оказался Демченко, первым заметивший на обочине что-то большое, темное. Вскоре услышали треск мотоциклов. Лишь на миг зажглись фары одного из них, но партизаны успели разглядеть тягач с огромным автомобильным прицепом и солдата-часового, неторопливо прохаживавшегося рядом. Мотоциклисты подъехали, что-то сказали часовому. Послышался стук в дверь кабины тягача. Лязгнула дверца и оттуда выскочил напарник часового. Немцы закурили, о чем-то негромко посовещались, затем патрули умчались в сторону села Марково.
— Охраняют двое. Один ходит вокруг тягача и прицепа, другой сидит в кабине, — прошептал Демченко Илье Журбенко.
— Тягач, скорее всего, неисправен. Иначе чего бы ему и прицепу быть здесь. А в прицепе наверняка какой-нибудь важный груз, — ответил Журбенко.
Не успели они обдумать план действий, как мотоциклисты неожиданно снова вернулись. Часовой, сидевший в кабине, быстро вылез, загремев котелками. Повесив на шею автомат, он сел на заднее сидение одного из мотоциклов. Включив фары, немцы на полной скорости укатили в сторону Рыльска.
Демченко и еще один партизан с «финками» в руках поползли к тягачу. Журбенко услышал тихий свист. Демченко коротко доложил: часовой заколот. Короткая перебежка — и вот уже вся группа у тягача. В прицепе, похоже, ящики с патронами.
Дальше все сделали быстро: Сучкин установил мину под прицепом, Демченко — под тягачом. К минам привязали по толовой шашке с запалами.
— Всем уйти в канаву! Быть готовыми к отходу! — скомандовал Журбенко. Как только все укрылись, он поджег поочередно оба запала, а сам бросился к группе.
— За мной, бегом! — раздалась его команда. Они бежали, спотыкаясь в темноте, несколько минут, потом наткнулись на какую-то яму и быстро попрыгали в нее.
— Что-то нет взрыва. А ведь загорелись оба запала, — забеспокоился Журбенко. И только он успел это сказать, как позади группы грохнуло один, потом другой раз. На несколько секунд стало светло, как днем. Все вылезли из ямы, чтобы увидеть, как горит немецкая техника.
— Слышите, какой треск! — в радостном возбуждении заговорил Демченко. — Это патроны рвутся в огне!
И опять команда Журбенко:
— За мной! Отходим по рву до ближайшего нескошенного поля. Там пересидим немного, отдохнем.
Шли около часа. По очереди несли неиспользованные мины. А зарево на дороге потихоньку угасало. Оттуда доносилась автоматная стрельба. Это фашистский патруль прибыл к месту пожара. А через некоторое время раздались еще два сильных взрыва.
— Не иначе фашисты напоролись на наши первые мины! — воскликнул, довольно потирая руки, Журбенко.
Действительно, это было так. Но точно, что произошло на дороге, узнали, когда пришло донесение от подпольщиков. Командир гитлеровского маршевого полка, остановившегося на ночной привал в Маркове, направил к месту взрыва роту солдат на нескольких грузовиках. Он приказал окружить и уничтожить советских диверсантов, пробравшихся через линию фронта. Но две их автомашины подорвались на минах, установленных группой Журбенко. Один грузовик был заполнен солдатами, а вторая машина — специальная, типа штабного автобуса. Рано утром 11 октября к месту диверсии прибыл батальон оккупантов. Прочесав вокруг поля и кустарники, облазив овраги, порыскав по окрестным деревням, фашисты не нашли диверсантов. Группа Журбенко в то утро без потерь возвратилась в расположение отряда.
Небольшой запас мин быстро истощился. Посылать новые группы для минирования было не с чем. Тогда Морозов предложил снять противотанковые мины под Новоивановкой, установленные под его руководством бойцами истребительного батальона за месяц до оккупации района гитлеровцами. Разрешение командования было получено, и вскоре мины были доставлены на базу в Анатольевский лес. На складе оставалось еще около двух десятков килограммов тола, детонаторы, бикфордов шнур и подрывная машинка. Все это тоже пустили в дело. На партизанских минах подорвалось еще несколько вражеских автомашин с солдатами и военным снаряжением.
В дневнике отряда в записи за 12 октября 1941 года упоминается еще одна партизанская операция: выведение из строя почти на полсуток проводной связи штаба вражеской дивизии с полками первого эшелона, занявшими оборону по Сейму, и штабом армии.
Диверсию эту проводили одновременно в двух местах.
Пузанов и Косолапов, пробравшись к Новоивановке, разведали, где разместился походный узел связи немецкой дивизии. Они сняли часовых, забросали противотанковыми гранатами и бутылками с зажигательной смесью два спецавтобуса, в которых были смонтированы кросс, коммутатор и другая аппаратура. Походный узел связи сгорел. Из десятка солдат-связистов лишь нескольким удалось уйти, остальные сгорели в автобусах или попали под пули партизан.
В ту же ночь Черников и Давыдов перерезали телефонный кабель противника под Рыльском.
На другой день Пузанов перед строем отряда отметил самоотверженность и храбрость, проявленные во время диверсии коммунистом Косолаповым, и сообщил, что при первой возможности командование отряда представит его к правительственной награде.
Григорий Афанасьевич был оставлен в тылу врага по его личной просьбе. По состоянию здоровья его сняли с воинского учета, да и возраст был уже под пятьдесят. Как советский работник — председатель сельсовета — Косолапов подлежал эвакуации. Но когда он узнал, что комплектуется партизанский отряд, отказался от эвакуации. Его просьбу удовлетворили, он стал партизаном. Не только под Новоивановкой, но и в других операциях Григорий Афанасьевич не раз отличился смекалкой и храбростью. Летом 1942 года, когда отряд находился в брянской партизанской зоне. Косолапов был представлен к медали «За отвагу».
7.
Заканчивалась третья неделя боевых действий отряда в тылу врага. Партизаны понимали, что война с оккупантами на родной земле только начинается. Неотложным делом было установление связи с соседними отрядами, чтобы взаимодействовать при проведении боевых операций. На связь с хомутовцами, северными соседями, решили направить Анищенкова — он был родом из тех мест. С радостью узнал Анищенков об этом задании, после выполнения которого ему предоставлялась возможность навестить семью, скрытно проживавшую у родственников. Поэтому он спешил:
— Николай Акимыч, разрешите сегодня же и идти. До рассвета одолею полпути, а в следующую ночь буду у соседей.
— Пойдешь завтра в ночь. Алексей Петрович, — ответил ему Пузанов. Но события, развернувшиеся ранним утром 22 октября, не дали возможности Анищенкову уйти на связь с хомутовцами и встретиться с семьей. В седьмом часу утра на северной опушке леса завязалась стрельба. Старшим поста здесь был Демченко, с ним еще двое партизан. Они вступили в неравный бой с внезапно появившимся подразделением гитлеровцев, стремившихся углубиться в лес. Услышав стрельбу, командование направило туда группу Лепкова из десяти партизан. Александр Семенович Лепков до войны работал, как и Косолапов, председателем сельсовета и тоже подлежал эвакуации, но уезжать из родного района отказался, настоял на зачислении в партизанский отряд. Его заранее направили на специальные курсы, а после возвращения в отряд назначили командиром группы. И вот сейчас он, со своей группой и подоспевшим комиссаром Кривошеевым, пришел на помощь Демченко.
Дружный огонь партизан заставил противника залечь. Но гитлеровцы были вооружены автоматами и не жалели патронов. У партизан же каждый патрон был на счету. Маскируясь в лесных зарослях, бойцы вели прицельный огонь из единственного пулемета и «трехлинеек», не давая немцам углубиться в лес. Через некоторое время гитлеровцы прекратили наступление, чтобы вынести на безопасное место раненых, подобрать убитых.
