— Правда?
Королева пересекла площадь и подошла к колодцу, возле которого лежали два раненых солдата.
Когда она отошла настолько, что не могла их слышать, Лизентрайль вновь подал голос.
— Она жена Эльфа? — спросил он. — Значит, она ведьма.
Многие из солдат приблизились к ним, пытаясь понять, что происходит.
Ранкстрайл кивнул, и ему опять пришла в голову мысль, что она — прирожденный командир, каких мало.
— Да уж, теперь понятно, почему Эльф ничего не боялся — с такой-то женушкой! Эй, капитан, а Эльфа-то как убили? Небось нелегко им пришлось: он один мог выстоять против целой армии.
— Они взяли в заложники его дочь, совсем еще ребенка. Эльфу пришлось позволить им убить себя, иначе они убили бы девочку, — пояснил капитан.
— Грязное дело. И вправду грязное. Капитан, а ты-то откуда все это знаешь? Тебе дочка Судьи рассказала? А по мне, так он не помер. Небось только притворился.
— Нет, он действительно умер, — ответил капитан. — Его тело сожгли, и потом, там, где пролилась его кровь, выросли ромашки, как было и с драконом. Эльф точно умер. Ей, дочке Судьи, рассказал об этом ее отец.
— Так королева из-за этого такая бешеная? А чего она на нас-то взъелась? Это что, мы, что ли, ее мужа убили? Дракона — да, мы убили, а мужа ее мы и пальцем не тронули.
— Но мы служили этому безумцу и преступнику, — ответил капитан, — и это бесчестие будет преследовать нас всегда. Нас и наших детей. Бесчестие — это замкнутый круг, из которого уже не вырвешься.
— Не говори глупостей, капитан, мы же наемники. Разве нам суждено дожить до рождения наших детей? Не говоря уж о том, что вряд ли найдется женщина, которая на нас вообще захочет посмотреть. Эй, капитан, — внезапно спохватился Лизентрайль, — у тебя есть какая-нибудь идея насчет того, что нам есть и где спать? Ежели мы подохнем, ромашки точно не вырастут и никто даже не заметит этого, так что, может, мы хотя бы поедим перед смертью? Мы как бешеные скакали целый день на пустой желудок, чтобы попасть в город, осажденный орками, где были бы рады от нас избавиться. Если даже орки не сдерут с нас шкуру, то ведьма уж точно вздернет на виселице… Как говорила золовка одной моей кузины, во всем надо видеть что-нибудь хорошее…
Ранкстрайл все еще смотрел на правительницу. Ей было не занимать ума, смелости и умения быстро принимать решения. К сожалению, она также отличалась способностью мыслить логически, а логика в настоящий момент была не на его стороне.
Если только она сможет удержаться от несправедливости, к которой ее толкают боль и ярость, она будет великой королевой.
Аврора, окаменев, наблюдала за столкновением королевы и капитана. Неожиданно через двор пробежала маленькая босая девочка с черными кудрями и в голубом переднике. С радостным смехом она бросилась в объятия Авроры, и та счастливо улыбнулась ей в ответ.
Королева тут же оказалась возле них.
— Не смейте дотрагиваться до моей дочери, — прошипела она.
Улыбка исчезла с лица Авроры, так же как и с лица девочки. Голубые глаза малышки и зеленые глаза принцессы настолько потускнели, что казались серыми. Аврора опустила ребенка на землю и повернулась к королеве.
— Моя госпожа, — спокойно проговорила она, — прошу прощения, но я не давала вам повода думать, что я могу сделать ей что-то плохое.
— Не смейте дотрагиваться до моей дочери. Никогда, — повторила королева, взяв девочку на руки.
Среди присутствующих — воинов, горожан, матерей с освобожденными детьми на руках — наступило полнейшее молчание, прерываемое лишь редким кудахтаньем далигарских кур.
— Моя госпожа, я спасла вам жизнь.
— Да, от орков, — подтвердила Роби. — Ведь без меня спасти Далигар невозможно, и, очевидно, вы и ваш отец все-таки очень дорожите этим городом. Объясните мне сначала, каким образом вам удалось пройти невредимой по занятым орками землям и откуда они знали, где мы храним припасы. И объясните мне это как можно подробнее, а то я сама никак не могу понять.
Аврора не отвела взгляда, ее зеленые глаза твердо смотрели в темные глаза королевы.
— Мое платье и мой конь практически незаметны в темноте и тумане. Кроме того, я знаю короткий путь, который позволяет срезать излучину Догона. Он пролегает среди колючек и кустов, и найти его может лишь тот, кто уже прошел им однажды. Так я добралась до Варила, и тем же путем мы с солдатами пришли обратно. Орки не знают об этой дороге, поэтому она свободна. Что касается карты города, возможно, ее передал им мой отец. Он пытался договориться с орками. Он предал Варил, обменяв план шлюзов на мир с Далигаром. Теперь он пытается обменять Далигар на что-то еще. Я дочь моего отца, госпожа, это невозможно отрицать. Но одного этого недостаточно, чтобы так сомневаться во мне. Я — это я, моя госпожа, а не мой отец.
— В ваших жилах течет кровь вашего отца, вы — его дочь. Ваши руки — той же формы, что и у человека, который приказал уничтожить моего супруга, взяв в заложники мою дочь. Вы похожи на него лицом, у вас такая же улыбка. Почему я не должна бояться, когда теми же руками вы обнимаете мою дочь? Почему я не должна ожидать, что вы, взяв ее в заложники, убьете меня и ребенка, которого я ношу под сердцем? У нас говорят, что яблочко от яблони недалеко падает. Как уже заметил ваш друг капитан, орки у порога не оставляют мне выбора, но предупреждаю вас: не смейте трогать мою дочь, не смейте даже смотреть в ее сторону, не то я лично убью вас.
Лицо Авроры потемнело. Ее глаза канули в пустоту.
— Госпожа, — вмешался капитан, который не мог больше вынести этой сцены, — дама Аврора скакала ночь напролет, чтобы прийти к вам на помощь, на каждом шагу рискуя своей жизнью. Она рисковала жизнью по прибытии в Варил, по крайней мере вначале, когда ее приняли за разведчика ее отца, уже подозреваемого в предательстве. Она рисковала ею сейчас, когда мы пришли к вам на помощь, избавив детей, захваченных орками, мужчин и женщин, пытавшихся освободить пленников, и вас саму от неминуемой ужасной гибели. Но особенно принцесса рисковала этой ночью, когда она, хрупкая женщина, благодаря лишь своей отваге и своему коню в одиночку пересекла лагерь орков, рискуя гораздо большим, чем собственной жизнью. Что касается меня, то я признаю свою вину и готов ответить за нее так, как вам будет угодно, когда осада будет снята. Но я требую справедливости для моих солдат, которые покинули город, где к ним относились как к друзьям и освободителям, и пришли сюда сражаться, а может, и умереть за вас. Как вы можете быть такой жестокой?
— Ни вы, ни кто-либо другой не имеете права требовать от меня чего бы то ни было. Вы спасли меня, это правда, но, повторяю, без меня город погиб бы, и спасти меня — значит не желать, чтобы город достался оркам. Я видела, как стрелы пронзали тело моего мужа, моя дочь должна была смотреть, как он умирал. И вы называете себя сторонником моего супруга! С такими сторонниками и врагов не надо. Если бы вы не убили дракона, Йорш был бы непобедим. Если вы стали его соратником, то почему же вас не было рядом с ним, почему вы не пришли ему на помощь, когда его убивали? Как я могу быть такой жестокой? Я старательно учусь этому каждый день, — сухо ответила королева. — Господа, единственный воин, наделенный не только бесконечным мужеством, но и учтивостью, был убит как бродячая собака. Лишь моя жестокость отделяет теперь моих детей от смерти, и я клянусь вам, что этой жестокости я ни для кого не пожалею.
Лицо Авроры было мертвенно-бледным, но при звуке голоса капитана ее глаза вновь заблестели. Изящным жестом она остановила Ранкстрайла, угадав, что он готов ответить королеве. Все еще не отрывая взгляда от лица правительницы, девушка слегка кивнула головой в знак согласия.
— Вы правы: зверства моего отца превращают в неосторожность любую вежливость, любую терпимость, даже самую малую. Впредь я буду избегать всего, что может обеспокоить вас, в том числе встреч с вашей дочерью, потому что я понимаю вашу тревогу и понимаю, что моя непричастность к преступлениям моего отца не может служить вам достаточной гарантией.
