закрывающих открытый дверной проем, до его слуха донеслись какие-то звуки: похоже, там кто-то негромко разговаривал. Временами отчетливо слышался мужской и женский смех.
Максимилиан нахмурился еще больше.
С тех пор как в последний раз он был в этом зале, прошло не менее года. Однажды вечером, когда он одиноко бродил по этим коридорам и залам, ему пришла в голову одна нелепая мысль. Глупая мысль, несчастная мысль, он знал, что ничего хорошего из этого не выйдет, и все-таки не удержался и сотворил нечто вроде приема — с гостями, выпивкой, в общем, все, как полагается.
Покинул компанию он довольно рано, другими словами, попросту удрал обратно в кабинет, к своим книгам. И вот теперь он стоял здесь и мучительно вспоминал, уничтожил ли он все тогда перед уходом. А за портьерой продолжали о чем-то болтать. Он тупо смотрел на электрифицированный канделябр. Черный шнур удлинителя, который он сам протянул к другому канделябру в тот зал, где проходил прием, все так же, петляя и змеясь, бежал по ковру и пропадал за портьерами.
Озабоченность его росла. Прием носил официальный характер. А на Максе была все та же мешковатая вельветовая куртка. Вдруг — возможно, слишком вдруг — он отдернул драпировку и очутился на крохотном балкончике.
— Максимилиан! Вы только посмотрите, ну я же говорила, что он вернется! Стив, Берт, Ронни, — Макс вернулся!
— Ты как всегда вовремя, старина! На часах почти полтретьего.
— Давай, спускайся, сейчас мы с тобой выпьем. Хочешь мартини?
— О Карл, ну кто же так поздно пьет мартини? Налей Максу чего-нибудь покрепче!
Вцепившись в перильца балкона, Максимилиан молча смотрел вниз. Он открыл было рот, но язык прилип к гортани. Он мучился, ломая голову, что бы такое придумать, что бы такое сказать — что-нибудь этакое, остроумное.
— Макс! Ронни только что рассказал мне анекдот — обхохочешься! Давай, Ронни, выдай его Максу, ну тот самый, помнишь, ты сейчас рассказывал! Про этого, как его… ну ты знаешь, какой!
— Да-да, Грэси так смеялась, что потеряла туфлю. Грэси, ты нашла туфлю?
— Макс, ну иди же к нам, Макс! Ты ведь не думаешь снова удрать от нас, ведь верно?
— Ну конечно, никуда он не уйдет! Ведь он только что пришел, верно, Макс? А, Макс?..
В коридоре Максимилиан остановился. Ладони стали влажными. Он распрямил пальцы и сразу почувствовал, как они похолодели. Он попытался сосредоточиться, собрать всю свою волю и уничтожить все, что происходит там, за его спиной.
Слегка покачивались портьеры. За ними бормотали, булькали голоса. Засмеялась женщина. Снова голоса. Засмеялся мужчина.
Нет, совершенно нет никаких сил. Гнев, без которого невозможно вычеркнуть все это из бытия, угас. Он сглотнул, в горле раздался какой-то странный клекот.
Сунув руки в карманы куртки, он поспешил прочь.
Створки ворот заскрипели, царапая камень. Джо осторожно выглянул и посмотрел на мост. На той стороне рос мелкий кустарник; дальше шумели на ветру деревья. Вдруг гладкая поверхность воды мгновенно покрылась рябью — словно кто-то невидимый смял блестящую фольгу. Ужас раздробил его сознание на тысячи мельчайших осколков, и в каждом, словно в сложном глазу насекомого, каким-то немыслимым абсурдом отразился, мелькая и переливаясь, крохотный кусочек представшей перед ним реальности. Но мгновением позже вернулся обычный страх, с которым вполне можно было справиться.
С каменной мостовой он шагнул на деревянный настил моста, секунду помедлил, держась рукой за семидюймовое звено цепи подъемного механизма, потом вдруг вспомнил, что вся цепь покрыта густым слоем смазки. Он отдернул руку, посмотрел на грязные пальцы, вытер руку о джинсы и сунул ее в задний карман. Все равно нужно мыло. Да и вода тоже…
В кустах за мостом кто-то зашевелился. Пристально всматриваясь сквозь запотевшие очки и усиленно моргая от напряжения, Джо шагнул вперед. Вдалеке, за зарослями кустарника, чуть слышно шумели деревья. Порыв ветра откинул в сторону полу его кожаной куртки; звякнули петли на молниях. От кустов отделилась какая-то фигурка, метнулась вперед, и Джо увидел, как по мосту быстро, будто вовсе не ожидая на пути никаких препятствий, шагает мальчишка.
Мальчишка был абсолютно голым.
Теперь он потихоньку крался, то и дело припадая к настилу. Останавливался, замирал, стоя на цыпочках. Локти прижаты к бокам. По плечам, словно клочья самой ночи, хлещут на ветру черные волосы.
— Тебе чего тут надо? — сквозь ветер прокричал Джо.
Левый глаз перевязан черной тряпкой. Правый, огромный и желтый, время от времени моргает.
— Говори же! — снова крикнул Джо.
Мальчишка засмеялся: смех был похож на колючую проволоку, шуршащую по сухим сосновым иголкам. Вот он снова прижал локти к бедрам. Сделал еще шаг.
— Убирайся отсюда, — приказал Джо.
— А, Джо, это ты? Привет!
— Сейчас же убирайся отсюда, — повторил Джо.
Ноги парня сплошь были покрыты царапинами и ссадинами. Набычившись, он посмотрел прямо в глаза Джо.
— Может, все-таки пустишь, а, Джо? — тут он расхохотался, будто в глотке у него заклокотал вулкан.
— Не пущу. Тебе здесь нечего делать.
— Да брось ты, Джо. — Еще шаг навстречу, и мальчишка протянул ему руку. — Пусти, и я скажу, что мне здесь надо.
Джо коснулся холодной, твердой ладони.
— Надо отпереть комнату наверху. Просто-на-просто открыть дверь, и все: кто бы там ни был, пускай выходит.
— Зачем?
— Как ты думаешь, что будет, если его выпустить?
— Кого выпустить?
Парень вдруг хихикнул и тыльной стороной ладони вытер губы.
— Знаешь, Джо… — он окинул взглядом тускло освещенный вход, — может, тогда наконец часы в Восточном Флигеле перестанут безбожно врать и будут справляться со своим делом как следует. А вы с Максимилианом, возможно, не захотите больше здесь жить и уйдете в лес. Интересная мысль, верно?
Но совсем другая мысль, совсем другое чувство беспокоили Джо, и он попытался сосредоточиться.
Вдруг тон мальчишки резко изменился.
— Я должен отпереть ее, понимаешь? Проведи меня туда, а, Джо? Ну просто покажи мне эту дверь, покажи, и все. Остальное я сделаю сам. Я выпущу его и уйду.
— НЕТ!.. — всю силу своего голоса Джо вложил в это слово. Но из горла вырвался лишь хриплый шепот. Где-то далеко, в недрах замка откликнулось слабое эхо. Он обернулся, словно прислушиваясь (в это мгновение он понял, что именно беспокоило его: ему было просто страшно), и юркнул в ближайший дверной проем.
— Джо!..
Кубарем он скатился по тускло освещенной лестнице. Снизу оглянулся и на серебристом фоне лунного света увидел силуэт: держась за стены, мальчишка осторожно спускался следом.
Тут Джо оступился и ударился пяткой о камень, да так сильно, что боль отозвалась в голове. Он собрал остатки сил и, прихрамывая, побежал дальше.
Вот и низенькая арка, откуда знакомые ступеньки кратчайшим путем ведут наверх, туда, где ждет запертая комната. Он лихорадочно соображал, куда бежать; куда угодно, только не туда…
Шаги раздавались совсем близко.
— Джо!..
Он никак не мог вспомнить хоть какой-нибудь поворот, какой-нибудь спасительный боковой
