партиями организмов, развивающихся в точно таких же условиях, но не под «макросотами», а хотя бы в метре от них. И обязательно повторите каждую пару опытов несколько раз.
Возвращаясь к насекомым, добавлю, что с необыкновенными свойствами норок пчел-галиктов сейчас знакомятся собственноручно — в буквальном значении этого слова — все посетители музея агроэкологии и охраны природы Сибирского отделения ВАСХНИЛ, где этот экспонат демонстрируется наряду с другими природными диковинами; приглашаю сюда и читателя.
Хуже с тем обрывом, где процветал подземный их пчелоград, — в Камышловской долине у Каменного озера на западе Омской области. Пчелоград этот постигла та же участь, что и новосибирский пчелопитомник, разве что с той разницей, что последний уничтожен со злым умыслом, а пчелоград — просто по неведению. Но насекомым от этого не легче — сейчас там ни норки, ни пчелки. Изменился и весь ландшафт: пашни подступили вплотную к берегу, и дожди смывают плодородную почву вниз, в долину, через многочисленные промоины и овраги, которых раньше не было и в помине.
В этом — доля и моей вины: почему тогда, четверть века назад, я не догадался убедить хозяев тех мест и руководителей района устроить там хотя бы узенький, но огороженный энтомологический заказник? Ведь произошло непоправимое: там навсегда исчезла Пчелиная Цивилизация, приоткрыв нам, людям двадцатого века, всего лишь одну из великих тайн мироздания.
НАСЕКОМЫЕ ПОД ОХРАНОЙ
Энтомологический заказник
Если вы поедете из Омска на запад — скажем, в сторону Кургана, на Урал — не поездом или самолетом, а на автомашине, то она помчит вас по прямой, как стрела, автомагистрали Новосибирск — Челябинск через безбрежные пшеничные поля, мимо больших и малых березовых колков, мимо совхозных поселков с аккуратными домиками, мимо ферм, за которыми, по голубеющим у самого горизонта степным просторам, мерцают пестрые пятна далеких стад. Да, многое изменилось в этих привольных краях с тех пор!
Часа через три впереди замаячит высокий силуэт элеватора, покажутся фабричные трубы, вышки железнодорожных фонарей, большие и малые дома. Это — Исилькуль, с насекомыми окрестностей которого я вас кратко познакомил. А мне там памятен каждый колок, каждая поляна и опушка, каждая тропинка, во многих же местах — каждый кустик, старый пенёк, каждый муравейник.
Как меня тянет каждую весну в эти, ставшие родными, края, с их скромной красотой, особенно в ту пору, когда у подтаявших сугробов и студеных лужиц ивы-тальники уже распустили свои душистые мохнатые сережки и над ними хлопочут, жужжат, порхают первые вестники сибирской весны: басовитые мохнатые шмели, полосатые мухи-сирфы, дикие пчелки всех размеров, весенние бабочки-крапивницы, лимонницы, углокрыльницы.
Влечет меня в далекие исилькульские края (я живу теперь в Новосибирске) и жарким летом. Сколько было интересных встреч с насекомыми в этих колках с обомшелыми комлями берез и прохладным зеленым полумраком! Или на уютных милых полянах, где тесно душистым шапкам и гроздьям разнообразных цветов; одного взмаха сачка тут достаточно, чтобы заполучить несколько десятков бесценных сокровищ — переливающихся всеми цветами радуги ос-блестянок, жуков-листоедов, разнообразных мушек и многих- многих других обитателей цветущих травяных джунглей!
Нигде и никогда я больше не видел таких торжественно-привольных закатов, когда мы с Сережей, решив заночевать в поле, готовились к ночлегу; никогда и нигде я не наблюдал больше таких огромных журавлиных клиньев, гусиных и утиных верениц... Это было лишь тогда и лишь там, в тех давних исилькульских небесах. И потому, наверное, меня навещает иногда один и тот же сон: такие же вот несметные стаи перелетных птиц в зовуще-родном поднебесье.
А какая сказочная золотая осень бывает в тех местах, когда на фоне густо-синего неба нежно светятся трепетно-желтые кроны берез, полыхают багровые, огненные, красные купы осин, а мимо них тихо плывут сияющие на солнце нити осенних паутинок...
Но, как известно, «каждый кулик свое болото хвалит» — так, наверное, и я. Вы же мчитесь на машине на запад от Омска, и глаза ваши, может быть, даже немного устали от однообразного ландшафта: поля и колки, поля и колки — и чего же в них особенного нашел этот Гребенников? Ничем не примечательный Исилькуль, показавшийся слева, остался уже позади, и теперь крупного населенного пункта вам долго не встретится. Надо бы отдохнуть. И если вы решите это сделать, то, проехав за Исилькуль десятка полтора километров, притормозите, не доезжая дорожного столба с цифрой 890.
