приготовился сразиться с Александром. Не вызывало сомнений, что Александр двинется на Бактру прямым и самым простым путем, который лежал через долину Фарах-Руд. Однако у Александра возник другой, значительно более честолюбивый план. Дело в том, что Бактра была известна своими мощными укреплениями, древними стенами. Кроме того, она располагалась в конце ущелья, где Александр не смог бы использовать все свои силы одновременно, а вражеские лучники получали возможность расстреливать его воинов еще на подходе. Словом, захватить крепость можно было только внезапной атакой. В связи с этим стоит упомянуть, что через центральную часть Афганистана тянется хребет Гиндукуш, а Бактра располагалась как раз на его северном склоне. Прямо напротив нее, только на другой стороне Гиндукуша, приблизительно в 250 километрах к юго-востоку, в те времена находился город Чари-ка (неподалеку от современного Кабула). И вот Александр принял решение провести армию через горные перевалы к столице Бактрии и захватить ее врасплох. План был, конечно, дерзкий, если не сказать безумный, а кроме того, он имел по крайней мере два очень существенных недостатка. Во-первых, пересекая заснеженные обледеневшие склоны Гиндукуша, воины Александра оказывались в таких условиях, которые просто невозможно себе представить. Подобного маневра до тех пор не совершал никто в истории войн, и царю нужно было очень заинтересовать своих солдат, чтобы сохранить хотя бы малейшую надежду на успех всего предприятия. Во-вторых, этот план мог увенчаться успехом только при условии полной внезапности. Стоило Бессу услышать хотя бы слово об этих планах Александра, и македонскую армию уничтожили бы сразу, как только она появится на перевалах. Поэтому Александр хотел быть уверен в том, что в его войсках не возникнет даже тени недовольства, а среди воинов нет ни одного вражеского лазутчика. В связи с этим Никанор заверил царя, что гипасписты могут дать ему гарантию в том, что все пойдет как надо: его люди схватят любого, кто будет болтать лишнее, а всех лазутчиков из лагеря выжгут каленым железом. Отметим, что очень скоро даже некоторые командиры македонского войска оказались жертвами гипаспистов, включая и самого Никанора.
Одним из наиболее опытных полководцев Александра, не считая Антипатра, который находился в Македонии, был Парменион. Его сын Никанор, как мы уже говорили, командовал гипаспистами, а другой сын, Филота, — кавалерией, которая вместе с Александром направилась в Бактрию. Вскоре после того как началась подготовка к походу против Бесса, агенты Никанора выяснили, что один из командиров Филоты открыто критикует планы царя. Когда того допросили, Никанор узнал, что его брат знал об этих разговорах, но хранил молчание, не желая выдавать подчиненного. Поскольку допрошенный был хорошим командиром, а Филота посчитал, что в его словах нет никакой серьезной угрозы, Никанор подверг недовольного командира взысканию, но не счел нужным упоминать имя брата в своем докладе царю. Это стало ошибкой, которой тут же воспользовался к собственной выгоде честолюбивый Селевк. Он направился прямо к Александру и проинформировал его не только о том, что Филота не доложил об упаднических разговорах своих командиров, но и о том, что Никанор покрывает брата. Конечно, Селевк, возможно, просто исполнял свой долг, однако он, несомненно, знал, что если его непосредственный начальник окажется под подозрением и будет отстранен от командования гипаспистами, то наиболее вероятной кандидатурой на его место станет именно он.
Сначала Александр решил спустить дело на тормозах и просто сделал Никанору и Филоте выговор за халатность. В конце концов, их отец был одним из самых авторитетных полководцев в армии, а их семья была верна Александру с самого начала его правления. Нет никаких сомнений в том, что Никанор был разгневан на Селевка, за то что тот совершил за его спиной, но ничего ему сделать, конечно, не мог. С другой стороны, Селевк узнал слабое место своего командира, которым мог при случае воспользоваться. Селевк понимал, что если сможет найти, или сфабриковать, доказательства того, что Филота сам критикует Александра, а не только закрывает глаза на дерзкое поведение подчиненных, тогда Никанор автоматически превратится не просто в человека, проявившего халатность, но в соучастника. Прошло не так много времени, и агенты Селевка нашли женщину, которая, возможно, по принуждению, заявила во всеуслышание, что Филота по разным поводам осуждает Александра. Этой женщиной оказалась персидская рабыня по имени Антигона, которая некоторое время была возлюбленной Филоты. Тем не менее Селевк понимал: пойди он прямо к Александру во второй раз с обвинениями против Филоты, не подкрепленными ничем, кроме слов рабыни, у царя может сложиться впечатление, что он просто клевещет на командующего конницей по каким-то своим причинам. И тогда Селевк разработал хитроумную комбинацию. Вместо того чтобы самому рассказывать Александру об обвинениях рабыни в адрес Филоты, он уговорил проинформировать царя одного из тех, кому Александр доверял больше всего. А именно — заместителя командующего конницей Кратера. Скажем прямо, особо уговаривать Кратера скорее всего не пришлось: в случае падения Филоты он получал не меньше выгод, чем сам Селевк. Если бы того сняли с поста командующего конницей, то на его место пришел бы именно Кратер. Итак, согласно Плутарху, когда Антигону привели к Александру, она поклялась, что ее любовник хвастался, что всеми своими победами царь обязан ему и его родственникам.
Словом, если верить Антигоне, Филота распространял слухи, будто это они с отцом сделали Александра царем. Отчасти это действительно было правдой. Если бы Парменион не соединился с Антипатром и не поддержал претензии на престол Александра, тот мог бы и не стать в 336 г. до н. э. наследником Филиппа. Это придавало особую пикантность обвинениям Антигоны: была ли девушка подкуплена либо Селевк запугал ее и принудил дать лживые показания, в любом случае это было сделано очень грамотно. Александр не мог не осознавать, что в этих словах, возможно, сказанных Филотой, содержится зерно правды. Но одна мысль о возможности подобных слухов непременно вызвала бы ярость царя. Впрочем, Александр всецело доверял Пармениону и его родным, поэтому, для того чтобы наказать сына старого полководца, ему требовалось нечто большее, чем слова невольницы. Он с недоверием отнесся к ее показаниям, однако мысль о том, что семья Пармениона может устроить против него заговор, наверняка уже тогда засела у царя в голове.
Нет никаких сомнений, Селевк понимал, что потребуется еще одно подобное свидетельство и лишь тогда Александр серьезно усомнится в лояльности Филоты. И вот через несколько дней соглядатаи Селевка обнаружили солдата-македонянина по имени Лимний, который во всеуслышание заявлял, что собирается убить Александра. Мотивы, по которым он хотел совершить цареубийство, неизвестны, однако совершенно очевидно, что этот человек страдал психическим расстройством. Тем не менее его схватили и устроили допрос с пристрастием. Видимо, под пытками несчастный заявил* что в заговоре участвует и Филота, который якобы предлагал ему устроить аудиенцию у царя, на которой он и смог бы совершить покушение. К несчастью для Селевка, было совершенно очевидно, что словам солдата можно доверять не больше, чем любому другому, кому вздумалось бы объявить себя царицей Савской. Но когда Александр изъявил желание лично допросить арестованного, Лимний очень удачно совершил попытку к бегству и был убит прежде, чем царь успел повидаться со столь важным свидетелем.
Однако к этому моменту имя Филоты уже трижды было упомянуто, и раз от разу обвинения в его адрес становились все более серьезными. Александр вынужден был отреагировать и приказал схватить сына Пармениона. Плутарх рассказывает, что сразу, как только стало известно об этом, многие противники Филоты начали свидетельствовать против него.
Ни Плутарх, ни другие исторические источники не описывают деталей происходившего, но и без них
