дальновидный человек, как молодой герцог, естественно, жаждал прочного союза с могучим соседом, а кроме политических, существовала еще одна, более весомая, причина такого союза — любовь к дочери графа Матильде, вспыхнувшая в его сердце.
В 1049 году он уже собирался просить ее руки, поскольку именно в этот год Реймский совет отменил запреты и ограничения, установленные церковью. Все существование Вильгельма было борьбой за жизнь, за свое герцогство, свое английское королевство — и ему хватало мужества держать длительную осаду со стороны церкви и государства, когда женщина, которую он по-настоящему любил, была желанным призом. Если верить истории, она была достойна этой любви. Если бы Вильгельм не любил ее, он не планировал бы и не повторял раз за разом попытки получить ее в течение долгих лет, несмотря на бесчисленные препятствия, которые наверняка положили бы конец его стремлениям, если бы он руководствовался лишь политическими причинами для союза.
Его окружение призывало его жениться. Возможно, сначала они обратили бы свои взоры к Англии, если бы там, при дворе Эдуарда, была принцесса. Поскольку ее там не было, Фландрия казалась лучшей наградой. Нормандское герцогство не должно было оставаться без наследника, и на этот раз вопрос о справедливости притязаний наследника и его праве на престол не стоял. Нормандия пережила достаточно разделов и раздоров во времена юности герцога, и теперь, когда ему исполнилось двадцать четыре года, он стал хозяином своих владений и мог занять подобающее положение среди соседей, все настойчиво требовали его женитьбы, чтобы у Нормандии была своя первая леди. Он был неиспорченным человеком в ту эпоху безрассудства и распущенности. Его уже признавали великим человеком, и даже дочь Болдуина из Фландрии, должно быть, испытывала гордость, выходя за него замуж.
Матильда, почти того же возраста, что и сам герцог, уже была замужем за фламандским вельможей и имела от него двоих детей. Она была красивой грациозной женщиной, и невозможно поверить некоторым старым источникам в которых говорится, что Вильгельм довольно неуклюже ухаживал за ней, а ее отец, безусловно, не возражал против женитьбы. Она, похоже, была готова стать ему верной и преданной женой и без промедления выйти за него замуж после этого ухаживания, доставившего столько беспокойства. Великий совет Реймса запретил их женитьбу, и удары Папы Римского Льва сыпались на попирателей законов церкви со всех сторон. Принцы отлучались от церкви, или же на них накладывалась тяжелая епитимья, по справедливости поступали и с самими церковными деятелями — в соответствии с их грехами. Когда большинство этих менее значительных современников получили по заслугам, последовал указ, который касался двух особенно знаменитых людей: графу Фландрии было запрещено выдавать дочь замуж за нормандского герцога, а Вильгельму, в свою очередь, — брать ее в жены. В течение четырех долгих лет любовники, если можно допустить, что они таковыми являлись, были разлучены под предлогом близкого родства. Документальных подтверждений этого факта нет, и вполне возможно, что между ними сохранялись какие-то взаимоотношения. В любом случае гораздо проще поверить этому, чем тому, что на роль невесты могла претендовать жена графа Аделла, обрученная в детстве с дядей Вильгельма.
Мы вернемся к описанию событий в Нормандии и жизни Вильгельма в течение этих четырех лет в одной из следующих глав. Сейчас же расскажем о его женитьбе, когда события в Италии представили случай завершить долгий период ухаживания счастливым концом. Как ни странно, это произошло благодаря Отевилям и той нормандской колонии, историю которой мы вкратце описали. Во время конфликта с Римским Папой Львом, когда он вынужден был уступить силе норманнов и признать их государство верноподданным, Вильгельму либо удалось добиться согласия на этот брак, либо он осмелился проигнорировать запрет. Пока Лев находился в зависимом положении, пылкий герцог поспешил в свой город Эу около фламандской границы, где встретился с графом Болдуином и его дочерью. Не тратя зря времени на пышные процессии и триумфальные празднества, какой-то средней руки священник благословил влюбленных. Однако весь путь, когда герцог женой, с таким трудом доставшейся ему, возвращался в нормандскую столицу, сопровождался безудержным весельем. Путешествие это было обставлено со всей возможной пышностью, а по прибытии в родной город знаменитого предка Вильгельма Рольфа был устроен великолепный прием, завершившийся грандиозным пиром. С тех пор долгие годы на норманнском престоле находилась достойная его благородная леди.
Однако влияние церкви на этих пиратских землях было слишком сильно, чтобы смириться с таким откровенным игнорированием ее предписаний, даже со стороны главного правителя. У Вильгельма был дядя, которого звали Могер и который был примасом (главой) нормандской церкви и отпетым негодяем — по всем статьям этот человек был полной противоположностью Вильгельма. По мнению Вильгельма, он совершенно не подходил для роли главы духовенства. И этот Могер, рьяно выполняя какие-то свои обязанности, — он не дрогнул и осудил своего племянника!
Все дошедшее до нас о его жизни показывает его с худшей стороны, но за этот поступок следует воздать ему должное — здесь он пытался быть справедливым. Однако следует вспомнить и о ненависти, которую он и его семья питали к незаконнорожденному герцогу, когда тот был ребенком. Может возникнуть подозрение, что пренебрежительно-презрительное отношение к Вильгельму сменились завистью. Выносить прямолинейные суждения о характере человека, который жил в далекие времена, даже такого всеми осуждаемого, как Могер, — занятие неблагодарное. Здесь его биографы могли быть его личными врагами, а более поздние писатели увековечили эти, возможно несправедливые, возгласы возмущения по неосведомленности.
Большего доверия заслуживает Ланфранк, поскольку он также порицал герцога за нарушение святого закона. Мудрый итальянец, весельчак Ланфранк любил своих приятелей, но будучи учителем по воле Божьей, когда Нормандия была предана анафеме за недостойный поступок своего властелина, храбро выступил с обвинением самонадеянного грешника. Это вызвало вспышку гнева Вильгельма, который приказал жестоко отомстить за оскорбление, нанесенное ему и его жене. Вильгельм, который содержал Нормандию в таком порядке, который стоял как стена из обтесанного камня между своей страной и ее врагами, был тем самым Вильгельмом, который, не дрогнув, мог направить войска за Алансонскую стену с приказом сжечь собранный в скирды хлеб и всю утварь аббатства Бек.
Как встретились герцог и аббат и снова стали друзьями, мы уже знаем. Ланфранк восстановил мир с Папой Римским, который взамен получил верноподданство Нормандии. Очень вероятно, что Ланфранк был рад объяснить всю правду и освободить герцога от поддержки такого хрупкого устройства, как хорошая репутация в церковных кругах. В любом случае Вильгельм охотно вносил ежегодную дань папской казне. Он приказал построить аббатство Сен-Этьен в Кане в знак раскаяния и сделал Ланфранка его аббатом. Матильда построила аббатство Ла Тринити (Святой Троицы), в четырех главных городах Нормандии были построены больницы для стариков и больных. Впоследствии были построены и другие церкви, но и эти все еще стоят одна напротив другой, возвышаясь над остроконечными крышами Кана — величественные памятники смелости и фантазии тогдашних строителей. Воображение быстро переносит нас через восемь столетий в те времена, когда их проектировали и возводили. Ансельм, Морили и Ланфранк были учителями и настоятелями великих церквей, и можно преисполниться чувства уважения к молодым герцогу и герцогине, которые смогли собрать и удержать трех таких благочестивых людей, просветителей, возглавивших нормандскую церковь.
У Вильгельма и Матильды родилось четверо сыновей и три дочери, и нет в источниках даже намека на какие-либо разногласия между герцогом и его женой до тех пор, пока они не смогли прийти к общему мнению по поводу недостойного поведения их старшего сына. Изучая деяния Вильгельма, можно догадаться о добром нраве Матильды. Есть свидетельства ее смирения и мягкости, в то время как ее часто жестоко обижали и она подвергалась испытаниям.
В одном предании говорится о том, что она работала вместе с дамами двора над гобеленом в Байе, прославляющим знаменитые подвиги Вильгельма Завоевателя. Более поздние исследования не подтвердили этого. Но им и не требовалось оставлять о себе память на вытканной вручную материи, чтобы увековечить себя. Они оба оставили после себя картины, которые выполнены в неувядающих красках, а также рукописи, которые будут храниться до тех пор, пока произносятся английские слова, пока весной расцветают в Нормандии деревья, пока текут в моря нормандские реки и горделиво возносятся к небу башни в Кане.
Нельзя не радоваться тому, что множество этих исторических памятников остались нетронутыми. И это при том, что в разное время было в Нормандии пять периодов, когда дух разрушения и иконоборчества вырывался на свободу, удивительно, что старые здания еще существуют. Кроме давних опустошительных
