Когда на исходе бурных событий глубокого средневековья устанавливается феодальный строй, положение женщины представляется очень неопределенным. Феодальное право характеризуется смешением права верховной власти и права собственности, публичных и частных прав. Это объясняет, почему феодальный строй то принижал, то снова возносил женщину. Сначала ей было отказано в каких бы то ни было частных правах из–за ее политического бесправия. В самом деле, вплоть до XI века порядок основывается только на одной силе — владении оружием. Феод, по словам юристов, — это «земля, которую получают при условии несения военной службы»; женщина не может владеть феодальным доменом, потому что неспособна его защищать. Положение ее меняется, когда феоды становятся наследственными и родовыми; как мы видели, в германском праве сохранились некоторые пережитки материнского права: при отсутствии наследников мужского пола наследницей могла стать дочь. В результате и феодализм к XI веку признает передачу наследства по женской линии. В то же время от вассалов по–прежнему требуется несение военной службы, и судьба женщины не улучшается оттого, что она становится наследницей; она нуждается в мужчине–опекуне; роль эту играет муж: он принимает инвеституру, отвечает за феод, имеет право пользования имуществом. Как и в Греции, женщинанаследница — это только промежуточное звено для передачи домена, а не его владелица; но при этом она и не эмансипируется; феод в некотором роде поглощает ее, она становится частью недвижимости. Домен уже не принадлежит семье, как во времена римских родов, — теперь это собственность сюзерена, и женщина тоже принадлежит сюзерену. Он выбирает ей супруга; рожая детей, она дарит их скорее ему, чем мужу: они станут вассалами и будут защищать его владения. Таким образом, она оказывается рабыней домена и хозяина этого домена при посредстве «покровительства» навязанного ей мужа — немного найдется эпох, когда судьба ее была бы тяжелее. Наследница — значит, земля и замок, претенденты спорят из–за такой добычи, а девушке порой нет и двенадцати лет, когда отец или сеньор отдают ее в подарок какому–нибудь барону. Чем больше раз мужчина женится, тем больше у него доменов, а потому множится число разводов; Церковь их лицемерно допускает; поскольку брак между родственниками запрещен до седьмого колена, а родство определяется не только по крови, но и по духовным узам, то есть между крестными, всегда можно найти предлог для расторжения брака. В XI веке мы можем встретить целый ряд женщин, оставленных четырьмя–пятью мужьями. Овдовев, женщина обязана сразу же признать над собой нового хозяина. В «жестах» мы видим, как Карл Великий скопом выдает замуж вдов всех своих баронов, погибших в Испании; у Жирара Вьеннского герцогиня Бургундская сама приходит к королю с просьбой дать ей нового супруга. «Мой муж только что умер, но к чему мне траур?.. Найдите мне могущественного мужа, ибо он нужен мне, чтобы защищать мои земли». В эпосе мы часто встречаем короля или сюзерена, тиранящего девушек и вдов. Тот же эпос показывает, что супруг относился без всякого уважения к полученной в дар жене; он издевался над ней, оскорблял ее, таскал за волосы, бил; Бомануар в «Кутюмах Бовуази» требует только одного — чтобы муж «разумно карал» свою супругу. Эта воинственная цивилизация не может относиться к женщине иначе как с презрением. Рыцарь не интересуется женщинами: его лошадь кажется ему гораздо более ценным сокровищем; в «жестах» девушки всегда сами делают первый шаг навстречу молодым людям; от замужних требуется верность, ни к чему не обязывающая мужа, мужчина не посвящает их в свою жизнь. «Будь проклят рыцарь, который спросит у дамы, когда ему надлежит участвовать в турнире». А у Рено де Монтобана читаем такую тираду: «Идите в свои расписные и позолоченные апартаменты, сидите в тени, пейте, ешьте, вышивайте, красьте шелк, но только не вмешивайтесь в наши дела. Наше дело — сражаться с мечом в руках. Молчать!» Иногда женщина разделяет тяжелую долю мужчин. В молодости она приучается к физическим упражнениям, ездит верхом, участвует в соколиной охоте; она не получает почти никакого образования, и в ней не воспитывают стыдливость: она принимает гостей замка, следит за их трапезами и омовениями, она «обихаживает их, чтобы помочь им уснуть»; замужней женщине случается преследовать хищных зверей, совершать длинные и трудные паломничества; когда муж далеко, сеньорию защищает она. Такие владелицы замков вызывают восхищение, их называют virago1, потому что они ведут себя в точности как мужчины: жадны до наживы, коварны, жестоки, угнетают вассалов. История и легенды донесли до нас воспоминания о многих из них: когда по повелению владелицы замка Оби была построена башня, превосходившая высотой все известные донжоны, она тотчас же приказала отрубить голову архитектору, чтобы сохранить в тайне его секрет; мужа она изгнала из своих владений — он тайно вернулся туда и убил ее. Мейбл, жене Роджера Монтгомери, нравилось пускать по миру дворян своей сеньории — они отомстили, обезглавив ее. Жюльенна, назаконная дочь Генриха I Английского, защищала от него замок Бретей и заманила его в ловушку, за что была жестоко наказана. И все же подобные факты были исключениями. Обычно владелицы замков коротали дни, прядя пряжу, вознося молитвы, поджидая супруга и скучая.
Часто утверждали, что куртуазная любовь, зародившаяся на Средиземноморском Юге, привела к улучшению женской доли. Относительно ее зарождения существует несколько гипотез: по одним, «куртуазность» проистекает из отношений владетельных дам с их молодыми вассалами; другие связывают ее с катарскими ересями и культом Богоматери; третьи выводят мирскую любовь из любви к Богу вообще. Нельзя с уверенностью сказать, существовали ли когда–нибудь на самом деле «куртуазные собрания» («cours d'amour»). Не вызывает сомнений лишь то, что грешнице Еве противопоставляется все выше превозносимая Церковью Мать Спасителя: ее культ приобрел такое значение, что стало возможным сказать, будто в XIII веке Бог сделался женщиной; мистическое учение о женщине развивается, таким образом, в религиозном плане. С другой стороны, праздность дворцовой жизни позволяет благородным дамам окружать себя пышным великолепием учтивости, галантных разговоров, поэзии; просвещенные женщины, такие, как Беатрис Валантинуа, Элеонора Аквитанская и ее дочь Мария Французская, Бланка Наваррская и многие другие, привлекают к себе поэтов и назначают им жалованье. Расцвет культуры, охвативший сначала Юг, а потом и Север, поднимает женщин на новую высоту. Куртуазную любовь часто описывали как любовь платоническую; Кретьен де Труа, видимо, чтобы угодить своей покровительнице, изгоняет адюльтер из своих романов: единственная преступная страсть у него — это любовь Ланселота и Геневры; но на самом деле, поскольку феодальный супруг был опекуном и тираном, женщина искала возлюбленного вне брака; куртуазная любовь была компенсацией варварства официальных отношений. «Любовь в современном смысле слова проявлялась в античности лишь за рамками официального обще-
• Мужественная женщина, воительница, героиня
ства, — замечает Энгельс. — Средневековье начинает с того пункта, где остановилась античность в своем стремлении к сексуальной любви, — с адюльтера». И действительно, пока существует институт брака, любовь будет облекаться именно в эту форму.
На самом деле, если куртуазная любовь и смягчает женскую долю, глубоких изменений в ней она не вызывает. К освобождению женщины ведет не идеология, будь то религия или поэзия; некоторые сдвиги в этом направлении в конце феодальной эпохи обусловлены совсем иными причинами. Когда королевская власть утверждается над вассалами как власть верховная, сюзерен утрачивает немалую часть своих прав; в частности, понемногу аннулируется его право выдавать замуж своих вассалок по собственному усмотрению; одновременно феодального опекуна лишают права пользования имуществом подопечной; выгоды, связанные с опекунством, пропадают, а когда феодальная служба сводится к денежному обложению, исчезает и само опекунство; женщина неспособна нести военную службу, но она не хуже мужчины может выполнить денежное обязательство; феод превращается в простое земельное владение, и нет больше никаких оснований отказывать в равенстве обоим полам. В действительности в Германии, Швейцарии и Италии женщины по–прежнему живут под постоянной опекой; Франция же признает, по словам Бомануара, что «девушка стоит мужчины». Германская традиция давала женщине в качестве опекуна защитника — когда она перестает нуждаться в защитнике, она обходится и без опекуна; как представительница своего пола она уже не считается бесправной. Незамужней или вдове предоставлены те же права, что и мужчине; собственность дает ей всю полноту власти; владея феодом, она им правит, то есть вершит правосудие, подписывает договоры, издает законы. Бывает, что она даже обращается к военному делу, командует войсками, принимает участие в битвах; женщины–солдаты существовали и до Жанны д'Арк, и Орлеанская дева хоть и вызывает удивление, но не шокирует, Однако женской независимости препятствует столько факторов, что все вместе их никогда не уничтожить: физическая слабость уже не в счет, но в случае, если женщина замужем, ее подчинение по–прежнему выгодно обществу. Поэтому муж остается всемогущим и после исчезновения феодального строя. Утверждается
