юэгжи, у которых жила, и говор жителей Страны Снегов — Бота, и гортанные крики подвижных желтолицых людей Срединной Страны, куда ушел северянин. Больше всего ее привлекали жители Бот. От них словно веяло свободой, которой Бахтигуль так не хватало. Ее сердце рвалось на юг, и каждый раз, когда кочевники высокогорья покидали постоялый двор, Бахтигуль смотрела им вслед, и так хотелось ей, как они, закинуть котомку за плечи и идти, идти. Но вместо этого она снова мела двор, чистила посуду и металась во сне, отражая атаки незримых врагов, которых никогда не видела и даже не знала, что такое сражение.
Как-то, когда снова пришла весна, открылись перевалы, ведущие в высокогорную страну, повеяло свежим ветром, зовущим в дорогу, Бахтигуль стояла на краю селения, погруженная в недетские думы. На ее плечо легла теплая рука. Девочка оглянулась. Ей улыбался сухощавый старик. Ветер теребил его седую редкую бороду, залетал в такие же волосы, то и дело падающие на лоб длинными прядями, прикрывающими глубоко посаженные глаза, внимательный взгляд которых говорил Бахтигуль больше, чем слова, произнесенные, как призыв.
— Того, кто рожден свободным, не сможет удержать никакая клетка.
Старик ушел, а Бахтигуль, молча проводив его взглядом, вернулась на постоялый двор, собрала свои нехитрые пожитки и вышла на южную дорогу, без сожаления оставив за спиной два года ожидания.
Глава 11. Встреча
Пыль, поднятая быстрыми лошадиными ногами, закружилась вихрем и шлейфом понеслась за всадниками. Изящные ахалтекинцы, бока и круп которых блестели на солнце, словно атласные, а чуткие ноздри трепетали, ловя ветер, промчались мимо трибун.
— Мама, мама, смотри, тот коричневый в белых носочках, бежит первым! — поддавшись азарту, кричал Алешка.
— Не коричневый, а гнедой, — поправила Сима, сама не отрывая глаз от коней, мчавшихся уже на другом конце ипподрома.
Гонг и радостные крики болельщиков возвестили о конце гонки. Победил Наполеон — тот самый гнедой, за которого болел Алешка.
— Ну, что, все? — спросила Сима, устало поглядывая на мужа. — Я бы поспала сегодня… хоть один денечек выспаться…
— Нечего засиживаться допоздна каждый день, — чмокнув ее в лоб, мягко ответил Саша и, подтолкнув сына, предложил: — Пойдем, сфотографируемся с победителем!
— А можно? — глаза Алешки заблестели.
— Можно, идем! А ты тут посиди, только не усни, — Саша подмигнул Симе.
— Не-е, я с вами, тоже хочу с ахалтекинцем сфотографироваться!
Вокруг победителя толпился народ. Наполеон, накрытый красным шелковым полотнищем, гордо держал голову, то и дело прядя длинными ушами. Пробравшись к нему, Саша поднял на руки Алешку, прижал к себе Симу и все улыбнулись, а конь даже кивнул на щелчок фотокамеры.
— Теперь идем домой! Воскресный выход закончен! — торжественно объявил Саша, на что Алешка возразил:
— Нет, смотрите, там такие лошадки!.. — и потянул родителей к обочине зеленого поля, на краю которого стояли статные красавцы с широкой грудью, длинным густым хвостом и остриженной до щетки гривой.
— О! — даже Сима, несмотря на желание поскорее положить голову на подушку, не удержалась от восторга.
— Это карабаиры, — пояснил кто-то сзади.
Сима вздрогнула и обернулась. Солнце светило сбоку, слегка ослепляя. Сима приложила ладонь ко лбу, защищая глаза. Одного взгляда на человека, стоявшего перед ней, оказалось достаточно, чтобы сердце в груди забилось в бешеном ритме. В пышных волосах мужчины, закругляющихся кольцами на концах, прятались пучки солнечных лучей. На смуглом скуластом лице играли тени. Сима почувствовала внимательный взгляд прищуренных глаз, ее обдало жаром, словно в лицо ударил степной ветер — горячий, напоенный ароматом распаренных трав.
— Арман, — тихо произнесла она имя, которое вот уже семь лет повторяла разве что про себя или во снах, но с каждым годом все реже и реже.
— Вы знаток этой породы? — неожиданно вмешался Саша.
— Я конезаводчик из Казахстана, — с трудом отведя взгляд от Симы, Арман переключился на ее мужа, то и дело посматривая на черноволосого мальчугана, стеснительно прячущегося за отца, — специально приехал за такими конями.
— У-у, — понимающе протянул Саша, — а эти — ваши?
— Уже да, я купил их, — лицо Армана осветила довольная улыбка. — Я вижу, ваш сын интересуется лошадьми, хочешь посмотреть ближе? — присев на корточки перед Алешкой, он подал ему раскрытую ладонь. — Идем, можно даже покататься на том, видишь, серый такой, как пепел в костре.
— С черным хвостом? — оживился мальчик, забыв о своей стеснительности.
— Он! Ну, идем?
Алешка поднял восторженные глаза на мать.
Сима уже пришла в себя и коротко кивнув, разрешила.
— Иди, только с папой…
Мышастый конь с ярким черным ремнем по хребту, переходящим в щетку гривы, чуть подался вперед, когда на его спину посадили мальчика. Парень, стоявший рядом, остепенил жеребца, подтянув за уздечку. Алешка крепко вцепился в гриву и почти распластался на широкой спине.
— Не бойся, он смирный, — парень похлопал серого красавца и повел по полю. Саша пошел рядом, не отпуская ноги сына.
Сима волновалась. Не столько за сына, сколько от встречи.
— Здравствуй, Сима, — как только они остались одни, Арман снова пытливо уставился на нее, — я так долго искал тебя…
— Здравствуй, — Сима чувствовала, что земля уплывает из-под ног, — вот, нашел…
— Сима, мне столько нужно сказать тебе…
— Подожди, Арман, подожди… прошло много лет, столько всего случилось… подожди, и сейчас не самый подходящий для этого момент.
Она, наконец, собралась духом и взглянула в глаза Армана. Он потянулся к манящей синеве ее глаз, но тут же отпрянул.
— Сима…
— Я замужем, у нас сын, мы, конечно, можем поговорить, но… но это ничего не изменит, — голос Симы стал тверже.
Арман перебил ее.
— Сын. Я вижу.
Сима испугалась. Надо быть слепцом, чтобы не увидеть явного сходства… И что будет дальше? Сима не хотела, чтобы у Армана появилась хоть какая-то надежда и потому она ответила резко:
— Да, Арман, сын. Мой и Сашин. И так будет. Запомни это!
Сима готова была броситься в бой за свою семью. Именно сейчас она почувствовала, насколько она ей дорога.
Саша, следуя за сыном, то и дело оглядывался, и в его позе, в его напряженном лице Сима угадывала волнение. Она поняла, что от мужа не ускользнуло сходство казаха и Алешки. «Не переживай, дорогой, никто не разрушит нашу семью. Мы столько за нее боролись, что это просто невозможно», — подумала она, улыбнулась, успокоившись, и уже мягче сказала Арману:
— Завтра к семи приходи в сквер напротив Музея истории, поговорим, раз уж встретились. Найдешь?
— Найду, — Арман грустно улыбнулся и пошел навстречу своему карабаиру, любуясь счастливым
