печатные органы. «Католик Сан» открыла военные действия, опубликовав язвительный шарж на Элвиса и его провоцирующее поведение, сестры из частной школы Конвента Богоматери в Оттаве отчислили восемь учениц, уличенных в посещении концерта Пресли, а учениц старших классов католической школы Святого Людовика заставляли молиться за спасение души всех девочек, которых этот демонический певец подчинил своей воле.
Тем временем его самого такое остервенение ставило в тупик, поскольку он считал себя благословленным Богом, в чем и признавался прессе: «Поначалу мне было очень больно от такой реакции. <…> Я читаю Библию и верю, что всё, происходящее с нами, — от Бога. <…> Я не стал бы петь, если бы того не пожелал Господь, мой голос — дар Божий». Элвис по-своему излагал доктрину, заставлявшую биться сердце американской нации с самого ее создания, уверяя всех и каждого, что верит в традиционные семейные ценности: «В газетах пишут, что рок-н-ролл провоцирует подростковую преступность, но это смешно. Неужели вы правда думаете, что эта музыка может подтолкнуть молодежь к бунту против родителей? На меня списывают все проблемы в нашей стране. Например, подростковую преступность. <…> Говорят, что я вульгарен. Мне никогда бы и в голову не пришло вульгарно вести себя при посторонних, особенно при детях. Родители меня иначе воспитывали».
Самые нетерпимые не могли удовлетвориться такими оправданиями. В открытом письме директору ФБР Эдгару Гуверу главный редактор «Кросс Реджистер», официальной газеты епархии Висконсина, обличал «угрозу, которую Элвис представляет для безопасности Соединенных Штатов», добавляя: «Судя по словам свидетелей, побывавших на концертах Пресли, я подозреваю, что он наркоман и половой извращенец. Во всяком случае, мне кажется необходимым отслеживать его деятельность, в особенности в связи с ростом подростковой преступности по всей стране».
Гувер, пламенный борец за самую консервативную нравственность во имя отпора коммунизму, сам склонный к расистским выступлениям на почве половой неудовлетворенности, не ждал этого призыва, чтобы проявить интерес к новому кумиру молодежи. Официально он завел дело на Элвиса, все слова и поступки которого тщательно изучались ФБР до самой его смерти, в ответ на заявление анонимного бизнесмена из Мемфиса. Буйства, которыми сопровождались многие концерты Пресли, дали федеральной полиции предлог для того, чтобы взять его действия под контроль, однако ситуация круто изменилась в тот день, когда певцу впервые стали угрожать физической расправой. Из подозреваемого Элвис превратился в жертву, и парадоксальным образом ведомство Гувера взяло его под свою защиту.
Как и ФБР, пресса и СМИ часто оказывались в двусмысленном положении, разрываясь между желанием раздуть скандал и необходимостью предоставлять информацию. Радио оказалось в центре противоречивой полемики, поскольку малейшая попытка цензуры немедленно вызывала возмущение со стороны слушателей. Когда радиостанция WMKH из Детройта объявила о том, что больше не будет передавать записи Элвиса, уже на следующий день в ее почте оказалось более пятисот писем протеста от возмущенных слушателей. Один диджей из Нэшвилла снискал известность тем, что устроил сожжение «сорокапяток» Пресли, а в Элизабеттауне, штат Кентукки, несколько сотен подростков осадили здание радио WIEL, после того как один ведущий разбил пластинку Пресли в прямом эфире. Реакция руководства этой радиостанции красноречиво говорит о том, какой разброд и шатание царили тогда среди профессионалов: чтобы выйти из положения, были запланированы две передачи: одна — полностью посвященная записям Пресли, другая — предоставлявшая слово его оппонентам.
Эта позиция «и нашим и вашим» не ускользнула от полковника Паркера. Небольшая шумиха пошла бы на пользу карьере его подопечного, но один-единственный неверный шаг мог оказаться роковым. Нужно было срочно успокоить умы, и 26 сентября 1956 года полковник объявил об участии Элвиса в общегосударственной кампании против подростковой преступности. Ловкий ход, поскольку Элвис сразу перешел в лагерь рассудительности и порядка, не утратив при этом поддержки подростков, да еще выбил почву из-под ног у всех, кто обвинял его в том, будто он подталкивает американскую молодежь к бунту.
В тот же день состоялось торжественное возвращение Элвиса на малую родину. Ежегодная ярмарка в Тьюпело (та самая, на которой одиннадцать лет назад он дебютировал на сцене с «Old Shep») стала прекрасным поводом вернуться к истокам — под строгим надзором. На городском стадионе прошли два концерта подряд, перед десятью тысячами зрителей, в присутствии сотни полицейских и подразделения службы безопасности. Во время второго концерта Элвису пришлось остановиться посреди выступления. Он попросил зрителей умерить свой пыл, и всё пришло в порядок — к великому облегчению городских властей и губернатора Миссисипи, ультрарасиста, которые с большой торжественностью вручили артисту несколько почетных наград в присутствии всех членов кланов Пресли и Смит. Отвернувшись от Элвиса в начале его карьеры, Тьюпело и Миссисипи, прежде яростно обличавшие его подверженность демонам негритянской культуры, отныне превозносили его как героя: известности и денег оказалось достаточно для искупления вины блудного сына.
Такая перемена в отношении характерна для смены взглядов американского истеблишмента уже в последние месяцы 1956 года. Полковник приложил к этому руку, сделав все возможное, чтобы исправить имидж своего певца, которого прежде превратил в ярмарочный аттракцион. Воспользовавшись страстью Элвиса к госпелу, музыке его детства, он побудил Ар-си-эй выпустить весной 1957 года мини-сборник под заглавием «Мир в долине», в котором Пресли с большим чувством исполняет два главных гимна афроамериканской церковной музыки — «Take My Hand, Precious Lord» («Возьми меня за руку, Господи») и заглавную композицию. Всё было просчитано: эти сочинения преподобного Томаса Дорси, отца негритянского госпела, присутствовали в каталоге музыкального издательства Элвиса «Хилл энд Рейндж».
Выход этой пластинки ознаменовал собой коренной поворот в карьере Элвиса: постепенно его репертуар отдалился от бунтарской атмосферы дебюта, устремившись по менее скользкому пути беззаботной и стерильной эстрады. Шлягер «Позволь мне быть твоим плюшевым мишкой», семь недель удерживавший первую строчку в списке лучших продаж и разошедшийся более чем в миллионе экземпляров в 1957 году, отстоит очень далеко от непокорности, внушаемой песней вроде «Дворняги» всего годом раньше. Символичный переход от несговорчивого уличного пса к покладистому плюшевому медвежонку свидетельствует о стремлении полковника пригладить имидж Элвиса, который на Рождество подарил целый воз игрушек Обществу парализованных детей.
Для певца началась длинная серия благотворительных акций, которые должны были заслужить ему отпущение грехов у поколения отцов, равно как и «Рождественский альбом Элвиса» и долгоиграющая пластинка «Элвис поет рождественские песни», вышедшие одновременно в ноябре 1957 года. Этим удалось провести не всех; кое-кто, вслед за диджеем Диком Уиттингхиллом из Лос-Анджелеса, обличал чисто коммерческую операцию по возмещению убытков. Но Америке было на это плевать, в тот год альбом занял свое место под елочкой более чем у трех миллионов американских семей.
Такая издательская политика не могла не сказаться на дискографической продукции Пресли. Метод, разработанный Томом Паркером совместно с братьями Абербах и их кузеном Фредди Бинстоком, набирал обороты. Благодаря прекрасно отлаженной системе репертуар певца проходил через контору «Хилл энд Рейндж», которая каждую неделю получала сотни писем от авторов, желавших сорвать джек-пот. К этим предложениям следует добавить сочинения авторов, состоящих при компании, — Отиса Блэквелла, Арона Шредера, Бена Вайсмана, Абнера Сильвера, Фреда Уайза, Сида Теппера, Роя Беннета. Роясь в этом избыточном предложении, Бинсток и Абербахи делали свой выбор с благословения полковника. Потом делали макеты, которые Элвис обнаруживал по большей части уже в студии, в момент записи.
Его превосходная память сослужила ему добрую службу; Элвис знал наизусть длиннейшие монологи, будь то знаменитая речь Линкольна в Геттисберге, которой он не позабыл со школьных лет, или прощальное выступление генерала Макартура — земляка-южанина, победителя Японии в 1945 году, который чуть не вверг планету в третью мировую войну во время конфликта в Корее, — оно произвело на него сильное впечатление. Еще в отроческие годы он легко запоминал песни, услышанные по радио или в магазинах грампластинок Мемфиса. С тех пор он почти мгновенно запоминал мелодии и слова, с первого же прослушивания, — дар, которым восхищался его продюсер Стив Шоулс: «Он запоминал песню с первого раза — мелодию, аккорды, почти все слова. Со второго прослушивания он знал ее наизусть. Бывало, я говорил ему после дубля: „Мне кажется, ты ошибся в таком-то куплете“. Он отвечал: „Не думаю, мистер Шоулс“. Я слушал заново, проверяя слова по бумажке, и он оказывался прав. У него была почти фотографическая память».
