предоставлялось очень редко), то находили крестьян, которые брались доставить им его за один-два процента в Сен-Жан-Пье-де-Пор, первый населенный пункт Наварры, остававшийся французским; эти крестьяне были знакомыми, пользовавшимися доверием людьми, которые, чтобы избежать встреч со стражниками, осуществляли переход ночью или по мало известным дорогам через скалы и песчаные равнины, где можно было встретить лишь коз да пастухов.{20}
Даже нищие со всех стран приезжают сюда на поиски счастья. Немцы имеют обыкновение ежегодно приезжать сюда целыми ватагами; рассказывают, что, покидая свои дома, они обещают дочерям привезти приданое, собрав милостыню в деревнях и по дороге, имея в виду, что Испания для них приблизительно то же, что для Кастилии колонии в Южной Америке. Множество странников прибывает из Франции. Они идут в Сантьяго-де-Галисия, одни — будучи верующими, других гонит нищета, и мы часто встречали их в Бискайе с палками и дорожными флягами, в плащах с изображением морской раковины. Но даже в городах столько нищих, калек, настоящих или мнимых слепых, прибывших из других стран, что кажется, как говорил один из испанских авторов, никто из них не хочет оставаться где бы то ни было в другом месте, и вся нищета Европы хлынула в Испанию.{21}
Примечательно, что такое количество людей прибывает в Испанию с целью разбогатеть, тогда как большая часть Испании, как я уже говорил, бедна и убога. Но, помимо того, что все думают, будто все золото Перу хлынуло сюда, и надеются урвать кое-что для себя, сами испанцы, несмотря на проклятия, которые они адресуют приезжим, не препятствуют тому, чтобы эти чужеземцы жили за их счет и ели их хлеб. Причины этой ужасной бедности заключаются, на мой взгляд, не в природе и климатических условиях страны, а в характере ее обитателей. Их головы затуманены манией благородства, и они предпочитают нищету или службу какому-нибудь вельможе занятию ремеслом или промыслом; и, если необходимость вынуждает их посвятить себя этим занятиям, они все равно норовят казаться благородными дворянами. Сапожник, оставив свои колодки и шило и нацепив шпагу и кинжал, едва ли снимет шляпу перед тем, на кого только что работал в своей мастерской.{22}
Таким образом, хотя они зачастую бывают восхитительны в своих невзгодах, перенося со стойкостью сильной души как удары судьбы, так и успехи, и несмотря на то, что среди них много учтивых, приветливых, воистину храбрых людей, их вполне заслуженно называют гордецами, от самого маленького до самого большого, поскольку они презирают весь остальной мир и считают, что он создан лишь для того, чтобы служить им, чему весьма способствует полное незнание ими других стран — сколь ни удивительно (а это истинный факт), когда речь идет о нации, покорившей столько других народов. Но дворянство и вельможи вовсе не покидают Мадрид и не отправляются на войну и в другие страны, разве что в тех случаях, когда их туда посылают с каким-нибудь поручением; именно поэтому они, не расставаясь со своим домашним очагом, даже не знают, где находится Амстердам — в Европе или в Южной Америке, а простые горожане и бедные крестьяне едва ли думают, что есть какие-то другие земли, кроме Испании, и другие короли, кроме их правителя.{23}
Не меньшее презрение питают друг к другу и сами испанцы, живущие в разных частях страны. Каждый считает себя выше всех остальных и обвиняет арагонца, каталонца, валенсийца, кастильца во всех мыслимых пороках и всех бедах своей провинции. На мой беспристрастный, поскольку я не принимал участия в их раздорах, взгляд, гордость и важность являются отличительными чертами жителей Кастилии, у арагонцев же не меньше гордыни, но их высокомерный и упрямый нрав не смягчается добротой. Каталонцы более предприимчивы, чем другие испанцы, и меньше других отличаются от нас, французов, как по причине схожего климата, так и из-за большого количества наших соотечественников, которые обосновались в этой провинции, где у многих выросло потомство и их кровь смешалась с кровью жителей этой страны. Нрав жителей Валенсии и Андалусии можно считать более легким, чем у других испанцев, которые считают их плохими солдатами, поскольку те слишком изнежены и склонны к наслаждениям.
Эти сплетни и споры — обычные темы для бесед, когда встречаются несколько жителей различных провинций. Но если вдруг среди них появляется кастилец, то все дружно набрасываются на него, точно собаки, увидевшие волка. Они жалуются, что кастильцы их тиранят, что никого, кроме кастильцев, не учитывают при распределении почестей и вознаграждений, хотя они своей доблестью столь же и даже больше, чем кастильцы, посодействовали возвышению испанской короны и укреплению могущества страны, чем кичится Кастилия, на их взгляд, совершенно случайно получившая приоритет среди королевств Испании; ибо, говорят они, если бы у Фердинанда, короля Арагона, был от Изабеллы, королевы Кастилии, сын, а не дочь Хуана, вышедшая замуж за Филиппа Австрийского и ставшая матерью Карла V, этот сын именовался бы Арагонским и собрал бы под своим скипетром все Испанское королевство. На что кастильцы возражают, что благодаря императору Карлу V и его сыну Филиппу II Испания завоевала среди других стран ту славу, которая у нее есть сегодня, и что именно Кастилия добавила огромные и богатые владения Америки к землям, отвоеванным когда-то у мавров, как говорится в рефрене:
что означает: Христофор Колумб завоевал Америку, чтобы расширить Кастильское королевство, хотя выгода от этого была всей стране. Кроме того, добавляют они, Кастилия обрела право главенства той верностью, с которой она всегда служила королям, тогда как другие провинции восставали против них.{24}
Мне кажется, что в этих спорах именно у кастильцев есть основания упрекать других, ибо нет другой части страны, которая была бы столь же обременена налогами, как она, и многие ее жители даже отправляются в другие провинции, — вот почему Кастилия полупустынна, — в то время как Бискайя и Наварра, которые сами по себе не столь богаты, более густо населены и их земли возделываются, потому что они меньше страдают от налогового бремени. Причина в том, что только в Кастилии король пользуется абсолютной властью, в то время как страны, которые объединились под короной во времена Католических королей, сохраняли, как я уже говорил, свои обычаи и привилегии, которые у них были как у иностранцев внутри королевства.{25} Каждое из этих бывших королевств сохранило свои сословные представительства, именуемые Кортесами, которые король созывает время от времени, чтобы просить у них субсидии; однако, тогда как кортесы Кастилии голосовали за оказание королю такой
Несмотря на то, что Филипп II в прошлом веке воспользовался восстанием в Сарагосе, чтобы ограничить независимость арагонцев, он не осмелился отменить все их свободы, которыми они так дорожили, что готовы были на все, чтобы их защитить. Король Испании не обладает полной судебной властью, а границы, разделявшие бывшие королевства, обозначены каменными столбами; алькальды, альгвасилы и прочие слуги закона могут переступить эти границы лишь после того, как положат на землю свой жезл, называемый
