в нем младшего брата Андрея Марта, он решил немного изменить внешность: цвет волос, глаз, овал лица, походку, стиль одежды. И это, честно сказать, у него получилось неплохо. Вместо светловолосого сероглазого парня со спортивной подтянутой фигурой он превратился в темноволосого и кажущегося худощавым субъекта, чьи глаза скрывались за черными стеклами модных очков и длинной челкой, а фигура - за широкой неформальной одеждой. Лицо у него тоже изменилось - в этом ему очень помогли грим и косметика, которые появились на Никите после посещения салона красоты, в котором парень даже как-то огорошил девушку-визажиста, сказав, что ему нужно несколько изменить черты лица. Девушка, правда, взяла себя в руки и неожиданно всерьез взялась за дело. Она оказалась мастером своего дела. Через час Никита, глядя в зеркало, сам себя с трудом узнавал: лицо его стало визуально более узким и скуластым, нос - более длинным, губы - более широкими, линия бровей изменилась, и теперь они казались вздернутыми, разрез глаз тоже казался совершенно другим - внешние уголки глаз чуть опустились к низу, став печальными. Этому же эффекту способствовали и откуда-то появившиеся носогубная складка и впадинки - сексуальные, как заметила девочка-визажист - на обоих гладко выбритых бледных щеках.
Все эти изменения в совокупности придавали парню вид более хрупкий и даже слабый, а когда Никита не без помощи все той же девушки, решившей взяться за клиента всерьез, надел на голову парик, обрамлявший черными длинными прядями его лицо, то он даже улыбнулся. Конечно, в нем можно было узнать Никита Кларского, младшего брата Марта, но сделать это было довольно трудно. Грим и одежда сделали свое дело - он очень изменился, став похожим на беззаботного симпатичного парня-неформала лет двадцати. Визажистке так понравилось работать над новым образом Ника, что она сопроводила его в модный торговый центр, отвела в специальный отдел для неформально молодежи и помогла купить пару вещей: широкие темные джинсы с цепями, футболку с логотипом то ли какой-то рок-группы, то ли какого-то фестиваля, удобные кеды (они были единственным приобретением, которые Нику понравились и не заставили скривиться, когда он их мерил), а еще пару мелочей вроде кожаных браслетов и перстня на палец. Ее забавляла эта игра, да и напряженный Никита, который каждую минуту помнил о том, что скоро он убьет людей, немного расслабился.
Девушка предлагала Нику еще и проколоть ухо, но он категорически не соглашался на это, и тогда визажист от всей своей широкой, видимо, души, сказала, что новый образ Никиты можно дополнить искусственными пирсами, например, в брови или в губе. Кларский, скрипя сердце, согласился на бровь, хотя очень не любил всяческие издевательства над телом, типа пирсингов и татуировок. Первые казались ему уделом не мужчин, а девчонок, на вторые он после общения с Мартом и подобных ему людей, сидевших в тюрьме, не мог смотреть.
Никита никогда не любил неформалов, но сейчас удачно стал одним из них. Он даже скейтборд купил, будь он неладен, чтобы его не узнали. Правда, доску пришлось тащить в руке - кататься на борде Кларский не умел и как-то совершенно не хотел учиться. А еще ему всучили рюкзак. Типа без него ходить буде не так понтово.
- Вы стали таким классным, - восторженно сказала ему на прощание девушка-визажист, почти с восторгом глядя на довольно длинные волосы Никиты, которые его самого неимоверно раздражали. Кларский ничего не ответил ей на это - просто всучил деньги и ушел. В голове его было тревожно и, честно сказать, страшно: за Настю, за Полину, за себя, за свои идеалы. Ник звонил Тане - сестре Насти, и та, испугавшись его звонка, срывающимся голосом сообщила, что Полину они с матерью отвезли в другой город, вернее даже, городок, а Настя находиться в больнице и, кажется, ее жизни ничего не угрожает, хотя состояние тяжелое.
- А еще приходили какие-то мужчины, - испуганно добавила Таня. - Какие-то... странные. На бандитов похожие..., - она шмыгнула носом. А Никита понял, что, скорее всего, Настю в покое не оставят - и осознание этого всколыхнуло в парне новые чувства ярости и желание убрать уродов, посмевших обидеть женщину.
'Убирайся из города, - кричало ему разум, - не делай глупостей, идиот! Проваливай, пока они не нашли тебя! Какая месть, ты о чем? Какое спасение невинных? Рехнулся?! Лучше спасай свою задницу, парень! Ты и так натворил делов: побежал в подъезд за уродами, дал им себя обнаружить, потерял ключ. Они в курсе того, что ты сейчас в городе. Они ищут тебя. Уезжай. Как тогда, три года назад, понял?'.
Однако чувства глушили эти крики, более того, заставляли Ника поверить в правильность своих действий. Он убьет тех, кто не дал жить его брату, не дает жить ему и хочет помешать жить Насте. Смерчинского и Макса остановит только смерть. И пусть в том, что пострадала Настя, виноват Макс, на Данииле Юрьевиче лежит ответственность за смерть Андрея. Предательство, вообще, - тяжкий грех. И предателей следует наказывать.
Наверное, в Никите в эти часы смешались все самые его плохие, страшные эмоции, и хотя внешне он, как и всегда, оставался спокойным, внутри горел белым ледяным огнем яростной злости, над которым медленно зажигалась звезда сожаления и усталости. Ник не хотел быть зверем, всегда не хотел, но теперь медленно превращался в него.
В начале четвертого Ник пешком направился к 'Милсдарю'. Его единственным спутником стал усиливающийся с каждым часов ветер. Нести пакет из-под сока, в котором находился взрывной механизм, было нестрашно. Потому что теперь уже черноволосый парень точно знал - он придет в действие только после нажатия кнопки лежащего в кармане миниатюрного пульта управления. Страшно было не успеть или сделать что-нибудь не так. А еще было страшно стать таким, как Март - после убийства это произойдет, Кларский точно это знал - просто чувствовал, что он не станет прежним, а превратиться в кого-то, очень похожего на старшего брата, и его это пугало.
- Возьми, - всучил кто-то Нику в свободную от пакета с соком руку прямоугольную карточку с ярким рисунком и замысловатой надписью-граффити, повествующей о том, что это флаер на свободный вход на двоих в местный клуб 'Rок-zzzона'. Ник раньше часто бывал в клубах - чаще по делу, но об этом слышал впервые. Наверное, он появился после того, как Кларский покинул родной город.
Парень поднял глаза на раздающего флаеры прохожим - на него сверху вниз смотрел очень высокий - его можно было без зазрения совести назвать долговязым - парень с худыми руками и такими же костлявыми ногами, торчащими из широких бридж цвета хаки. В обоих ушах молодого человека виднелись широкие черные туннели, а одна рука была полностью украшена замысловатой цветной татуировкой - не такой, какие привык видеть Никита.
- Приходи к нам в клуб, приятель, будут выступать 'Связь с солнцем'. Круто, да? - с дружелюбной улыбкой взглянул парень с туннелями у ушках, приняв Ника за своего. - Сто-о-оп, только не говори, что ты не знаешь группу 'Связь с солнцем'!
- Не знаю, - ответил Никита, удивляясь тому, что подобный тип остановил его, чтобы пригласить в рок-клуб.
- Приди и узнаешь, - ничуть не обиделся долговязый. - Крутые парни. Выступают завтра. Начало в девять. Живой звук - закачаешься просто! Приходи и приводи подружку!
Но Кларский уже не слышал его - он шагал дальше.
До цели ему оставалось пересечь нарядный сквер, перейти дорогу по пешеходному переходу и пройти по кварталу, застроенному магазинчиками и бизнес-центрами, как у него развязался шнурок на новых кедах. Ник беззвучно выругался и опустился на одну из многочисленных свободных лавок сквера. Доску он оставил на земле, а прямоугольный пакет с убийственной начинкой аккуратно положил рядом с собой. Шнурок он завязал быстро, но вставать почему-то не спешил - время у парня еще было, и он вдруг решил немного посидеть на лавке. Картина перед его теперь карими (спасибо линзам) глазами открывалась совершенно простая, но умиротворенная: очень высокое чистое небо цвета нежной берлинской лазури, тонкие дорожки и асфальтированные дороги сквера, посредине которого стоял памятник одному из великих русских писателей-романистов, прямоугольные большие клумбы с цветами, еще не раскрывшими свои бутоны, пятиэтажные, но очень важные, какие-то царственные старые дома в стороне, обрамляющие сквер, как рама картину. Неподалеку от скамьи, на которой сидел Никита, разговаривали на своем воркующем языке голуби, которых подкармливали местные жители и которые казались иногда совсем ручными. Нос парня щекотал запах какой-то вкусной домашней выпечки, неведомым образом долетавший с первого этажа одного из домов, находящийся неподалеку. Ветер трепал искусственные волосы и дул в лицо. Ладони грело ласковое солнце - и оно же опять настойчиво светило в глаза.
