отрицала такую интерпретацию, и налаженные связи оберегали Литву от более резких возражений Польши.
Ольшанский съезд, по сути, начертал политическую программу литовского панства, впервые проявившегося как самостоятельная сила, главной идеей которой было сохранение литовской государственности и нахождение конкретных путей к достижению этой цели. Одним из подобных путей было признание за Литовским государством сателлитной (но не вассальной!) роли в политической системе, создаваемой крепнущей Польской державой. Литовское панство, представлявшее данную проблему как обоюдную, понимало, что это наиболее вероятная точка равновесия для обеих сторон (когда Польша стремится к аннексии, а Литва – к полной политической независимости). На политическую арену оформившийся литовский панский совет (рада панов) явился в ту пору, когда династия Гедиминовичей уже почти рассталась с ролью выразителя государственных чаяний Литвы: Ягеллоны отвернулись и оторвались от страны, Кейстутовичи деградировали и вымирали, а периферийные и православные ветви опустились до положения ходатаев по русским областным делам.
Таким образом оказался найден, быть может, единственный способ упрочить полный суверенитет Литовского государства, не вызывая бескомпромиссного конфликта с Польшей. Литву еще ожидали многие годы трудных переговоров, но это все-таки была не война. Еще надо было распространить власть Казимира на всё Великое княжество Литовское, однако в этой сфере важнейшие деяния уже были совершены. Литовская государственность выдержала испытание первыми попытками встраивания в европейскую политическую систему и нашла, пусть не идеальный, но все же приемлемый способ самоутверждения. Прошедшее школу Витовта младшее поколение его современников выполнило минимальную из намеченных им политических программ. И они при помощи его же железной руки – может статься, в последнее мгновение – успели вскочить на подножку уносящегося европейского экспресса. /299/
2. Полстолетия мирной передышки и окончательной утраты
великодержавия
Втягивание польских экспансионистов в дела Венгрии развязало руки группировке Иоанна Гаштольда, возвысившей Казимира. И Швитригайло, и Михаил, по сути, были предоставлены сами себе. Швитригайло и далее именовал себя великим князем Литовским. Вскоре после убийства Сигизмунда I он завладел Волынью (во всяком случае, так утверждает Ян Длугош; первый из его актов, изданных в Луцке, датирован 9 ноября 1443 г.). Поскольку главные сторонники Швитригайло поддержали Казимира, Альшенская группировка, возобладавшая в раде панов, его до поры не трогала. Только от обязанностей тракайского воеводы был еще в 1440 г. отстранен Пётр Лель и воеводой стал Иоанн Гаштольд. Когда в 1441 г. литовское войско заняло Смоленск, на должность наместника вернулся Андрей Сакович. Более всего рада панов стремилась ослабить опору Михаила в Мазовии. Этот Кейстутович, не отказавшийся от претензий на престол, искал поддержки Тевтонского ордена. Поскольку крестоносцы избегали вмешательства в литовские дела, Михаил обратился к вельможам Польши. Однако превращение Казимира в великого князя Литовского расстроило их ряды, поэтому сын Сигизмунда I не дождался единодушного согласия польского коронного совета. Тем временем рада панов занимала его позиции одну за другой. Главной из них была Жямайтия. Стремление жямайтов к автономии, жестко ограниченное Витовтом, сопровождалось симпатиями к Кейстутовичам. В 1441 г. жямайты, изгнав старосту Михаила Кезгайло и некоторых удельных тиунов, избрали старостой Довмонта, откровенно исполнявшего языческие обряды. Попытки Иоанна Гаштольда применить силу были отражены жямайтами. Рада панов стянула к Каунасу значительные войска, но вместе с тем пошла на переговоры. Одному изгнанному тиуну – Контовту – удалось найти со всеми общий язык, и он на время занял место старосты. Его переговорную миссию в сентябре 1441 г. продолжил присланный Казимиром Мантигайло. На рубеже 1441–1442 г. жямайты признали Казимира великим князем, а Вильнюс – их автономию. Казимир предоставил жямайтам привилей с подтверждением их статуса, старосты и тиуны стали выборными. Это не помешало /300/ Михаилу Кезгайло вскоре снова стать старостой. По инициативе рады панов, действовавшей от имени Казимира, были налажены добрые отношения с Тевтонским орденом. На исходе переговоров Вильнюса с жямайтами, крестоносцы окончательно отказались поддерживать Михаила.
Рада панов успешно применяла компромиссы и на русских землях. В начале 1441 г. она признала Олелко удельным киевским князем. Родня Владимира Ольгердовича вернула себе власть над этой землей, но покорилась Казимиру. Найти общий язык помогло породнение Олелко с Иоанном Гаштольдом. Наиболее гибко действовали в отношении Швитригайло. Самые упорные аннексионисты, сгруппировавшиеся вокруг Збигнева Олесницкого, еще надеялись отделить от Великого княжества Литовского Волынь, Брест, Кременец и всё Восточное Подолье, а Швитригайло считали наилучшим орудием для осуществления этих планов. Сам Швитригайло пользовался положением Ольгердова сына и поддерживал прямые связи в Владиславом III. Посетив короля летом 1441 г. в Буде, он получил в управление еще и Хелмскую землю, однако после завладения Волынью никаких гарантийных актов в благодарность за это Польше не представил. Неопределенная позиция Швитригайло какое-то время удовлетворяла раду панов Литвы, поскольку ей приходилось вести трудные переговоры с Польшей. Польские политики поддерживали старост, захвативших Подляшье, и стремились к установлению связей с Олелко; объединялись и активизировались сторонники Михаила Сигизмундовича. В ноябре 1441 г. в Парчеве собрались представители Литвы и Польши. Каждая из сторон требовала, чтобы была признана именно ее интерпретация власти Казимира на Литве. Поляки напомнили о правах Михаила на Тракайское княжество и настаивали, чтобы Подляшье отошло к Мазовии. Никто не хотел уступать, однако контакты продолжались. И это было главное: фактически брали верх программные постулаты Ольшанского съезда. Такое развитие событий наконец позволило раде панов сговориться со Швитригайло. Весной 1443 г. он признал верховенство Казимира, а Волынское княжество было за ним оставлено пожизненно (единственный сын Швитригайло умер еще ребенком). В сравнении с другими восстановленными удельными княжествами, это был своеобразный апанаж, его правитель титуловался великим князем Литовским. Признание Швитригайло законным представителем династии и предоставление ему статуса бывшего государя привело к легализации его земель в составе Великого княжества Литовского.
Достигнутый компромисс со Швитригайло позволил раде панов Литвы направить все усилия против Мазовии, захватившей /301/ Подляшье, и ее постоянного подопечного Михаила (все три его жены были мазовецкими княжнами). В начале 1444 г. литовское войско вступило в Подляшье и Мазовию, затронув и принадлежащий Короне Луков. Литовцам помогали татары. Командовал войском Иоанн Гаштольд, однако номинальным командующим был объявлен следующий за армией великий князь. Прикрываться именем Казимира Ягайловича требовалось ввиду особой деликатности отношений с Польшей. Хотя мазовшане были лучше вооружены, все решил численный перевес литовцев и их боевой опыт, накопленный в тридцатых годах. Мазовецкий полководец Николай Повала и закаленный в битвах Михаил (его правая рука) не сумели оказать серьезное сопротивление. Литовцы заняли не только Дрогичин, но и Венгров. Польша реагировала болезненно, началась мобилизация. Мазовецкий князь Болеслав в августе месяце прибыл на специально созванный Петроковский съезд. Однако Владиславу III мешали затруднения в Венгрии, имели место и братские чувства к Казимиру. Всё это привело к тому, что в коронном совете возобладали идеи мирной дипломатии. При этом Збигнев Олесницкий горячо апеллировал к сентиментам Казимира как польского королевича. Литва также старалась не обострять положения, хотя некоторые ее
