влиятельным государственным деятелем, к чему он постоянно стремился. Причину, по которой этого не произошло, следует искать в тексте секретного документа, подписанного Гитлером, когда его поезд прибыл на следующий день в городок Монтуар, расположенный в 25 милях к северу от Тура.
Там Гитлер встретился с маршалом Петэном, человеком, отныне повелевавшим Вишистской Францией. Петэн, солидно выглядящий старик с огромными седыми усами, прибыл на встречу одетый в генеральский мундир, напоминая этим всем, что он герой Первой мировой войны. Гитлер, понимавший тщеславие старика, выставил почетный караул. Петэн, не уступавший ему в хитрости, догадавшись, какой шум поднимет по поводу фотографий германская пропаганда, оставил почетный караул без внимания и перешел прямо к делу — подписанию секретного протокола с победителем.
«Державы «Оси» и Франция одинаково заинтересованы в скорейшем поражении Англии. Соответственно, французское правительство будет по мере возможности способствовать всем действиям держав «Оси», направленным на достижение этой цели».
Гитлеру этот договор пришелся по душе, к тому же на него произвело впечатление спокойное достоинство Петэна, и он решил, что лучше всего будет оставить колонии в руках Франции, позволив Петэну все больше и больше приспосабливать их к нуждам Германии. Гитлер «выразил бурную радость», узнав о том, как французские колониальные власти в Дакаре дали отпор англо-французским войскам и Королевскому флоту. Скорее всего французские колонии, переданные под управление таким иностранцам, как Франко или Гитлер, будут настроены не так антибритански. В выпущенной после встречи директиве Гитлер упомянул «настоятельную необходимость» французским колониям в Западной и Экваториальной Африке выступать против Великобритании и всеми возможными силами бороться со «Свободной Францией».
Снова сев в свой личный поезд, Гитлер приготовился ехать в Берлин на встречу с русским министром иностранных дел, когда пришла длинная шифрованная телеграмма от Муссолини, предупреждавшего о том, что Петэн ведет секретные переговоры с представителями «Свободной Франции» в Лондоне, а англичане собираются захватить Грецию. Последнюю угрозу, намекал хитрый Муссолини, следует предвосхитить, нанеся упреждающий удар по Греции. И сделать это должны итальянские войска, находящиеся в Албании. Оба заявления дуче были совершенно беспочвенными и были сделаны им в корыстных целях.
Встревоженный Гитлер спешно переменил свои планы. Он попросил Муссолини о встрече, и тот предложил ему приехать в следующий понедельник, 28 октября, во Флоренцию. Когда поезд Гитлера проезжал через Болонью, поступило сообщение, что сегодня утром итальянские войска, расположенные в Албании, вторглись на территорию Греции. Разумеется, Муссолини хотел поставить своего старшего партнера перед fait accompli[46], как уже не раз поступал с ним Гитлер. Фюрер был недоволен, однако его возражения не были принципиальными. Он предпочел бы, чтобы дуче подождал до президентских выборов в Америке, до которых оставалась всего одна неделя. Он показал бы наиболее удобные пути вторжения и скоординировал действия итальянских и германских войск. Гитлер вынужден был принять новое положение дел, однако ему пришлось приложить все силы, чтобы изобразить радость, когда Муссолини бросился ему Навстречу со словами: «
Гитлер любил сюрпризы только тогда, когда они исходили от него. Он был взбешен тем, что ни один германский атташе, ни один офицер, прикомандированный к итальянским войскам, не предупредил его о таком развитии событий. На самом деле это не итальянцы так преуспели в соблюдении секретности; просто немцы показали свою полную некомпетентность. О приготовлениях итальянских войск к вторжению в Грецию поступало много предостережений, но ни одно из них не дошло до Гитлера.
Пока Гитлер пребывал в раздумье, англичане действовали. Всего через пять дней после того, как итальянские войска перешли границу Греции, англичане высадились на Крит и остров Лемнос, расположенный к северу от него. На материке греческая армия оказывала упорное сопротивление, и итальянцы начали отступление. Кто-то радовался успехам греков, но другие понимали, что неудачи итальянцев вовлекут в войну в Греции немцев. А это, в свою очередь, вовлечет в нее англичан.
15 ноября, задолго до того, как стал очевиден провал итальянских войск, генерал Томас Блейми, командующий австралийскими силами на Ближнем Востоке, послал неофициальное письмо своему премьер-министру. Австралийцы стали костяком британских сил в Северной Африке, и Блейми писал, что «необходимо все силы и энергию направить на подготовку к тому, что развитие международной обстановки, в том числе в балканских государствах, может вынудить нас оказаться вовлеченными в постоянные наземные боевые действия».
14. ДВОЙНОЕ ПОРАЖЕНИЕ: ГРЕЦИЯ И КИРЕНАИКА
Если у вас неприятности и на вас обрушиваются новые неприятности, это значит, что ваши неприятности удваиваются.
Обязательства Великобритании перед Грецией были основаны на обещании, данном правительством Чемберлена в апреле 1939 года с целью обуздать притязания Гитлера. В то время положение дел было совершенно иным, чем в полные отчаяния дни начала 1941 года, когда Великобритании приходилось сражаться за свое выживание. Теперь, когда Греция вступила в войну, Черчилль убедил себя и всех тех, кто был готов его слушать, что отправка Британских экспедиционных сил в Грецию, возможно, вовлечет в войну Турцию и Югославию на стороне союзных держав и, таким образом, образуется новый единый южный фронт. Быть может, лучше организованная разведка смогла бы убедить Черчилля в том, что у Турции нет ни желания, ни ресурсов воевать на чьей бы то ни было стороне, что германская армия имеет 150 дивизий и мощные военно-воздушные силы, готовые к бою, и его стратегические замыслы — лишь попытка выдать желаемое за действительность.
Однако Интеллидженс сервис была не способна предоставлять имеющую какую-либо ценность информацию, помимо того что поступало из Блетчли-Парка, где в начале февраля 1941 года был расколот шифр «Энигмы» «Рейхсбана» (железных дорог Германии). В то время большая часть грузов и пассажиров передвигалась по железной дороге, поэтому служба БП стала получать достоверные сведения о германских перевозках, в частности о товарных вагонах, доставлявших евреев в лагеря уничтожения, и железнодорожных платформах, на которых перебрасывались к местам новой дислокации танковые дивизии. Внезапно возросший объем информации свидетельствовал о передвижении оборудования «Люфтваффе», снаряжения и, что самое важное, боеприпасов в Южную Болгарию, где немцы в спешном порядке принялись строить аэродромы. Все это позволяло сделать вывод о неминуемом вторжении германских войск в Грецию с востока, далеко от тех мест, где греки сражались с итальянцами.
Черчилль правильно истолковал эти данные, и 11 февраля Комитет обороны принял решение отдать приказ генералу Уэйвеллу вмешаться в происходящее в Греции, причем это имело приоритет перед наступлением на Триполи и изгнанием итальянцев из Северной Африки. Это оказалось одним из самых судьбоносных решений войны.
Уэйвелл должен был бы отказаться. Он был достаточно независим и авторитетен для того, чтобы сказать Черчиллю «нет». Неудача союзников во Франции, хорошая взбучка, полученная ими в Норвегии, показывали, что для таких операций жизненно важным является господство в воздухе, завоевать которое с теми разрозненными малочисленными эскадрильями Королевских ВВС, имевшихся в распоряжении Уэйвелла, не было никакой надежды. Однако Уэйвелл не сказал «нет». Оголив свою армию, он выделил четыре дивизии для отправки в Грецию. Похоже, никто не задался вопросом, как найти замену этим частям.
После того как немцы без особого труда завоевали Грецию, многие дневники и воспоминания были надлежащим образом подменены. По учебникам истории складывается впечатление, что Черчилль с криками и руганью подталкивал всех к войне в Греции, которой никто не хотел. Однако если внимательно изучить точки зрения, высказанные до принятия решения, сложится совершенно иная картина. Конечно,
