к его популярности. Поэтому сразу же после окончания кампании в Малайе Ямасита получил назначение в Маньчжурию. Больше того, ему было запрещено возвращаться в Японию, и он даже не получил разрешения провести отпуск в Токио, таким образом лишившись встречи с императором. Все сообщения о Ямасите в прессе подвергались жестокой цензуре. Тодзио смог избежать критики в свой адрес из-за подобного обращения с национальным героем, заявив, что лучший японский полководец должен занять самый важный для Японии пост: возглавить армию, готовую отразить нападение главного врага — Советского Союза.
Ямасита был крайне расстроен подобным обхождением. По свидетельству его адъютанта, он неоднократно обращался в ставку императора с просьбой разрешить ему посетить Токио, но неизменно получал отказ. На Формозе, где Ямасита совершил остановку по пути к новому месту назначения, местные чиновники прислали ему трех самых красивых гейш. Щедро расплатившись, опальный генерал отослал их и поужинал один у себя в номере. Он жил со своей женой в Маньчжурии, в 60 милях от границы с Россией, до самого смещения Тодзио.
Японская армия отличалась от всех противников, с которыми приходилось иметь дело европейцам и американцам. В одном из документов американской военной разведки, датированном 1944 годом, говорится, что средний японский пехотинец имеет рост 5 футов 3 дюйма (157 см) и весит около 118 фунтов (57 кг). Однако подобные документы не ставили целью создание расовых стереотипов и принижение противника. Далее в нем приводятся следующие слова: «Несмотря на то что у японцев сложилась репутация людей быстрых и ловких, средний японский солдат даже после усиленной подготовки остается весьма неуклюжим. Он сутулится и при ходьбе шаркает ногами».
Японцы не более воинственны, чем какой-либо другой народ. Один англичанин, живший во время войны в Японии, свидетельствует, что военная подготовка и служба в армии были крайне непопулярны. Однако уклониться от этого было невозможно. Военное обучение начиналось еще в школах, так что юноши, попадавшие в армию, уже имели начальные навыки. Успешно окончившие военные училища служили по четыре месяца на сержантских должностях и лишь потом получали офицерское звание. Подготовка была очень интенсивной и максимально приближенной к боевым условиям; особый упор делался на гармоничные взаимоотношения солдат в подразделении, на дружбу и честность и на стойкость к вражеской пропаганде и слухам. Несмотря на многочисленные утверждения о том, что у японцев не было наград за воинскую доблесть, солдаты за мужество на поле боя награждались орденами «Золотого змея», «Священного сокровища» и «Восходящего солнца»; причем иногда награжденным выплачивалась пожизненная рента. Кроме того, были медали за кампании и награды за примерное поведение.
Мундиры, подобно многому в японской армии, сильно различались в каждой части. Обычно пехотинец, сражавшийся в джунглях, был одет в легкую хлопчатобумажную форму, а на ногах были «таби» — туфли на резиновой подошве с обособленным большим пальцем. Часто дивизия сама разрабатывала свои знаки отличия. В некоторых частях солдаты носили нагрудные нашивки или повязки со своим именем и названием полка, а иногда фамилия командира имелась на знаках различия.
Японская армия отказалась от допотопного кожаного снаряжения, заменив его изготовленным из прорезиненной ткани.
Из такой ткани изготавливались ранцы, ремни, кобуры и так далее. Стандартный ранец имел в высоту 13 дюймов и пять дюймов в глубину. Он крепился с помощью матерчатых лент и снаружи имел лямки для прикрепления дополнительного снаряжения. Снаряжение японской армии, как и японские самолеты, было легким и практичным. Военная доктрина подчеркивала требования легкости и универсальности даже в ущерб долговечности.
Снаряжение же английского пехотинца легким нельзя было назвать даже с большой натяжкой. Отягощенный тяжелыми ботинками и стальной каской, он вынужден был тащить увесистый ранец на спине, сумку на боку и противогаз на груди. Снаряжение закреплялось бесчисленной паутиной лямок с бронзовыми застежками на концах. Наказание за то, что какая-то пряжка или пуговица начищена недостаточно хорошо, бывало более строгим, чем за неуспехи в стрельбе или полевых занятиях. Винтовка «Ли-Энфилд» с примкнутым штыком добавляла еще десять фунтов. По сути дела, экипировка не изменилась по сравнению с той, какая была во время Первой мировой войны, показавшей ее полную непрактичность.
Сгибаясь под тяжестью снаряжения, солдаты не могли быстро перемещаться из одного места в другое. Войска зависели от грузовых машин и хороших дорог. Для того чтобы оправдать эти ограничения, английские военачальники заверяли своих солдат, что и перемещения противника будут так же стеснены. Японцы отказались следовать этим ограничениям. По словам одного английского офицера:
«Перед войной мы проводили маневры. Полковник или бригадир говорил нам, показывая на карту: «Так, здесь густые джунгли, а здесь мангровое болото. Это мы можем исключить. Нас заботит только главная дорога».
Именно на этом и была основана вся наша стратегия. Мы постоянно придерживались дорог. Но однажды я зашел в мангровое болото и нигде не провалился в грязь больше чем по щиколотку».
Винтовка «Ли-Энфилд номер 1», бывшая на вооружении английской армии в 1940 году, теперь является антикварной редкостью. Обладавшая оптимальной прицельной дальностью приблизительно в 400 ярдов, она предназначалась для позиционных сражений Первой мировой войны и была совершенно непригодна для стрельбы в упор, характерной для войны в джунглях. Ветераны союзных войск, участвовавшие в Малайской кампании, с уважением отзываются о 8-миллиметровом пистолете-пулемете, которым была вооружена японская пехота, поливавшая противника дождем пистолетных пуль, и 50- миллиметровом миномете с расчетом из двух человек, пускавшим 10-фунтовую мину на сто с лишним ярдов. У них в памяти также навсегда остались небольшие цилиндрические ручные гранаты, с высокой эффективностью применявшиеся японскими солдатами. Хотя впоследствии эти виды оружия были заменены новыми, более тяжелыми моделями, они оказались именно тем, чем надо, чтобы ошеломить и разгромить голодную, плохо вооруженную английскую армию. Особенно если учесть, как часто японская пехота, умело пользуясь тактикой просачивания через боевые порядки, оказывалась на флангах и в тылу.
Вместе с началом наступления в Малайе японские войска 8 декабря вошли в Гонконг, британскую колонию в Китае. Вскоре английский парламент услышал о том, как с 50 связанными офицерами и рядовыми японцы зверски расправились штыками. И это был. не единичный случай; больше того, все это осуществлялось совершенно хладнокровно. Обслуживающий персонал и 150 раненых Александрийского госпиталя в Сингапуре провели целую ночь в помещении, настолько тесном, что они с трудом поместились стоя, а наутро их вывели во двор и убили. Редчайшим событием явилось то, что 15 февраля 1942 года генерал-лейтенант Ямасита посетил Александрийский госпиталь и принес извинения за побоище, произошедшее в предыдущий день.
Японские войска, где бы они ни появлялись, были одержимы нечеловеческой жаждой убивать. Как правило, жертв закалывали штыками — это был самый дешевый и быстрый способ; но также людей расстреливали из пулеметов, а иногда сжигали или закапывали живьем в землю. Женщины и дети, монашки и грудные младенцы, священники, врачи и медсестры — все становились жертвами японского террора. Как это уже выяснилось несколько лет назад в Китае, политика террора поддерживалась на самом высоком уровне. Другой особенностью этой политики было полное пренебрежение по отношению к пленным. За время войны в японских лагерях умерло 27 процентов английских и американских военнопленных в сравнении с 4 процентами, погибшими в немецких и итальянских лагерях.
После войны Ямасита был повешен за военные преступления. «На самом деле я виноват в том, — сказал он адвокату, посетившему его в тюрьме в Маниле, — что мы проиграли войну». Он также мог бы сказать, что виноват в низвержении иллюзий о господстве белого человека в Азии. О том, каким ударом это явилось для сознания англичан, можно судить по послевоенным мемуарам генерала Персиваля, военачальника, которого Ямасита разгромил под Сингапуром. Английский генерал не мог поверить, что его войска, насчитывавшие не менее 100 000 человек, были побеждены японской армией численностью всего в 30 000 человек. Он писал: «Безопаснее сказать, что у них [японцев] в Малайе было 150 000 человек, хотя некоторые японские документы позволяют предположить гораздо большую цифру».
