подмостки, на которых стоял стол для Аттилы и ложе. Владыка гуннов уже сидел на своем месте. Как только вошли послы, кравчие подали кубки, наполненные вином, которые нужно было выпить за здоровье короля. По окончании приветствий слуги расставили по столам серебряные или золотые блюда с мясом. На столе же самого Аттилы посуда стояла исключительно деревянная, включая кубок, из которого, впрочем, он почти ничего не пил. Зато гости пили вволю.
Когда зажгли факелы, вошли два поэта и на гуннском языке начали нараспев читать перед Аттилой стихи собственного сочинения: в них прославлялись его воинские доблести и победы. Их песни привели слушателей в восторг, доходивший до исступления: глаза гуннов разгорелись, лица приняли страшное выражение; многие плакали: молодые от жажды новых битв, старцы — от сожаления о прошлых. Один Аттила оставался важным и неподвижным, с непроницаемым лицом внимая хвалебному песнопению. Лишь когда самый младший из его сыновей вошел и приблизился к отцу, в глазах всесильного владыки блеснул луч нежности: взяв ребенка ласково за щеку, он привлек его к своему ложу. Пир продолжался до утра. Назавтра был точно такой же. Миссия византийского посольства завершилась безрезультатно. Но послов все-таки отпустили назад в Константинополь с письмом для императора.
Не правда ли, многое в рассказе византийского посла кажется нам до боли знакомым: и высокий деревянный терем, и церемониал, и «пир на весь мир» с безудержным винопитием? Так оно и есть: ко времени описываемых событий гунны настолько обрусели, что их обычаи во многом трудно было отличить от русских. Обогатились гунны за время непрерывных войн в южнорусских землях и тактикой боевых действий. Прежде всего это касается тяжелой конницы и неотразимого удара сомкнутого строя закованных в костяные латы катафрактариев (рис. 62). Приемы, доставшиеся гуннам в наследство от сарматов (возможно, через славян), помогли им не проиграть одну из самых кровопролитных битв не только средневековой, но и всей мировой истории на Каталаунских полях, в Северо-Восточной Галлии (на территории современной Франции, в Шампани) во второй половине июня 455 года. В состав гуннской орды под водительством Аттилы входили и русские дружины, состоявшие из антов. Римским войском командовал выдающийся полководец Аэций, помимо римлян его армию составляло множество варваров — германцы, готы, франки и бургунды (рис. 63).
Рис. 62. Атака тяжелой гуннской конницы. Художник М. Горелик
Рис. 63. Атилла и Аэций. Художник А. Зайцев
Вот как описывается знаменитое сражение в средневековых хрониках, а также в книге выдающегося французского историка Огюстена Тьерри (1795–1856), посвященной Аттиле. Решившись раз на битву, вождь гуннов построил свои кибитки в виде круга, внутри которого были раскинуты палатки. Так поступали всегда и кочевники-арии, а впоследствии — их наследники южнорусские казаки. В тот же день армия Аэция расположилась в виду гуннов: римские легионы — по всем правилам римского искусства фортификации, союзные же варвары — без окопов и по национальной принадлежности.
Аттила провел всю ночь накануне битвы в тревоге. Дурное состояние его расстроенной армии, ослабленной лишениями, делало ее поражение весьма вероятным. К тому же воины захватили в соседнем лесу пустынника, который считался вещим прорицателем, и Аттиле пришла мысль спросить его о своей судьбе. «Ты
Но гунны имели еще особенное, только им свойственное и более торжественное гадание, которое, по сообщениям европейских путешественников, практиковалось в XIII и XIV столетиях, при дворе потомков Чингисхана, а именно гадание по костям животных, преимущественно по бараньим лопаткам. Процесс гадания состоял в том, что от костей отделялось мясо; потом их клали на огонь и по направлению жил или трещин на кости предсказывали будущее. Аттила сам смотрел на кости и по ним узнавал о предстоящем поражении. Жрецы, посовещавшись между собой, объявили, что гунны будут поражены, но предводитель неприятелей падет в битве. Аттила решил, что речь идет об Аэции, и лицо его осветилось радостью. По мнению короля гуннов, купить смерть римского полководца ценою собственного поражения значило бы купить ее еще весьма недорого.
Аттила принял все меры для того, чтобы начать битву как можно позже, с целью сделать невозможным окончательное поражение: наступившая ночь дала бы время принять меры. Около трех часов пополудни, гунны вышли из лагеря. Аттила занял центр со своими гуннами на левом крыле расположился Валамир с остготами (и вероятно — славянами, так как имя у воеводы славянское, а не готское); на правом стал Ардарик с гепидами и другими народами, подчиненными Аттиле. У варваров был простой и четкий план. Сосредоточив лучшую часть тяжелой кавалерии в центре позиции и поблизости от баррикад, устроенных из возов и кибиток, они, очевидно, хотели повести быструю атаку на неприятельский лагерь и в то же время обеспечить собственное отступление к своим укреплениям. Напротив того, Аэций, расположив главные силы на флангах, намеревался окружить Аттилу и, если будет возможно, перерезать ему путь к отступлению.
Между двумя армиями находилась небольшая возвышенность, овладеть которой тактически было очень выгодно. И здесь римляне опередили варваров. Такое неудачное начало было дурным предзнаменованием для гуннской армии. Тогда Аттила для воодушевления войска собрал около себя предводителей и обратился к ним с речью, которая заканчивалась такими словами: «…Покажите же как следует гуннам свое мужество; пусть узнают доброкачественность вашего оружия; пусть раненый ищет смерти своего противника, а тот, кто останется невредим, насытится избиением врага: кому суждено остаться в живых, на том не будет ни одной царапины, а кому нужно умереть, того судьба постигнет и среди мира. Наконец, к чему бы фортуна даровала гуннам победу над столькими народами, если бы она не хотела нас осчастливить предстоящею битвою? К чему она указала бы нашим предкам дорогу через Меотийские Болота, остававшиеся в течение стольких веков неизвестными и непроходимыми. Я не ошибаюсь нисколько относительно настоящего: пред нами то поле битвы, которое обещали нам наши прежние победы, и этот случайно скученный сброд не выдержит и на одно мгновение вида гуннов. Я бросаю первый дротик в неприятеля; если кто-либо может остаться спокойным в то время, когда бьется Аттила, тот уже погиб».
И грянула битва — свирепая, повсеместная, ужасная, отчаянная. Древность не повествует нам ни о таких подвигах, ни о такой резне, а тот, кто не был свидетелем этого удивительного зрелища, тому не встретить того другой раз в своей жизни. Полуиссякшие ручейки, протекавшие по долине, внезапно раздулись от потоков крови, смешавшейся с их водами, и раненые, утоляя жажду таким ужасным питьем, умирали мгновенно.
Баталия началась на правом римском крыле, которое схватилось с левым крылом Аттилы: западные готы боролись с восточными, братья с братьями. Престарелый король Теодорих на глазах у всех вдруг свалился с лошади и исчез под копытами коней. В это время гунны Аттилы бросились на центр римской армии, пробили его и удержали в своих руках позицию, но визиготы, победив на правом крыле, атаковали
