наконечника.
— Где Эрнест? — буркнул он, садясь за стол. — Почему ему всегда нужны особые приглашения?
Эрнест сидел в темной гостиной. Он потушил свет, когда мистер Бантинг открыл входную дверь, и, прислушиваясь к спору, чувствовал, как по ногам у него гуляет сквозняк, — в гостиную дохнуло суровым ветром внешнего мира. За последние полчаса Эрнест забыл о войне, но потушенный свет и умолкший рояль снова вернули ее.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Усаживаясь утром на табурет у себя в закутке, мистер Бантинг почувствовал, как у него ломит спину и ноги, и понял, что это последствия рытья щели. Общее поветрие не миновало и «Золотой дождь»: щель имелась теперь и на его лужайке; на ее сооружение почти целиком ушло несколько последних уик-эндов. Освободившись от услуг некоего субъекта, самонадеянно, но без достаточных оснований говорившего про себя, что он человек, рабочий, мистер Бантинг решил приняться за дело собственноручно. К работе он приступил, но без особого усердия, и, глядя на его потуги, Эрнест с Крисом сочли моральным долгом притти на помощь отцу.
Сооружение щели было закончено, главным образом, благодаря практической сметке и физической выносливости Криса. Он выказал гораздо больше конструкторских способностей, чем Эрнест. Несмотря на свое явное умственное превосходство, Эрнест был не в состоянии уяснить себе самые простые приемы обращения с лопатой и даже не умел закатать рукава так, чтобы они не спускались каждую минуту. В конце концов его роль свелась к подаванию инструментов и досок.
Когда все было закончено и Крис с мистером Бантингом в изнеможении развалились в креслах, Эрнест ушел в гостиную и занялся счетами, принесенными из прачечной. Он не сказал ни слова, про эти счета и предпочел торчать без всякой пользы у щели, то и дело засучивая рукава. «Вот он всегда так, — с раздражением думал мистер Бантинг. — Неужто его не освободили бы от работы?» Но Эрнест, успокоив свою совесть, сидел за столом в гостиной до тех пор, пока все счета не были закончены, и вышел к ужину такой бледный и утомленный, что мистер Бантинг оглядел его с тревогой.
Зато на следующее утро Эрнест, конечно, не испытывал ломоты ни в спине, ни в ногах, не то, что его отец, не пожалевший сил для общего дела. С трудом усевшись на табурет, мистер Бантинг прежде всего приколол на перегородку новую карту военных действий. В деревянной обшивке под слоем краски виднелись кое-где старые следы от кнопок. Мистер Бантинг внимательно и с большим интересом осмотрел эти дырочки: должно быть, остались от карты прошлой войны. Названия на новой были хорошо знакомы ему — Аррас, Камбрэ, Ипр; они говорили о грязи, крови, промокших насквозь человеческих телах, о том, что, как ему думалось, не будет уделом новых поколений. И опять знакомая страна на карте и стоят в ней те же захватчики. Названия, давно похороненные в памяти, оживали одно за другим; даже безвестные деревушки, и те знакомы — Лу, Позьер, Булькур. Прочитаешь их имена, и словно вызываешь из небытия тени преданной забвению армии.
Странный народ немцы, думал он. Очень странный. Не сидится им у себя дома. Европе знакомы эти несметные полчища обутых в сапоги солдат, колонны которых тянулись по прямым дорогам континента, расползались серо-зеленой плесенью по мирным полям в единственно мыслимом для них обрамлении обгорелых и разрушенных жилищ, с омерзительной деловитостью запечатленных на официальных фотоснимках германских «побед». Такими знает их теперешнее поколение, знало и предыдущее и даже то, которое было до него. А зачем это нужно? Какой в этом смысл? — Убей меня бог, не понимаю, — вздохнул мистер Бантинг.
В самом центре карты проходила линия Мажино, о которой он столько знал по статьям и фотографиям. На сей раз немцам пришлось иметь дело не со старинными фортами и наспех вырытыми окопами. Теперь им так легко не пройти. Правда, они обзавелись линией Зигфрида — вот тут, чуть ниже его большого пальца, скопированной с линии Мажино. Она сооружалась по плану самого Гитлера, а теперь вся затоплена водой; немецкие солдаты шлепают там по колено в грязи. Вспоминая об этом, мистер Бантинг охотно мирился даже с проливным дождем.
Но сегодня ему было не по себе. Ломота в теле помешала ему уснуть, и всю ночь в его мозгу один за другим вставали вопросы стратегического порядка. Мистер Бантинг уделял очень много внимания стратегии; карта военных действий была куплена, с тем чтобы изучить норвежскую операцию. Он часто изобретал различные способы скорейшего разгрома немцев союзниками, способы, которые, повидимому, не приходили в голову генеральному штабу. Некоторые из этих планов были настолько просты и разумны, что мистер Бантинг хватался за «Сирену» в надежде отыскать в ней хоть какой-нибудь намек на то, что принятые правительством меры соответствуют его мыслям. Ничего такого не обнаружив, он растерянно говорил: — Не нанимаю, о чем наши думают? — и ворчливо добавлял что-то насчет питомцев привилегированных школ. А бывало, что, лежа без сна, он мысленно подсылал подводные лодки к вражескому флоту; эти полные хитрости и даже коварства стратегические ходы были, повидимому, недоступны пониманию честных, но туповатых моряков из адмиралтейства. Ночная тишина и чувство одиночества сообщали его и без того дурным предчувствиям зловещую реальность. Он ворочался с боку на бок и приходил к убеждению, что надо немедленно обратиться с письмом к правительству и указать ему, где таится опасность.
Сегодня утром все его мысли были заняты неудачей в Норвегии. Эта неудача тревожила и удручала мистера Бантинга. Официальные сообщения были скупы и осторожны, но, по словам Криса, Ролло-младший даже не успел высадиться в Норвегии и вернулся в Шотландию, повидимому, вместе со своим танком. Эти частные сведения проливали весьма неприятный свет на норвежский инцидент.
Что касается Джо Кордера, то тревожные заголовки в газетах, повидимому, не могли нарушить его спокойного и даже радостного настроения. Глаза у него все так же поблескивали, взгляд был такой же острый, жестикуляция такая же оживленная. Он остановился в дверях закутка, улыбнулся, скорчил гримасу и осведомился, чем так опечален его меланхолический друг.
— Что бледности твоей причина — усталость иль желудка несваренье?
— Надоело! — неожиданно вырвалось у мистера Бантинга. — Как ты провел уик-энд?
Уик-энд у Кордера выдался неудачный, но из его рассказа трудно было понять, в чем собственно заключалась эта неудача. В субботу он купил книжку какого-то Геррика, старую, затрепанную, и по дороге домой потерял ее. Эта книжонка так занимала воображение Кордера и огорчение по поводу ее потери настолько затмевало в нем интерес к постигшей страну беде, что он провел остаток уик-энда, в поисках ее на разных складах пропавших вещей. В то же время он не скрывал, что книга стоила ему всего-навсего девять пенсов.
Мистер Бантинг еле дослушал рассказ Кордера об этом ничтожном событии и так и не понял, в чем тут соль.
— Конечно, если ты ее еще не читал...
— Не читал? Геррика не читал? Святители небесные! Да у меня есть полное собрание ценой в полгинеи! Но это не одно и то же.
— Конечно, — сказал мистер Бантинг интересовавшийся мнением Кордера о Норвегии, а не о Геррике. Какой такой Геррик? Ему никогда не приходилось о нем слышать. Из всей этой истории он понял только одно: очевидно, потерялась не дешевая книжка, а дорогая, и Кордер просто перепутал цены, что весьма непохвально для человека его профессии и может привести ко всякого рода неприятностям в отделе ковров и линолеума.
— Да-а, ты не библиофил, Джордж!
— Ты мне столько всяких прозвищ давал, Джо, — вздохнул мистер Бантинг, — одним больше, одним меньше — не стесняйся.
Кордер, видимо, тоже, не отдавал себе отчета в том, что сейчас идет война. Его занимали книги, да все какие-то несуразные. Благодушие! Вся страна этим страдает, в том числе правительство и газеты. Англия, видите ли, всегда начинает неудачно. Нашли, чем гордиться! Хороший старт так же важен на войне, как и на скачках.
