удалось собрать материалы, написать и издать обобщающий труд в тысячу страниц, где она попыталась выяснить для себя и объяснить читателю, что же такое этот «женский удел», что стоит за понятием «природное назначение пола», чем и почему положение женщины в этом мире отличается от положения мужчины, способна ли в принципе женщина состояться как полноценная личность, и если да, то при каких условиях, на каких путях, какие обстоятельства ограничивают свободу женщины и как их преодолеть.
Понятно, что это была не первая книга о женщинах и «женском уделе». И по характеру поставленных вопросов понятно, что Симона де Бовуар, приступая к исследованию, уже знала на них ответы. Часть из них диктовалась логикой экзистенциализма. Другая часть — тем спором о назначении женщины и ее роли в обществе, который шел испокон веку, Симона де Бовуар не случайно решила было сосредоточиться на анализе мифов народов мира. Они служили первым идеологическим обоснованием самого загадочного факта истории — первичного разделения труда между мужчиной и женщиной, которое поставило женщину в неравное, зависимое положение от мужчины. Мифы Запада и Востока, Севера и Юга, описывая этот факт, говорили о «природном назначении женщины», о «тайне пола», об особенностях мужского и женского начал. Мировые религии шли еще дальше и санкционировали строгую соподчиненность в отношениях между полами: мужчина — полноценный человек, субъект истории, женщина —
существо сомнительное, объект его власти. Идеальный принцип такого порядка вещей: «Жена да убоится мужа своего». Принцип патриархальный, тысячелетиями он был общепринятым. Однако существовали и сомнения относительно его верности. Достаточно вспомнить Платона и его легенду об андрогине или Аристофана с его «Лисистратой». Эти сомнения стали усиливаться по мере приближения эпохи великих буржуазных революций, чтобы в канун ее перерасти в острый, общественно значимый спор.
Содержание его свидетельствовало о том, что история подошла к рубежу, за которым начинается Новое время — время демократии с ее идеалом «свободы, равенства, братства». Оно требовало пересмотра самих основ общественной жизни, включая и первичное разделение труда между мужчиной и женщиной, разделения труда по принципу иерархии, а не сотрудничества, господства, а не взаимодополняемости. В Новое время, по словам социолога М. Вебера, происходит «расколдовывание мира», его высвобождение из–под власти природно–родовых начал, которые, собственно, и продиктовали эту форму первичного разделения труда в качестве основы патриархального уклада. «Расколдовывание мира» предполагает и «очеловечивание» отношений между полами. Из отношений господства — подчинения они, очень медленно и постепенно, превращаются в отношения «взаимной ответственности», или «отношения сознающей свою ответственность любви»1, что на уровне общественной жизни проявляется в утверждении принципа равенства обоих полов перед лицом закона. Процесс этот и сегодня еще далек от завершения. Но начинался он на заре Нового времени со спора о положении женщины в обществе, о ее «природном назначении».
Уже в XVII веке появляются сочинения, доказывающие, что природные задатки женщины ничуть не менее совершенны, чем мужские, просто они — иные. Но это не значит, что женщина — неполноценный человек, как настаивали, например, Отцы Церкви. Она рождается с той же способностью быть свободным, ответственным существом, что и мужчина. Среди этих сочинений в книге «Второй пол» Симона де Бовуар выделяет работу убежденного сторонника женского равноправия Пулена де ля Барра «О равенстве обоих полов», выделяет не случайно. Вмешавшись в тот давний спор, она принимает в нем сторону этого убежденного картезианца. В числе первых он объявил о том, что неравное положение мужчины и женщины в обществе есть результат подчинения женщины грубой мужской силе, а вовсе не предписание природы. Или, иными словами, что нет такого «предназначения», во имя которого женщину следует держать в гражданском бесправии подобно домашнему скоту или скарбу. Тезис Пулена де ля Барра стал основой целой традиции, которая с его легкой руки начала «подвергать сомнению все, что мужчины сказали о женщинах», традиции, примыкавшей к Просвещению и отчасти поддержанной просветителями, но только отчасти.
Согласившись с тем, что миф о женщине как о существе второго сорта, органически неспособном претендовать на равенство с мужчиной, по сути своей абсурден, просветители воздержались, однако, от признания ее гражданской состоятельности, то есть способности выступать в роли субъекта истории. Воздержались, ссылаясь на теорию «естественного права», которое по–прежнему рассматривало женщину только как «продолжательницу рода», силу, воспроизводящую социальное пространство, но не занимающую в нем сколько–нибудь значимого места. Именно так определяли функции женщины в обществе Руссо и его последователи из числа вершителей Великой французской революции, специальным декретом запретившие представительницам «второго пола» участвовать в митингах, собраниях, демонстрациях, вообще посещать публичные места и собираться в группы. И все было бы хорошо, если бы и эта позиция, и подобные декреты не вступили в прямое противоречие с принципами революции, закрепленными в ее основном документе — «Декларации прав человека и гражданина». Ее первая же фраза утверждала: «Все люди рождаются свободными и равными в правах». Все, без каких бы то ни было исключений. Чтобы снять это очевидное противоречие, законодатели были вынуждены дополнить «Декларацию» целым рядом актов, в которых разъяснялось, кто же в революционной Франции попадает в категорию «свободных и равных». Женщины в нее не попали. Отказ толкователей революционной справедливости признать француженок в качестве полноправных граждан своего отечества привел к возникновению нового общественного явления — движения в защиту политических прав женщины, или феминизма (от франц. femme — женщина). Среди его провозвестников — Пулен де ля Барр, Среди родоначальниц — француженка Олимпия де Гуж, англичанка Мэри Уоллстонкрафт, американка Абигайль Адаме. А первым документом феминизма явилась вышедшая в 1791 году из–под пера Олимпии де Гуж «Декларация прав женщины и гражданки». В ней Олимпия де Гуж давала свое толкование идеям «естественного права». По ее убеждению, это право предполагает всеобщую свободу, владение собственностью, сопротивление всем формам деспотизма. И женщина ничуть не менее мужчины способна к его отправлению. Единственная преграда для нее — тирания сильного пола. За свой радикализм Олимпия де Гуж расплатилась сполна. В ноябре 1793 года по ложному доносу ее отправили на гильотину. Других проповедниц феминизма был призван отрезвить принятый в 1804 году Гражданский кодекс Наполеона. В нем объявлялось, что женщина не имеет никаких гражданских прав и находится под опекой своего мужа. Так натолкнулась на сопротивление общества и разбилась о него первая волна феминизма. Впрочем, уже в тот момент в его актив помимо «Декларации прав женщины и гражданки» вошла и «Декларация прав человека и гражданина», которая настаивала на универсальности гражданских прав личности и не предусматривала никаких правовых ограничений.
Вторая волна феминизма набирает силу уже в XIX веке. Весь XIX век для его сторонников — это поиск аргументов для доказательства социальной и политической правомочности женщины. В числе предшественниц Симоны де Бовуар писательница и философ Жермена де Сталь, которая старательно дистанцировалась от феминизма, но всей своей жизнью подтверждала правоту его принципов. В 1800 году Жермена де Сталь с тоской писала: «Существование женщины в обществе не предопределено никакими принципами: ни естественным порядком вещей, ни порядком социальным»1. Люто ненавидевший Жермену де Сталь Наполеон, как бы вступая с ней в спор, в своем Гражданском кодексе утверждал, что такой порядок есть, только он направлен против социальных притязаний женщины. По этому, установленному им порядку женщина без мужа — ничто, она не может считаться полноценным человеком. Но уже в ту пору нашлись чудаки, имевшие прямо противоположное мнение. Один из них, Шарль Фурье, в своем труде «Теория четырех движений» отмечал; «В целом прогресс и смена исторических периодов происходят в результате движения женщины по пути свободы, а регресс социального порядка означает уменьшение свободы женщины. Расширение прав женщины есть главный принцип социального прогресса»2. Среди тех, кто пытался ввести женщину в социум, в историю, и другой великий утопист, Анри де Сен–Симон, с его несколько загадочной фразой: «Мужчина и женщина — вот социальный индивид»3. '
Фурье и Сен–Симон двумя небольшими фразами, в сущности, создали основу для переворота в общественных представлениях о назначении женщины. Они вышли за пределы суждения о «природном назначении пола», нисколько не посягая на последнее и не оспаривая его. Тем самым появилась возможность говорить о том, что помимо прокреативных, природных функций у женщины могут быть еще и другие — социальные, гражданские функции и что, взятые воедино, они способны не отрицать, а дополнять друг друга. Отныне в споре о женском равноправии была пробита брешь — речь стали вести уже
