— Вы совсем не так глупы, господа духи, — сказал Уленшпигель.
И они снова насмешливо запели:
— Увы, — сказал Уленшпигель, — такова, стало быть, наша тяжёлая жизнь: слезы людей и смех судьбы.
откликнулись насмешливо духи.
И могучая рука схватила Уленшпигеля и швырнула его в пространство.
Неле, упав, протёрла глаза и увидела перед собой только солнце, восходящее в золотистых туманах, верхушки трав также залитые золотом, и желтоватые под лучами восходящего солнца перья уснувших чаек; они, однако, тут же проснулись.
Неле осмотрелась, увидела свою наготу и наскоро оделась; затем, увидев Уленшпигеля, тоже голого, прикрыла его; думая, что он спит, она тряхнула его, но он не шевельнулся — точно мертвый. Ужас охватил её.
— Неужели, — воскликнула она, — это я убила моего друга чародейским снадобьем. Я тоже хочу умереть! О, Тиль, проснись... Он холоден, как мрамор.
Уленшпигель не пробуждался. Прошли две ночи и день, и Неле, дрожа в лихорадке от горя, не засыпала подле своего возлюбленного Уленшпигеля.
Утром второго дня Неле услышала звук колокольчика и увидела крестьянина, идущего с лопатой; за ним со свечой в руке шли бургомистр и двое старшин, священник деревни Ставениссе и причетник, державший над ним зонтик.
Они шли, говорили они, со святыми дарами для причащения доблестного Якобсена, который из страха был гёзом, но по миновании опасности возвратился в смертный час в лоно святой римской церкви.
Они остановились подле Неле, заливавшейся слезами, и смотрели на тело Уленшпигеля, распростёртое на траве и покрытое его платьем. Неле стала на колени.
— Девушка, — сказал бургомистр, — что ты делаешь подле этого мертвеца?
Не смея поднять глаза, она отвечала:
— Молюсь за моего друга, который пал здесь, словно поражённый молнией: теперь я осталась одна и тоже хочу умереть.
— Гёз Уленшпигель умер, — сказал патер, задыхаясь от радости, — слава богу. Мужик, копай живее могилу. Сними с него одежду.
— Нет, — сказала Неле, вставая, — с него ничего не снимут, не то ему будет холодно в земле.
— Копай могилу, — сказал патер крестьянину с лопатой.
— Хорошо, — сказала Неле, заливаясь слезами, — в этом известковом песке нет червей, и он останется невредим и прекрасен, мой возлюбленный.
И, обезумев от горя, она упала, рыдая, на тело Уленшпигеля, покрывая его поцелуями и слезами.
Бургомистр, старшины и крестьянин были исполнены сожаления, но патер не переставал весело твердить:
— Великий гёз умер, слава богу!
Затем крестьянин вырыл яму, положил в неё Уленшпигеля и засыпал песком.
И патер произносил над могилой заупокойную молитву; все кругом преклонили колени. Вдруг под песком всё закопошилось, и Уленшпигель, чихая и стряхивая песок с волос, схватил патера за горло.
— Инквизитор! — закричал он. — Ты меня хоронишь живьём во время сна! Где Неле? Её тоже похоронили? Кто ты такой?
— Великий гёз вернулся на этот свет! — закричал патер. — Господи владыка, спаси мою душу!
И он убежал, как олень от собак.
Неле подошла к Уленшпигелю.
— Поцелуй меня, голубка, — сказал он.
И он снова огляделся вокруг; крестьяне убежали вслед за священником, бросив на землю, чтоб легче бежать, лопату, стул и зонтик; бургомистр и старшины, зажав от страха уши, стонали, распростёртые на траве.
Подойдя, Уленшпигель встряхнул их.
— Разве возможно, — сказал он, — похоронить Уленшпигеля — дух, и Неле — сердце нашей матери Фландрии? И она может уснуть, но умереть — никогда. Пойдём, Неле.
И он ушёл с ней, распевая свою шестую песню. Но никто не знает, когда спел он последнюю.
ПРИМЕЧАНИЯ
Де Костер использовал как источник исторических фактов для «Уленшпигеля», в ряду прочих пособий, обширную и красочную «Историю Нидерландов» нидерландского историка-хроникера
1.
2.
3.
