семейных проблемах. Вы стараетесь держаться друг от друга как можно дальше, чтобы не совершить какого–нибудь явного преступления… Ничего не понимаю.
— Я тоже так думала, когда Эрик был со мной, но ошибалась, — сказала Кэти. — Теперь я знаю лучше и уверена, что он чувствует то же самое.
— Уверена? — рявкнул Джонас. — Тогда позвони ему. — Он показал на видеофон, стоявший на столе Вирджила. — Увидишь, что он скажет. Я лично считаю, что расставание вам только на пользу, и не сомневаюсь, что Эрик об этом тоже знает.
— Я могу идти? — спросила Кэти. — Мне хотелось бы вернуться в свой кабинет.
Она почувствовала, как к горлу подступает тошнота, и перепугалась. Ее измученное, зависимое от наркотика тело металось в поисках облегчения, управляя ее поступками и вынуждая отправиться следом за Эриком в Шайенн — независимо от того, что говорили Эккерманы. Она не могла сдержаться и даже в своем теперешнем состоянии отчетливо видела будущее. От йот–йот–180 ей никуда не деться. Лилистарцы были правы. Ей придется вернуться к ним, пойти по адресу, указанному на визитке Корнинга.
«Господи, — подумала она. — Если бы только я могла открыть все Вирджилу. Я просто должна кому–то об этом рассказать».
Тут ей пришло в голову вот что: «Расскажу Эрику. Он врач и сможет мне помочь. Именно за этим я и поеду в Шайенн, а вовсе не для них».
— Могу я попросить тебя об одной вещи? — спросил Джонас Эккерман. — Кэти, ради бога, послушай.
Он снова сжал ее руку.
— Слушаю, — раздраженно ответила она. — Только отпусти меня. — Женщина вырвала руку и отодвинулась от него. — Терпеть не могу, когда ко мне так относятся.
Кэти гневно посмотрела на внучатого племянника босса.
Джонас сказал, тщательно взвешивая каждое слово:
— Мы разрешим тебе поехать к мужу в Шайенн, если ты обещаешь подождать еще сутки.
— Зачем? — Она ничего не понимала.
— Чтобы прошел первый шок после расставания, — объяснил Джонас. — Надеюсь, через сутки у тебя в голове прояснится настолько, что ты откажешься от своих намерений. А пока… — Он посмотрел на Вирджила, который кивнул в знак согласия. — Я буду с тобой. Весь день и всю ночь, если потребуется.
— Даже думать не смей! — возмущенно ответила она. — Я не стану…
— Я знаю, что с тобой творится что–то неладное, — мягко сказал Джонас. — Это видно даже с первого взгляда. Не думаю, что стоит оставлять тебя одну. Я берусь проследить, чтобы с тобой ничего не случилось.
Он тихо добавил:
— Мы слишком тебя ценим и не можем позволить совершить необратимый поступок. — Он снова сжал ее руку, на этот раз болезненно и решительно. — Давай–ка спустимся в твой кабинет. Займешься работой, и тебе сразу станет лучше, а я буду сидеть тихо как мышь, ни во что не вмешиваясь. Вечером полетим в Лос–Анджелес, на ужин в «Спинглер». Я знаю, что ты любишь морепродукты.
Он повел ее к двери кабинета.
«Я сбегу от тебя, — подумала Кэти. — Ты не настолько умен, Джонас. Еще сегодня, может быть вечером, я отвяжусь от тебя и поеду в Шайенн, — размышляла она, снова ощущая пугающую тошноту. — Вернее, потеряю тебя, брошу, оторвусь в лабиринте ночной жизни Тихуаны, где случается всякое — страшное, чудесное и прекрасное. С этим городом тебе не совладать. Я сама едва с ним справляюсь, хотя вполне неплохо знаю. В ночной Тихуане я провела немалую часть жизни, и вот чем все закончилось. Я хотела найти в жизни нечто чистое и загадочное, а вместо этого связалась с чужаками, которые ненавидят людей, стремятся к господству над ними. Наши союзники. Теперь мне ясно, что мы должны с ними сражаться. Если в Шайенне мне удастся встретиться с Молинари один на один, а такое не исключено, то я скажу ему, что мы выбрали себе неподходящего союзника и такого же врага».
— Мистер Эккерман, — сказала она, быстро повернувшись к Вирджилу. — Я должна ехать в Шайенн, чтобы кое–что сказать Генеральному секретарю. Это касается нас всех и имеет отношение к войне.
— Скажи мне, а я ему передам, — сухо ответил Вирджил. — Так у тебя будет больше шансов, поскольку сама ты никогда не сможешь с ним встретиться. Ты ведь не одна из его девочек или двоюродных сестер.
— Именно, — сказала Кэти. — Я его дитя.
Это казалось ей вполне осмысленным. Все жители Земли были детьми Генерального секретаря ООН, ожидавшими, что отец обеспечит им безопасность. Но у него это почему–то не получалось.
Кэти пошла следом за Джонасом Эккерманом, уже не сопротивляясь.
— Я знаю, чего ты хочешь, — сказала она ему. — Ты пользуешься случаем, что Эрика нет, а я в таком ужасном состоянии, и хочешь заняться со мной сексом.
— Что ж, посмотрим, — рассмеялся Джонас.
В его смехе не слышалось чувства вины, лишь надменная уверенность в себе.
— Вот именно, — подхватила она, вспомнив лилистарского полицейского Корнинга. — Посмотрим, удастся ли тебе. Я лично в этом сомневаюсь.
Ей уже не хотелось отталкивать его большую властную руку, которая все равно через мгновение вернулась бы на прежнее место.
— Знаешь что, — начал Джонас. — Если бы я не знал, что это невозможно, то, судя по твоему поведению, сказал бы, что ты находишься под воздействием вещества, которое мы называем йот–йот–сто восемьдесят. Но это исключено, — добавил он. — Поскольку ты никак не могла бы его достать.
— Что?.. — пробормотала Кэти, уставившись на него и не в силах вымолвить больше ни слова.
— Это такой наркотик, — пояснил Джонас. — Созданный в одном из наших филиалов.
— А не ригами?
— Фрогедадрин, или йот–йот–сто восемьдесят, был разработан в прошлом году в Детройте. Это сделали сотрудники фирмы под названием «Хэзелтайн», контролируемой нашей корпорацией. Мы запустим его в производство еще в этом году. Он станет могущественным оружием.
— Потому что вызывает сильную зависимость? — бесцветным голосом спросила она.
— Нет, конечно. Так действуют многие наркотики, начиная с производных опиума. Дело в галлюцинациях, вызываемых им, — объяснил Джонас. — Это нечто вроде ЛСД.
— Расскажи мне про них, — попросила Кэти.
— Не могу, это военная тайна.
— Господи! — рассмеялась Кэти. — То есть узнать об этом я могла бы, лишь приняв его сама.
— Как ты сумела бы? Фрогедадрин невозможно достать. Даже если он начнет производиться в массовых масштабах, мы однозначно не позволим населению его использовать. Этот наркотик — яд! — Он грозно посмотрел на нее. — И речи быть не может о том, чтобы принимать такую отраву. Все подопытные животные, которым его вводили, погибли. Забудь, что я вообще о нем говорил. Я думал, Эрик тебе про него уже рассказывал… Я вообще не должен был об этом говорить, но ты действительно вела себя странно. Поэтому у меня и возникла мысль о йот–йот–сто восемьдесят. Не только я, но и все мы очень боимся, что кто–то из наших людей каким–то образом выбросит его на земной рынок.
— Будем надеяться, что этого не случится, — сказала Кэти.
Ей хотелось смеяться, происходящее казалось каким–то безумием. Лилистарцы добыли наркотик на Земле, но делали вид, будто получили его от ригов.
«Бедная Земля, — подумала она. — Мы не можем даже приписать себе заслуг в создании этого ужасного наркотика, который разрушает разум, — потенциального оружия, по словам Джонаса. Кто использует этот наркотик? Наш союзник. Против кого? Против нас. Круг замкнулся. Наверняка есть некая космическая справедливость в том, что первым существом, зависимым от него, стал землянин».
— Ты спрашивала, не был ли йот–йот–сто восемьдесят с оздан нашими врагами, — нахмурившись, сказал Джонас. — Значит, ты о нем слышала, то есть Эрик тебе рассказывал. В этом нет ничего дурного. Секретными являются лишь сведения о его свойствах, а не о существовании. Риги знают, что с химическим оружием мы экспериментируем уже много десятилетий, с двадцатого века. Это одна из земных специальностей, — усмехнулся он.
