пробиться к своим. На шоссе Могилев — Рославль группа остановила вражескую штабную автомашину, захватила несколько автоматов и бросилась в лес. Но следом шла другая машина — с солдатами. Они открыли огонь. Раненный, Николай Григорьевич вновь оказался в плену. Там он заболел тифом. Пленные тщательно укрывали больного от лагерной жандармерии. Иначе его постигла бы участь многих сотен тифозных: фашисты их сбрасывали в огромный ров...
От верной смерти хирурга спас Хуан Родригес.
— Я вас сразу узнал, доктор! — радостно воскликнул он, когда первый раз Николай Григорьевич пришел в себя. — По Испании хорошо запомнил: вы делали мне операцию... Я счастлив помочь вам!
Бурная радость Хуана повлекла за собой новые неприятности. Слышавший его предатель донес фашистам, что Кузнецов — коммунист и воевал добровольцем в Испании. Комендант лагеря вызвал Николая Григорьевича к себе и, угрожая виселицей, потребовал, чтобы он публично отказался от коммунистических убеждений. За отречение фашист обещал отпустить врача.
Николай Григорьевич ответил, что он еще слаб для роли изменника, что ему нужно поправиться после болезни. Комендант не понял иронии пленного и отправил его долечиваться. Затем Кузнецова опять вызвали к коменданту. Николай Григорьевич увидел рядом с ним одного из своих московских знакомых врачей. У старого врача чуть сердце не лопнуло от гнева.
— Николай Григорьевич! — обратился тот. — Вам, как профессору, предлагают возглавить клинику в Могилеве. [176]
И опять хирург попросил отсрочки. Сутулясь и кашляя, он сказал:
— Дайте, господа, поправиться... В Борках у меня свояченица живет... У нее корова, куры... Разрешите поехать туда, отдышаться!
«Коллега» смерил взглядом сгорбленного старика с худым лицом и предложил коменданту:
— Может, ему дать возможность подкормиться? Сейчас из него толку не будет.
Комендант согласно кивнул. Кузнецова выпустили из лагеря. Он вышел и всю дорогу озирался по сторонам: боялся, как бы фашисты не устроили за ним слежку. Ведь в Борках у него не было никакой свояченицы. Он назвал эту деревню только потому, что она находилась рядом с лесом. А там он надеялся встретить партизан.
Так он оказался в отряде Рощина.
— А что же с тем... с вашим бывшим учеником? — спросил я.
Николай Григорьевич признался, что у него к нему двойственное чувство.
— С одной стороны, я ненавижу его за малодушие, с другой — мне до сих пор непонятно его отношение ко мне. Если бы не он, меня не отпустили бы из лагеря.
Утром я рассказал о профессоре Шестакову, и мы вместе составили радиограмму в Москву. Вскоре пришел ответ: за Николаем Григорьевичем Кузнецовым прилетит самолет!
Но прилетел он только через месяц. Все это время мы находились вместе. Он не раз оказывал помощь мне и другим врачам.
Гордый и непреклонный армейский хирург Н. Г. Кузнецов даже не догадывался, что Иван Иванович Пулин был одним из организаторов лагерного подполья. Он помог спасти от смерти десятки советских командиров и бойцов, немало медицинских работников. Благодаря ему и самого Николая Григорьевича отпустили из концлагеря в лесную деревню. А он ушел к партизанам.
* * *
На просторной лесной поляне собрались все бойцы и командиры «Славного». Партийно-комсомольское собрание открыл новый парторг заслуженный мастер спорта Николай [177] Иванович Шатов. Он уже поправился после ранения и возглавлял теперь одну из диверсионных групп.
Сообщение об обстановке сделал начальник разведки. Василий Васильевич подчеркнул, что она в целом благоприятна для активных партизанских действий.
— Противник начал усиленную переброску к фронту живой силы и техники. Движение на коммуникациях настолько интенсивно, что гитлеровцы не в состоянии обеспечивать охрану автоколонн и проверять дороги. Может быть, поэтому, — сделал вывод начальник разведки, — противник применяет сейчас новую тактику: формирует колонны небольшие, но пускает их почаще, чтобы в дороге они прикрывали одна другую. Наши подрывники должны учитывать это и проявлять больше бдительности. И действовать! Но у нас маловато взрывчатки.
— Взрывчатка есть! — послышался голос Оборотова.
Сидевший рядом с Рыкиным капитан Шестаков улыбнулся. Он догадывался, какую взрывчатку имеет в виду лейтенант.
Взрывчатка и в самом деле лежала вокруг. Осенью 1941 года здесь проходила линия фронта. На полях и лесных опушках остались тысячи мин — наших и немецких. Они мешали и местному населению и партизанам. Но беда в том, что карт минных полей — ни своих, ни вражеских — у нас не было.
И все-таки решили действовать.
Была создана специальная группа. В нее вошли лейтенант Оборотов, Михаил Егоров, Илья Садовников, Ян Писарев, Алексей Усачев и несколько других бойцов. Возглавил ее начальник штаба Медведченко.
Минеры проявили исключительную отвагу и мастерство. Они работали без миноискателей. Смерть подкарауливала их буквально на каждом шагу. И все-таки они блестяще справились со своей задачей. В отряд потекла взрывчатка. Группы подрывников укладывали ее в вещевые мешки и уходили к шоссейной и железной дорогам... В дневнике начальника штаба под рубрикой «Отмечаем годовщину войны» стали все чаще появляться лаконичные записи о новых взрывах.
«...6 июня первый взвод внезапно напал на вражеский гарнизон, охранявший участок Клетня — Красное, сжег казарму, подорвал два километра железнодорожного полотна и уничтожил шесть километров связи. [178]
7 июня группа младшего сержанта Кондратия Мадея на одном из перегонов Брянск — Рославль подорвала три железнодорожные платформы с военным грузом.
8 июня рота лейтенанта Головина разгромила вражеский гарнизон в селе Кучеево.
9, 10 и 11 июня на железные и шоссейные дороги Брянск — Рославль и Брянск — Гомель вышли одновременно пятнадцать групп. Они вывели из строя несколько мостов и подорвали много километров железнодорожного полотна.
12 июня днем группа Мадея под носом у фашистов заминировала дорогу на участке Леденево — Брезготка. Две грузовые машины с боеприпасами взлетели на воздух.
13 июня на том же участке бойцы лейтенанта Головина подорвали на минах пять вражеских автомашин с солдатами и одно орудие.
14 июня группа Эдуарда Бухмана, заложив мины на шоссе в районе Песочное, подорвала три грузовые автомашины с боеприпасами и одно орудие...»
Так же успешно действовали подрывники и в последующие дни. Особенно отличились группы Николая Шатова, Михаила Семенова, Михаила Плетнева, Виктора Зайпольда, Али Исаева и Павла Мартынова.
Другие отряды тоже усилили «дорожную» войну. На некоторых коммуникациях движение противника было полностью парализовано.
Приближалась годовщина начала Великой Отечественной войны. Ее мы решили отметить мощным ударом по гитлеровским захватчикам. Все группы стягивались на базу.
Капитан Шестаков, посоветовавшись с командирами рот, решил произвести ночной налет на крупный вражеский гарнизон, расположенный в Брезготке. Это большое село находилось вдали от леса, и оккупанты считали здесь себя в относительной безопасности, проявляли даже некоторую беспечность.
Ночь перед выходом отряда на задание выдалась особенно тихая. Но мне не спалось. Я лежал на сеновале рядом с военфельдшером Евгением Мельниковым и думал о совещании, которое недавно закончилось. На нем обсуждался план боевой операции, каждому подразделению ставилась конкретная
