В коридоре кто-то кричал. Истошно. Захлебываясь слезами. Подхрипывая, точно устал орать, но не умолкая. В этом крике не было ни надежды, ни мольбы о помощи — одна безнадежная жуть. Так кричат не потому, что кто-то может услышать и спасти тебя, а потому, что не кричать невозможно.
Сладковатый, гнилостный запах мертвечины растекался по комнате, плыл над полом, как ядовитый туман. Над ухом у меня глухо чавкало — звук был долгий и влажный. Звякнуло железо. По полу заскребли жесткие подошвы ботинок. Так, словно их владельца тащили, схватив за плечи. И что-то подвывало и елозило по полу — там, у стены, на границе моего сознания. Что-то красное. И мокрое. Моей шеи коснулось холодное и скользкое. Фантом. Это обычное фантомное ощущение. Незачем добавлять Олегу беспокойства только потому, что мне страшно.
Мне страшно.
Поймав себя на этой мысли, я разозлился. Какого черта мне должно быть страшно? Позади меня мой хороший приятель, майор милиции, протаптывал тропинку в паркете. Он ждал, что я скажу ему, в каком шкафу прячется чудовище, чтобы он мог открыть дверцу и зарубить его. Ну хорошо, не зарубить. Застрелить из табельного ПМ, хотя зарубить было бы надежнее. Я знаю кое-кого, кому мало повредит пуля из пистолета Макарова, всаженная в башку с расстояния в два шага. Но таких существ, надо признать, в Москве водится немного.
И хорошо, что Олег Селиверстов о них не знал. Быть героем намного проще, если ты уверен, что у тебя есть подходящее оружие против монстров. Нет, он не струсил бы выйти и против такого чудовища, для которого разве что танк мог бы считаться годным противником. Наверняка не струсил бы. Но не нужно ему думать о том, что такие бывают.
Лишнее.
Мне даже изображать из себя героя не требовалось, только выследить эту тварь. Посидеть спокойно посреди комнаты, залитой кровью, пока монстр не выйдет на свет. Не такой уж и подвиг, честно говоря. Бывают задачки и посложнее.
Если вам хотя бы однажды снился кошмар, вы знаете — самые страшные чудовища всегда появляются там, где вы не можете их увидеть. За приоткрытой дверью подвала. Под кроватью. С той стороны окна, в темноте. Сначала ты чувствуешь, что там кто-то есть. Кто-то злобный, намеренный убить тебя. И только потом — видишь, что это действительно так.
Он стоял прямо у меня за спиной, в дверном проеме.
Я развернулся к нему медленно и очень аккуратно, чтобы Олег понимал, что у меня пока все в порядке. Так в кино вынимают руки из карманов под прицелом пары стволов, чтобы показать, что у тебя нет оружия.
Я бы прошел мимо него на улице и не понял, что с ним что-то нечисто. Обыкновенный менеджер, не топ даже, а так, пожиже и поскромнее. Не толстый, но уже рыхловатый. На нем был длинный зеленый дождевик. Такой можно купить на любой распродаже «все по 10 рублей». У него длинные рукава с тугими манжетами и он отлично защищает от дождя, пока не порвется. А поскольку он тонкий, то рвется быстро. Сквозь прореху мне была видна пряжка ремня с логотипом D&G. Рот и нос владельца дождевика закрывала медицинская маска. Этой зимой в Москву занесли особо свирепый штамм гриппа, и маски неожиданно стали очень популярным аксессуаром.
Глаза карие, нос прямой, брови темно-каштановые, волосы коротко стриженные, светлее на пару тонов. Обычный, ничем не примечательный человек.
Вот только властности, звучащей в его голосе, хватило бы на десяток президентов. И еще осталось бы.
— Встань, — сказал он. — Я тот, кто ждет на пороге, кто открывает врата для тебя, чтобы ты мог пройти. Я дал тебе живую кровь, чтобы ты мог отыскать путь, и я принес железо, чтобы ты был послушен мне. И землю, которой я упокою тебя, когда ты исполнишь мою волю, я приготовил для тебя. Встань!
Мертвец с разбитым лицом и сломанной правой рукой, лежавший у его ног, протяжно застонал и поднялся. Я прикусил губу и задержал дыхание, чтобы не вскочить вслед за ним. Обычно это помогает собраться и прояснить сознание. И только тогда понял, что именно не позволяло мне все это время чувствовать себя в безопасности. В квартире, где было убито пять человек, не осталось ни одного призрака.
Нормальный человек, получив по морде, непременно даст обидчику сдачи или, на худой конец, пожалуется кому-нибудь, кто может сделать это вместо него. После смерти с его чувством справедливости не происходит ничего фатального. Всякий убитый намного дольше умершего естественной смертью болтается возле места своей гибели вместо того, чтобы отправиться в новую полноценную жизнь. Его держит здесь желание расквитаться с убийцей. Конечно, если он помнит, что с ним произошло и кто он вообще такой.
Все, что есть у мертвого человека, — это его память. Украсть ее — преступление куда более серьезное, чем подрезать кошелек или ломануть кредитную карту. Вы не перестанете быть собой оттого, что у вас украдут деньги. У всех нас есть место, где мы храним свои воспоминания: все приятные моменты и все обиды, все наши достижения и допущенные ошибки спят там, сбившись в одну большую теплую кучу, как котята. Попробуйте представить, что у вас украли ваш первый брак. Или все школьные воспоминания, включая ту поездку на море, во время которой вы впервые поцеловали девушку. Или ваши велопутешествия и щенка, которого принес отец, когда вам исполнилось десять. Или вообще все — от момента рождения до момента смерти. Как будто вы вообще не жили эту жизнь.
Нравится?
Этот парень в зеленом дождевике не просто убивал людей, чтобы потом поднять их как зомби. Он забирал себе их воспоминания. И он был сильнее всех, кого я когда-либо видел. Я еще на лестнице должен был понять, кто тут наследил. Понять — и сдать назад. Любой разумный человек на моем месте поступил бы именно так.
Он не был менеджером или кем-нибудь в этом роде.
Он был некромантом. Многие профессии накладывают свой отпечаток на личность человека, но есть такие, которые формируют ее.
Он поднял руку, и мертвец, как марионетка, послушно двинулся вперед. Сквозь меня. Я вздрогнул. Ощущение было такое, словно мне по лицу мазнули теплой и вонючей мокрой тряпкой. Губу саднило — прокусил. Я действительно довольно посредственный медиум. Общий настрой, пара-тройка чужих мыслей, коротенький выплеск эмоций, чуть-чуть запахов и тактильных ощущений — вот все, что я обычно выцепляю на месте происшествия. Этого хватает, чтобы достроить в голове картинку. И уж конечно, я никогда не забываю о том, где я нахожусь и что на самом деле происходит вокруг меня. Такого не случалось никогда до сегодняшней ночи.
Впрочем, все когда-нибудь случается в первый раз.
— Кир, все нормально? — негромко спросил Селиверстов.
Нормально?!
Черта с два. Я дрожал так, что у меня стучали зубы. Точно зная, что я в безопасности, я никак не мог заставить себя почувствовать это. Страх заразнее гриппа. Он впитался в стены этой маленькой комнаты, и теперь я дышал им, понимая, что монстр, убивший всех этих людей, все еще ходит по моему городу.
Где-то рядом со мной.
И я не узнаю, что это он, пока он не схватит меня.
Отличная новость.
Подвывая, искалеченные зомби медленно сползались к центру комнаты. Там на выщербленном паркете обычной черной краской из баллончика был нарисован круг. Никаких свечей, плошек с водой, рассыпанной соли — никакого ритуального барахла, которое здорово помогает сосредоточиться на том, что ты делаешь. Трое мертвых мужчин разного возраста, две женщины, старая и совсем молоденькая, укладывались головами друг к другу, устраивая посреди комнаты нечто вроде огромной кошмарной ромашки. Я чувствовал, как крепнет ее стебель, уходящий вниз по этажам и дальше, под землю.
Что пряталось там, внизу? Я сомневался, что хочу это знать.
— Черт возьми, что с тобой происходит? — спросил Олег.
Он нервничал, и я должен был успокоить его. Хреново.
