состава, наполовину из студентов, делегировавшихся их товарищами. На эту должность всегда выбирали студента и, чтобы повысить ее престиж, подбирали человека, знатного по рождению, обычно отпрыска известной семьи: так, Гаспар Гусман д’Оливарес, который впоследствии стал всемогущим министром Филиппа IV, был в начале XVII века избран ректором университета Саламанки.

Что касается профессоров, то в их избрании принимали участие не только их коллеги, но и сами студенты. Профессорский состав определялся по результатам открытого конкурса, в котором участвовали претенденты на одну и ту же кафедру. Были предприняты все меры для того, чтобы интриги или коррупция не повлияли на результаты выборов. «…мы повелеваем, — заявляли Католические короли в указе 1494 года, — чтобы никто из студентов и профессоров наших университетов или тех, кто имеет косвенное отношение к ним, каким бы ни было его состояние, положение или могущество, не смел подкупать открыто или тайно тех, кто должен голосовать за пожалование новой кафедры, делать подарки студентам, чтобы они отдали за него свой голос, действовать просьбой или угрозами, прямо или через посредника». Уточняя в следующем году меры по выполнению этого указа, правители называли некоторые конкретные средства, употреблявшиеся в целях добывания места: формирование «партий» по поддержке того или иного соискателя, обещания денежных подарков, а также «мулов, рабов, драгоценностей или участков земли, чтобы купить себе голоса, или за снятие кандидатуры с выборов».{191} Все было напрасно. Повторные предписания, исходившие от Филиппа II и Филиппа III, показывают неэффективность этих мер. Слишком много среди студентов было таких, для кого хлеб насущный оставался постоянной проблемой, слишком многие из них не знали, что будут есть завтра, чтобы отвергнуть проявления корыстного великодушия в форме подарков или приглашений к хорошо сервированному столу. Не оставалось ничего иного, кроме решения, которое и принял в 1624 году король Филипп IV: назначать профессоров университетов Саламанки, Вальядолида и Алькалы в Кастильском совете, учитывая их университетские труды и заслуги.

В целом университетское обучение по сути и по методике осталось верным средневековой практике: факультет свободных искусств, где преподавали логику, риторику и физику, открывал доступ к специализированным факультетам: теологии, гражданского и канонического права, медицинскому. Каждый профессор «читал» свой курс (откуда и возникло слово «лектор», которым иногда называли университетских преподавателей) или диктовал его своим ученикам. Правда, у преподавателей была обязанность, которая несколько смягчала исключительно догматичный характер преподавания «ех cathedra»: они должны были «стоять у колонны» (asistir al poste), то есть после лекций ждать во внутренней галерее университета учеников, которые могли задать интересовавшие их вопросы и получить разъяснения. Эта далекая реминисценция перипатетической школы Аристотеля открывала перед студентами возможность для интеллектуального общения с преподавателем, которое часто оказывалось весьма плодотворным. Так, Энрике де Гусман в наставлениях, которые он составил в безличной форме для своего сына, отправлявшегося учиться в Саламанку, советует извлечь выгоду из такого общения: «После занятий пусть он отправится послушать сомнения, которые будут высказывать у колонны его соученики своему преподавателю, чтобы осознать трудные моменты и лучше понять суть изложенного, что заставит его учиться еще прилежнее, потому что ему тоже захочется высказать преподавателю свои доводы».{192}

В первой половине XVI века влияние гуманизма и особенно Эразма привело к расширению интеллектуального горизонта и развитию новой мысли как реакции на схоластический формализм. Но со времен правления Филиппа II опасение того, что «новшества» могут пошатнуть религиозную ортодоксальность, вызывало большое недоверие ко всему, что расходилось с традицией. Меры, принятые инквизицией против некоторых преподавателей университета Саламанки, — среди которых был Фрей Луис де Леон, — стали серьезным предупреждением для тех, кто выказывал некоторую независимость взглядов в отношении схоластического преподавания. На смену великолепному расцвету, которым были ознаменованы три четверти предыдущего века, пришла узость взглядов, характеризовавшаяся возвратом к букве прежнего устава, предусматривавшего, чтобы каждый профессор читал свой курс в соответствии со взглядами того, чье имя носила кафедра: святого Августина, святого Фомы, Дунса Скота, к которым в начале XVII века добавился иезуит Суарес. На своих лекциях, а также публичных диспутах преподаватели, принадлежавшие различным монашеским орденам, слепо отстаивали взгляды святого Августина, святого Фомы или Суареса в зависимости от того, кем они были — августинцами, доминиканцами или иезуитами, что приводило к яростным спорам и непримиримой вражде. Даже по самым незначительным вопросам дискуссионный пыл, соответственно формам схоластики, доходил до крайних пределов. «Между августинцами и тринитариями Саламанки состоялись горячие дебаты, — писал Барьонуэво, — дело дошло до рукоприкладства, пощечин и пинков. Речь шла о том, стал ли Адам несовершенным после того, как Бог взял у него ребро, а кроме того, чем он заполнил образовавшуюся пустоту: только плотью или чем-либо еще». {193}

Открытые диспуты, на которых сталкивались мнения магистров и докторов, которых поддерживали vitores, лучшие из их учеников, представляли собой важные события в университетской жизни, равно как и экзамены на степень бакалавра, лиценциата или доктора. Присвоение степеней служило поводом для веселья, в котором принимал участие весь город и порядок которого был тщательным образом регламентирован в «Церемониале», представлявшем собой свод университетских ритуалов. Драматург Руис де Аларкон, который был студентом университета Саламанки в конце XVI века, писал, что получение диплома здесь дорого обходилось лиценциату: «чаевые» (propinas) эколятру, сторожам, самим экзаменаторам; вознаграждения людям самых разных званий, способствовавшим тому, чтобы придать надлежащий блеск акту присуждения степени: церемониймейстерам, рабочим, украшавшим коврами фасад университета, литаврщикам и трубачам, звонарям. Но дороже всего обходился, конечно, сам праздник, который надо было устроить для всех членов факультета, порядок и меню которого «Церемониал» регламентировал в мельчайших деталях: «Салат должен быть приготовлен из различных фруктов, овощей, цитрусовых, сладостей, драже, вишни в сахаре, яиц и других компонентов, которые входят в „королевский салат“… После салата подаются яйца… После яиц приносят блюдо из дичи, самой лучшей для этого сезона, например, из куропаток или перепелок, кур, голубей или другой наиболее вкусной и изысканной птицы. Затем подают блюдо из рубленого мяса домашней птицы с кусками свиного сала, колбасы, ломтиками крольчатины и телятины, дольками лимона и другими продуктами, улучшающими вкус… Следом приносят блюдо с рыбой, которая должна быть самой лучшей для этого времени года, например, лосось, угорь или дорада… Далее следует подавать десерт, который обычно представляет собой яйца по-королевски; иногда подают „бланманже“, но поскольку это блюдо дешевле, чем указанное выше, то к нему нужно добавить что-нибудь еще… Под конец трапезы подают сыр и севильские оливки, анисовые конфеты и полфунта сладостей в обертках, вафельные трубочки и зубочистки».{194}

Но Аларкон признавал, что получение степени лиценциата обходилось дешевле, чем докторской степени, поскольку для этого высшего университетского посвящения, приносившего дворянский титул, церемониал предусматривал ритуал столь же блистательный, сколь и разорительный для виновника торжества.

Накануне дня присвоения докторской степени совершается paseo (прогулка), в которой принимают участие все магистры и доктора. В длинной процессии, которую открывали трубачи и барабанщики, шествовали церемониймейстеры, за ними следовал преподавательский состав в парадных костюмах — черных шапочках с бахромой, длинных черных мантиях с белыми кружевами, поверх которых надевались короткие мантии с капюшоном, цвет которых зависел от факультета: свободных искусств — голубые, теологического — белые, медицинского — желтые, канонисты — зеленые, юристы — красные. Далее следовали эколятр, ректор, сторожа, доктор, которому предстояло объявлять о присуждении степени, и, наконец, сам кандидат на лошади, покрытой дорогой попоной. Кандидат одевался в бархат или шелк и носил на боку шпагу и кинжал. Наконец, дальше шли студенты, к которым присоединялись ремесленники и горожане, замыкавшие длинное шествие, которое растягивалось по узким улицам города от дома кандидата до университета, где совершалась церемония присуждения степени доктора и раздавались самые разнообразные лакомства.

Следующий день начинался с опроса кандидата одним из его учителей в зале для торжественных церемоний университета. Потом, — вероятно, этот обычай был навеян воспоминаниями о насмешках,

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату