— «Изготовлено фирмой Ранкитера в Цюрихе»… — прочитал вслух Эл. — Здесь также адрес гарантийной мастерской на территории Североамериканской Федерации. В Дес Мойнес. Адрес тот же, что и на спичечной коробке. — Он протянул инструкцию Джо и предложил: — Поедем в Дес Мойнес. Эта книжечка — первое доказательство связи между обоими местами. — «Интересно, почему именно Дес Мойнес? — задумался Эл».
— Припомни-ка, — обратился он к Джо, — что связывает Ранкитера с Дес Мойнес?
— Ранкитер там родился, — сказал Джо, — и провел первые пятнадцать лет своей жизни. Время от времени он вспоминал об этом.
— Значит, теперь, после смерти, он вернулся туда. Тем или иным способом. — «Теперь Ранкитер одновременно находится в Дес Мойнес и в Цюрихе, — думал он. — В Цюрихе, в Моратории Возлюбленных Собратьев, в его мозгу были обнаружены явления метаболизма и, несмотря на это, с ним не удается установить контакт. В Дес Мойнес в физическом смысле его нет, и тем не менее там можно с наибольшей вероятностью наладить с ним контакт. По сути дела, при помощи инструкции по использованию магнитофона контакт уже налажен, по крайней мере с одной стороны — от него к нам. Тем временем, — продолжал он свои размышления, — наш мир замирает, откатывается в собственное прошлое, Демонстрируя реалии прошедших этапов своего развития. Быть может, проснувшись в конце недели, мы увидим, как по Пятой авеню проезжают, перезваниваясь, трамваи. «Троллей Доджерс», — подумал он, пытаясь понять, что означают эти слова. Забытое название из прошлого появилось в его мозгу — туманное воспоминание, вытесняющее реальную действительность. Под воздействием этого неясного ощущения он почувствовал себя не в своей тарелке, такого с ним еще не случалось — прошлое неожиданно сделалось слишком материальным.
— «Троллей Доджерс», — произнес он вслух. — Название по меньшей мере столетней давности подсознательно отпечаталось в его сознании — он не мог забыть его.
— Откуда вы знаете это название? — удивился начальник мастерских. — Его уже никто не помнит. Так называлась некогда бруклинская команда. — Он подозрительно посмотрел на Эла.
— Пойдем-ка лучше наверх, — сказал Джо. — Надо убедиться, что ни с кем ничего не случилось. А потом отправимся в Дес Мойнес.
— Если мы не отправимся туда сейчас же, — сказал Эл, — может случиться, что путешествие займет у нас день или два.
«Средства сообщения будут становиться все более примитивными, — подумал он. — Ракетопланы сменятся реактивными самолетами, которые в свою очередь уступят место аппаратам с двигателями внутреннего сгорания. А позже — передвижение по железной дороге, когда паровоз, работающий на угле, тащит за собой поезд, конные экипажи… Нет, невозможно, чтобы нас отшвырнуло так далеко, — сказал он сам себе. — И, однако, вот у меня в руках магнитофон сорокалетней давности, который приводится в действие резиновыми пассиками и таким же роликом. Значит, может дойти и до этого».
Вместе с Джо они быстро направились к лифту. Джо нажал кнопку. Они молча ждали, взволнованные, погруженные в свои размышления.
Лифт появился с грохотом, который вывел Эла из состояния задумчивости. Он машинально распахнул железную раздвижную дверь. И обнаружил, что стоит перед открытой кабиной, висящей на стальном канате и разукрашенной медальонами из полированной латуни. Скучающий лифтер в ливрее сидит на стульчике, держа руку на кнопке и безразлично поглядывая на них. Но то, что почувствовал Эл, никак нельзя было назвать безразличием.
— Не входи, — сказал он, придерживая Джо. — Посмотри и сосредоточься, попробуй вспомнить лифт, на котором мы ехали сегодня, совсем недавно: гидравлический привод, оборудование, автоматика, полная бесшумность…
Внезапно он замолчал. Шумная машина исчезла, и на ее месте появился знакомый ему лифт. Однако он продолжал ощущать присутствие той, старой кабины, она притаилась где-то на краю его поля зрения, словно готовая выпрыгнуть, как только он и Джо забудут о ней. «Она хочет вернуться, — подумал он. — Она намерена появиться снова. Мы можем задержать этот момент на какое-то время, самое большее, наверное, на несколько часов. Процесс смещения во времени набирает силу; архаические объекты врываются в наш мир быстрее, чем нам это казалось. Теперь каждый скачок равен веку. Лифту, который мы видели, никак не менее ста лет. И все-таки, — думал он, — мне кажется, что мы можем в определенной степени контролировать это явление. Мы вспомнили привычный современный лифт, и он заново появился. Если бы все мы держались вместе, если бы мы действовали как одно существо, состоящее из двенадцати личностей, а не двух…»
— Что ты там такое увидел? — спросил Джо. — Почему ты не позволил мне войти в лифт?
— Ты не видел старого лифта? Открытой кабины с латунной отделкой образца года 1910? И лифтера, сидящего на стульчике?
— Нет, — ответил Джо.
— Но что-то ты видел?
— Да, — ответил Джо, — обычный лифт, который я каждый день вижу у нас в конторе. Видел то же, что и всегда, то же самое, что и сейчас. — Он вошел в кабину, повернулся и, застыв, посмотрел на Эла.
«Значит, наше восприятие действительно начинает различаться, — понял он. — Что бы это могло значить?»
Это ему совсем не нравилось. Более того, ему показалось, что это наиболее катастрофическая перемена из всех, какие произошли с момента смерти Ранкитера. Значит, их уже не просто смещало во времени, но смещало с неодинаковой скоростью. У него появилась интуитивная уверенность, что то же самое почувствовала перед смертью Венда Райт.
Он попробовал представить, сколько времени осталось ему самому.
Вдруг он осознал, что чувствует жуткий пронизывающий холод, который уже давно — он не помнил, с какого момента, — вошел в его тело. Холод этот охватывал не только его — весь мир. Это напомнило ему последние минуты, проведенные на Луне. Холод искажал очертания предметов, искривлялся в форме раздувшихся пещер, которые лопались с ужасающим треском. Мороз проникал во все щели, добирался до сердцевины предметов, до стрежня, который был источником их жизни. Эл видел теперь что-то вроде оледеневшей пустыни, из которой выпирали обнаженные скалы. Окружающее его пространство превратилось в плоскую равнину, выдуваемую ледяным ветром. Ледовый покров становился все толще, скал почти не было видно. На границе его поля зрения стала скапливаться тьма…
«Прочь! — заставил он сказать себе. — Прочь! Все это существует только в моем воображении. Мир вовсе не исчез под воздействием ветра, льда и тьмы; все это происходит внутри меня, но мне кажется, что именно это я вижу вокруг себя. Странно, — думал он. — Неужели во мне заключен весь мир? Ограничен моей телесной оболочкой? Когда это случилось? Должно быть, это симптомы, сопутствующие смерти, — понял он. — Эта неуверенность, которую я ощущаю, приторможение всех функций, ведущее к полной энтропии, — тот самый процесс распада. Лед же, который я вижу, — символ этого процесса. Когда я сомкну глаза, — решил он, — весь мир исчезнет. Однако где же новые миры, ведь я должен их посетить — новые миры, ведущие к новому лону? Где, в частности, туманный красный свет, который символизирует наступление агонии? А темный красный свет, являющийся символом звериной алчности? Где они? Я чувствую лишь полное исчезновение тела, вижу подступающую тьму, замерзающую равнину под угасшим солнцем.
Это не обычная смерть, — сказал он себе. — Это нечто неестественное; естественный процесс умирания, благодаря воздействию какого-то непонятного фактора, оказался бесцеремонно нарушенным.
Может быть, я нахожусь еще только на пороге смерти и смогу понять, что происходит, если лягу и отдохну, — думал он, — если достаточно энергии, чтобы задуматься над этим».
— Что случилось? — спросил Джо. Они все еще поднимались на лифте.
— Ничего, — коротко ответил Эл и подумал: «Им может еще повезти, мне — уже нет».
Лифт поднимался в полной тишине.
Входя в конференц-зал, Джо заметил, что Эла с ним нет. Выглянув в коридор, он увидел, что Эл стоит в одиночестве, не трогаясь с места.
